Ф:. – Что же делать?
Ж.: – Подавляющему большинству – ничего. Они настолько сродняются с суггестивным миром, что переживание Реального может послужить для них катастрофой, привести к смерти или сумасшествию. Однако, Нисон был подготовлен десятилетним подвижничеством в пифагорейской школе в Александрии. После того, что с ним приключается в Луксоре, он остаётся служить в Храме Ра, и вскоре становится учеником Верховного Жреца. Проходит еще несколько лет. Однажды Учитель приглашает молодого человека на прогулку, в ходе которой повествует о видении, которое его тревожит. Согласно этому видению, в Иерусалиме вскоре может произойти Событие, в результате которого человечество будет вовлечено в очень опасное русло, которое в будущем приведёт к необратимой катастрофе. Связано это с появлением нового Мессии. Он уже явился, его ждёт мученическая смерть, но найдутся люди, задумавшие исказить учение этого, по сути замечательного человека, и превратить знание для немногих посвященных в спрофанированное массовое верование, которое охватит огромную часть мира. Нисон получает задание отправиться в Иерусалим и передать новоявленному Мессии видение Жреца. Возможно, удастся склонить его к тому, чтобы он с небольшим количеством учеников удалился от мира.
Ф.: – Я так понимаю, что он опоздал?
Ж.: – Не совсем, но задание выполнено не было. Нисон явился в Иерусалим в ночь перед судом и казнью Иисуса. На утро, когда был вынесен приговор, и толпа ревела «Распни его!», молодой человек в полной мере ощутил, что значит знать и быть абсолютно бессильным.
Ф.: – Выходит, Нисон мог бы поменять ход истории? Представляю его отчаяние!
Ж.: – Да, это, пожалуй, самое страшное чувство из всего, что довелось мне пережить за долгую жизнь. Хотя пережито было практически всё, что только может изведать человек. Однако, я еще не рассказал, как обстояло дело. В состоянии обреченности Нисон решился на поступок, который, вероятно, никто бы не смог понять, даже Жрец, его пославший. Он рассуждал таким образом: ежели распятие произойдёт, а затем слова Мессии о воскресении сбудутся, то драматичность и торжественность казни как раз и могут послужить поводом для возвеличивания Иисуса, а затем подтасовке его учения и вброса в широкие массы. Следовательно, оставался единственный вариант – убить несчастного до того, как его распнут на кресте, убить так, чтобы эта смерть никак не могла быть представлена как нечто торжественное и великое. Сбить с ног, чтобы крест придавил беднягу, а затем нанести еще несколько точных ударов ножом, дабы мучения оказались минимальны. Молодой человек встал на пути процессии, как раз возле дома незадачливого легионера Исаака Лакедема, также находившегося рядом, и чье имя на века станет проклятым и нарицательным. Иисус приближался, и в самый момент перед тем, как Нисон был готов набросится на него, чтобы сбить с ног, а затем убить, их взоры встретились. Во взгляде Иисуса была величайшая скорбь, какую я когда-либо видел… Скорбь и знание – на что ему, по сути, приходится идти. Видимо, он и сам понимал то же, что передал Нисону Жрец бога Ра. Но понимал он ещё и другое – что такой вариант развития событий является единственно верным, остальные еще более чудовищны. Всё это было передано мне в одном взгляде, мы узнали друг друга, как узнают братья, разлучённые с самого рождения. И еще – в этом Его взоре была Передача. Передача миссии и бремени – отныне Нисон был единственным, кто знал, что же происходит. Драматизм усугублялся еще и тем, что объяснить это ученикам Иисуса или кому-то ещё, даже Учителю из Храма Ра не представлялось возможным, так как встретило бы полное непонимание. Отныне Нисону предстояло, где только возможно и насколько возможно, предугадывать развилки в развитии цивилизации и стараться в этих ключевых точках вмешаться, дабы хоть как-то подготовить людей к тому, что их ждёт. Нечеловеческая задача. Ученики Иисуса, воспринявшие его учение чересчур буквально, запустили наихудший сценарий, впрочем, иного варианта от них сложно было ожидать.
Молва спутала Нисона с Лакедемом, который, кстати, благополучно скончался через десять лет. А я мелькал то там, то тут. Пока не стал Агасфером, вписанным в легенду, также, кстати, скрепляющую уготованный сценарий.
Ф.: – Бессмертие – это же наказание, проклятие! Жить две тысячи лет!
Ж.: – Отнюдь, мой молодой друг. Та версия, так называемой, суггестивной Согласованной реальности, на восприятии которой удерживается внимание большинства людей, действительно устроена так, что жизнь, превышающая восемьдесят – сто лет, кажется мучением. Это самовнушаемая настройка, и она действительно оправдывает себя, ежели жизнь изо дня в день проходит по одним и тем же маршрутам, как в пространстве, так и в сознании. В этом случае, набрав должное количество впечатлений, человек вынужден передать их создавшей его структуре – некому Демиургу, сотворившему и поддерживающему общий сценарий суггестии. А это возможно только через смерть.
Ф.: – А зачем Демиургу человеческие впечатления?
Ж.: – Это то, что поддерживает и укрепляет сценарий суггестии, то топливо, которое её питает.
Ф.: – А кто такой Демиург?
Ж.: – Люди называют его Богом. Если выражаться метафорически, то это просто некая форма, лекало, по которой, скажем так, отливаются человеческие существа. И далее, они должны соответствовать и форме, и правилам, заложенным в этой форме. В том числе, и правилу – умирать. И морочиться от слишком долгой жизни. Если же выйти за пределы хотя бы части правил и посмотреть абстрактно, то для тех, кто сподобится усомниться в правилах – они становятся необязательными. Как в анекдоте: пришел в лес царствовать лев, и сразу зачитал зверям правило, что кого-то из них он будет кушать на завтрак, обед и ужин. Волку предложил быть съеденным на завтрак, лисе на обед – волк и лиса плачут, но – делать нечего – правило надо соблюдать. А заяц, которым лев возжелал закусить на ужин, засомневался, и спрашивает: «А можно я не приду?», – «Можно, – отвечает лев, – зайца вычёркиваю, вместо него придёт косуля». Большинству людей не выгодно выходить за рамки правил – ведь тогда придётся выстраивать собственные правила, а их этому никто не учил, это кажется неведомым и страшным. И действительно, для неограниченно долгой жизни необходим постоянный интерес к каждому мгновенью жизни. А интерес требует выхода за привычные траектории, риск, опасность неизвестности, и, главное, концентрации внимания, причем, концентрации без усилия. Это возможно лишь при очень высоком событийном градусе, типа того, на каком прошёл твой вчерашний вечер и часть ночи. Мало кто на это способен, ибо для этого нужно иметь много сил. А человек, особенно – современный человек, всю свою силу делегирует вовне, различным инстанциям, в частности, корпорациям теологии, медицины, юриспруденции, и другим, лишь бы они за него самого решали большую часть его проблем и задач.
Ф.: – Я так понимаю, что такой градус возможен только если попадаешь в ситуации, созданные кем-то извне?
Ж.: – Вот и ты, мой дорогой, о том же. Да, ты справился с обрушившимся на тебя событийным потоком крайне высокого градуса, но этот поток действительно был создан извне, то есть, это всё та же форма делегирования кому-то вовне, хотя и очень сложных функций. А поди создай такой событийный градус сам себе!
Ф.: – Но, получается, что Агасфер сумел-таки сам себе создать подобный градус?
Ж.: – Да! Хотя и тут первоначальная причина находилась вовне – то самое чувство предельного отчаяния в момент, когда его взор встретился со взором Иисуса. Иисус передал в одно мгновение тому, кого он, возможно, искал долгие годы и так и не нашел среди своих учеников, мощнейший импульс. Я чувствовал тогда, что после оглашения приговора, он, вдруг, осознал то, что было вне его внимания до того. Он ведь был уверен, что идёт на подвиг ради спасения людей, а в последний момент оказалось, что его втянули в тот же сценарий, что и прочих. Мимолётная встреча с Нисоном оказалась его последней надеждой. Что же до Агасфера, то, вопреки всем вариациям существующих легенд, я никогда не уставал от жизни, ибо меня с того самого момента вела задача, подобной которой ни у кого в этом мире не было, более того, не на кого было её возложить, так как до настоящего времени не находилось людей, сумевших бы в полной мере понять Агасфера.
