Джулиан задумался.

- А как мисс Клэр выглядела?

- Почему вы спрашиваете? – любезно спросил Тиббс.

- Я надеюсь, что когда-нибудь буду иметь честь с ней познакомиться. Не хотело бы пропустить такую возможность, не узнав её.

- Верити не похожа на Квентина – она светлоглазая блондинка. Высокого роста – для женщины – и очень худая.

- Красивая?

- Мой дорогой мистер Кестрель, красота – в глаза смотрящего, и я не могу дать оценку.

- Это значит, что у неё нет бородавок, косоглазия или горба?

- Нет, – ответил Тиббс с улыбкой, – ничего подобного.

- Вы не можете предположить, где можно найти её? У неё должны быть друзья на континенте, с которыми знакомы и вы – я предполагаю это в интересах того, что она действительно там.

- Вы очень добры, предполагая это, даже в интересах чего угодно, но лжец из меня никудышный, – глаза Тиббса замерцали. – Я был бы счастлив дать вам имена и адреса её друзей в Париже, Вене и так далее. Дайте мне пару минут написать их.

«Конечно, ты это сделаешь, не так ли? – подумал Джулиан. – Тебе бы хотелось увидеть, как я бегаю по всей Европе за пустышками».

- Я не могу доставлять вам такие трудности. Спасибо за то, чтобы соизволили поговорить со мной.

- Вы уже уезжаете? Я надеялся, что вы останетесь на обед.

Джулиан сухо улыбнулся.

- Вы очень добры, но кошки-мышки – утомительная игра, а у меня есть куда потратить силы. Ваш слуга, мистер Тиббс.

Он вернулся в трактир, где оставил кучера. Обнаружив, что тот относительно трезв, Кестрель велел ему подать двуколку. Пока они тряслись по обратной дороге, Джулиан боролся с загадкой Тиббса. Его лицо, его голос – даже есть странное название «Монтакьют» – всё это всплывало в его памяти, но ускользало от взора. Он чувствовал, что Тиббс мог бы развеять этот туман, если бы захотел. Но как заставить его говорить?

По крайней мере, теперь он знал, что Верити Клэр пропала, а её дед и брат скрывают, куда. Но почему? Она была соблазнена, погублена, забеременела? Больна или умерла? Быть может, она совершила преступление – и не было ли этим преступлением убийство Александра Фолькленда?

Вопросов намного больше, чем ответов. А осталось всего три дня. Джулиан, сбитый с толку и слегка огорчённый поражением, что нанёс ему Тиббс, отказывался работать дальше. Дорога стала ровной, а поездка – относительно терпимой, так что Кестрель уснул.

Ему снилось, что он с большой высоты смотрит на Дэвида Адамса. Свет озаряет его снизу. На Адамсе была чёрная мантия и шапочка, а длинная чёрная борода скрывала половину лица. Он поднял руку, и его голос разнёсся по пустоте: «Да разве у еврея нет глаз..?»

Джулиан вскочил.

- Стой! – крикнул он кучеру. – Поворачивай! Мы возвращаемся!

Глава 23. Призраки

Всего через несколько минут Джулиан уже стучал в двери Тиббса.

- Мистер Кестрель! – в дверях появился Тиббс. Он уже сменил свою поношенную садовую куртку на элегантный тёмно-зелёный шерстяной сюртук. – Входите, входите! Я догадывался, что вскоре снова буду иметь удовольствие вас видеть.

- Я вернулся, чтобы попросить у вас прощения.

- Мой дорогой мистер Кестрель! За что же?

- За то, что не смог сразу узнать Монтегю Уайлдвуда.

По лицу Тиббса расплылась широкая улыбка. Он поклонился, в Джулиан подивился тому, как не узнал Тиббса, когда тот в первый раз поклонился ему – это был гордый, но подобострастный поклон, которым он будто одновременно требовал аплодисментов и отдавал должное публике.

- Я видел, как вы играли Шейлока^[71], когда был мальчиком. Вы были великолепны.

- Мой дорогой, сэр, вы лишаете меня дара речи.

- Это возможно? – мягко спросил Кестрель.

- Редко, но такое всё же случается. На самом деле, я ошеломлён, что вы помните такое старое выступление. Это произвело на меня впечатление.

Он помнил. Это была одна из немногих пьес, которую они с отцом видели от начала до конца. Как правило, они прибывали только к третьему действию, когда билеты продавали задешево. В ту ночь они здорово повеселились. После представления они отправились за мороженым и бродили по Вест-Энду вдоль рядов роскошных домов, экипажей, украшенных яркими гербами, лакеев в блестящих ливреях, дам в греческих платьях, похожими на богинь. Нет, он не забыл ту ночь, его первое яркое впечатление о том, что было миром его отца.

- Мы должны поговорить больше, – сказал Тиббс. – Мне нечасто являются призраки тех дней. Я как раз собирался сесть за обед и настаиваю, чтобы вы присоединились ко мне.

- Спасибо, я буду очень благодарен. У нас есть, о чём поговорить.

- Это звучит зловеще. Но не берите в голову – мы сядем на землю и будет делиться печальными истории о… о чем вы пожелаете. На самом деле, мы сядем за стол в гостиной – там куда удобнее. Идёмте за мной.

В гостиной был накрыл стол, а блюда поданы на буфете. Тиббс позвонил экономике, и велел подать ещё один прибор. Они отведали холодной птицы, свежего дорсетского сыра и фруктов из теплицы Тиббса, и закончили это бутылкой первоклассного фронтиньяка^[72].

- Я не совсем обманывал вас, когда говорил, что был портным, – объяснил Тиббс, – это ремесло моего отца, и я должен был унаследовать его. Но ещё когда я мог пешком ходить вот под этот стол, меня привлёк театр, и ничто не могло меня отвадить. В пятнадцать лет я научился кроить и шить костюмы, и ещё несколько лет интриговал, боролся и льстил, пока, наконец, не получил возможность сказать реплику со сцены. С тех пор моя карьера пошла в гору – сначала маленькими шажками, потом огромными прыжками. Вернее, карьера Монтегю Уайлдвуда. Я решил, что мне нужно более заметное имя. «Тиббс» звучит… слишком похоже на портного. И моя семья была в ужасе от моего призвания. Даже когда я стал знаменитым, они не хотели связывать своё имя с порочным миром театра.

Джулиан подумал, что у родственников Тиббса были некоторые причины для такого отношения. Монтегю Уайлдвуд был не только блестящим актёром, но и записным повесой – уважаемая семья ремесленника не захотела бы признать такого человека.

Тиббс погрузился во воспоминания о сценической карьере. Джулиан слушал его с удовольствием; его интересовал театр, а Тиббс был прекрасным рассказчиком. Через некоторое время он напомнил себе, что ему следовало бы изучить жизнь Тиббса. Тот будто прочёл его мысли, потому что внезапно сказал:

- Но я думаю, что вы хотите услышать рассказы не о моём видении Мирабелла^[73] – хотя оно получило признание, если вы позволите так сказать. Вы хотите узнать о Квентине и Верити. Пока я делал себе имя в Друри-Лейн, моей сестре повезло выйти за пивовара, который вскоре разбогател. У них была дочь, для которой они готовили великую судьбу. Её посылали в лучшие школы и готовили к замужеству за джентльменом. Я встречал её лишь несколько раз и считал заносчивой, скучной девчонкой. Но помните – я был скверно воспитанным актёром и ничего не знал о джентльменах.

В подобающий срок эта выдающаяся девушка вышла за барристера по имени Клэр – блестящего, достойного человека, такого же заносчивого, как она. Конечно, они обходили меня по широкой дуге. Никто из их богатых друзей не подозревал о связи между ними. Они любезно прислали мне сообщение о том, что у них родились близнецы, а я любезно не стал смущать их своим появлением на крестинах.

Когда детям исполнилось шесть, их родители погибли, разбившись в экипаже, и они остались с дальним родственником своего отца. Я был родственником по матери, и никто и не думал доверить близнецов мне. Нелегко было думать о них – это ведь всё равно моя семья – так что я написал опекуну, спрашивая, не нужна ли ему моя помощь. Я подписался как Джордж Тиббс, добрый и респектабельный двоюродный дед. Не стоило говорить, что я – Монтегю Уайлдвуд. Вы, должно быть, помните, что моё имя было связано с одним-двумя скандалами за прошлые годы?