В ответ – несколько робких реплик, мол, «попробуем», впрочем, старый плут отвечать на них не стал, выдержав длинную театральную паузу.

Наина Карловна, схватила Фёдора за руки и, притянув к себе, принялась громко и выразительно шептать ему на ухо:

– Понял теперь, почему он Юриса давеча загасил? Мы считаем мысли своими, но ведь само слово – оно же ничьё. Слово, даже такое как «я» – не принадлежит мне, как это ни парадоксально – меня нет вообще…

Жорж, бросил внимание на эту милую сцену, рассмеялся и, обращаясь ко всем, вытянул руку в сторону Наины и Дяди Фёдора:

– Вот вам пример умников, то бишь, идиотов, иллюстрирующих толпу засранцев, о которых Карл Юнг писал в своей «Красной книге», как о глупцах, поклоняющихся Духу Времени и не ведающих Дух Глубин!

– Господь с тобой, Жорж, – возмутилась Карловна, – мы же как раз о глубинах!

– Вот именно, Господь со мной, а с вами хрен знает кто, – оборвал ее гуру, показав абсолютное нежелание оспаривать возражения.

Возникла пауза. Вновь пришедшим (впрочем, как и Феде), видимо стало неловко от показного авторитаризма старика, которого они почитали как Наимудрейшего. Студент, попытался затушевать сей неловкий момент:

– Уважаемый… эээ… Жорж, я наслышан, что вы общались со многими замечательными людьми. А вот с Юнгом вам доводилось встречаться?

– Я что похож на человека, который встречается с мудаками?, – в той же манере отвечал старый лис.

В это время Наина шепчет Фёдору:

– В конце пятидесятых Жорж был очень дружен с Юнгом, регулярно выступал на его конференциях «Эранос» в Швейцарии.

Нетрудно догадаться, что у нашего горемыки Фёдора от переизбытка противоречивых впечатлений дня, голова, мягко говоря, буквально идёт кругом. Одна большая мысль, которую, вопреки заверениям, без сомнения, образованнейших людей, он упрямо считает своей, вертится в этой бедовой головушке: «Это не просто секта, из которой, пожалуй, действительно не вырваться, но это еще и какой-то нелепый цирк с конями! Как мне удрать отсюда? Меня, вроде бы, никто не держит, но вот на волевое усилие, дабы покинуть этот зловещий аттракцион, я положительно не способен. Меня как будто в какой-то водоворот затягивает непонятная сила. Что делать?». Понятное дело, что вопрос сей – риторический, и никакого ответа на него Федя не найдёт, чувствуя только, что его крепко держит какая-то невидимая, но невероятно сильная рука. Знал бы он, куда эта «рука» поведёт его еще сегодня!

В комнате, несмотря на недавнее замешательство, вновь, как по мановению невидимой режиссерской палочки, воцаряется атмосфера беззаботной лёгкости. Лишь одна из женщин, видимо, умом понимая множество несоответствий между увиденным и услышанным, пытается задать вопрос, и вопрос этот, обращенный к Жоржу, даже звучит, но, к удивлению самой вопрошающей, в реплике ее слышится отнюдь не тревожность, сообразная смыслу слов, а кокетство, переходящее в жеманность:

– Позвольте, но ведь написав за пару недель тексты, по рекомендованному вами… эээ… рецепту, мы потеряем не только большинство подписчиков, но рискуем поссориться с давними друзьями. Как же это? Мы ведь пришли сюда, чтобы, наконец, найти крепкий стержень в вихре нашего противоречивого времени, некую стабильность, как основу для саморазвития…

– Крепкий стержень, о свет очей моих, ты найдешь уже через десять-двадцать минут, – хохотнул Альгис. Жорж же, напротив, взял совершенно серьезный тон и отвечал барышне:

– Стабильность, надёжный тыл, распорядок и прочие благоглупости – всё это ведёт к остановке, застыванию, деградации. Это касается всех сфер жизни, а особенно тех случаев, когда человек обманывает себя, собираясь на фоне стабильности заниматься так называемым саморазвитием. Настоящее развитие возможно только в непрерывно меняющейся среде, к которой приходится приспосабливаться. При этом главное условие: именно среда окончательно контролирует ситуацию, а не человек. «Мы хотим жить, а не выживать» – говорят искатели саморазвития. Они не понимают, что жизнь вне рамок выживания невозможна в принципе, жизнь изначально возникла именно как выживание, она заточена только на выживание! Вне выживания носитель жизни самой жизни не нужен, он избыточен и паразитарен. Жить и выживать – это – синонимы. Другой вопрос, что очень немногие хотят жить, а вы до сей поры под жизнью понимали беспорядочное убийство времени в погоне за шаблонными, предсказуемыми, и стабильными удовольствиями. Я же прямо сейчас предлагаю вам выйти за свои пределы, сделать тот самый порочный шаг, который ведет за черту идиотской «нормальности». И, кроме прочего, это уже не стабильные удовольствия, а опасные и рискованные наслаждения. Но в наше время тот, кто не рискует – как раз рискует более всех. Так что, дамы и господа – каждой твари – по паре или как вам угодно. Комнат в этом прекрасном, изысканном особняке как раз хватит на все пары, хе-х!

Актёр Актерыч звонко хлопнув в ладоши, со словами «Люблю тебя, душа моя, вот за эти прекрасные моменты!», направляется к одной из пришедших женщин, которую даже Фёдор Михалыч оценил как весьма аппетитную особу. Барышня, вероятно, не ожидала, что слова Жоржа нужно понимать буквально, но как бы она не была ошарашена, паутина легкости и беззаботности, невесть каким образом накинутая пожилым магистром на всех присутствующих, позволила Актёрычу ловко и без малейших усилий увлечь ее в одну из комнат. Студент и две другие женщины застыли в неуверенности, но и их участь была решена ловкими и, даже в какой-то степени, фамильярными импровизациями Юриса: сложив, без каких-либо усилий, ладони юноши и одной из дам – той, что выглядела чуть старше своих спутниц, он с комедийным гротеском воскликнул:

– Дети мои, объявляю вас мужем и женой, – помедлив, – на ближайший час! Спешите же исполнить свой первый супружеский долг вот в этой восхитительной опочивальне!, – с этими словами «новобрачные» были препровождены в комнату напротив той, где Фёдор общался с новыми друзьями-сектантами. Наш герой, когда Юрис открыл дверь «опочивальни», успел заметить, что она начисто лишена какой-либо мебели, так что устроиться там можно было либо на полу, либо же на подоконнике.

Затем Юрис воротился в большую «залу» со столом, ловким движением руки скинул с одной половины стола бутылки и стаканы, и галантно приобняв третью женщину, сообщил ей тем тоном, каким обращаются к любовницам, с которыми провели уже не один год в самых невероятных приключениях:

– Нам с тобой, родная, повезло сегодня – у нас, в отличии от остальных, в распоряжении нынче шикарное ложе! Располагайся. Одежды можешь сбросить прямо на грязный пол – в этом будет особая перчинка. Я изнемогаю от нетерпения, но вынужден на одну минутку отвлечься, дабы уладить кой-какие вопросы вот с этим неловким господином, – обратил свой смеющийся взгляд к Феде, и двинулся к нему.

Дядя Фёдор ошалел от увиденного и услышанного. И уже который раз за этот сумасшедший вечер спасительная для рассудка мысль о том, что происходящее ничем другим кроме сна решительно не может являться, несколько успокоила его. Он завороженно смотрел как барышня, выбранная хвостатым малым, не то что безропотно, но, пожалуй, даже в охотку исполняла его повеления – скинув плащ, юбку и блузку, оставшись в светло-голубом белье и сетчатых чулках телесного цвета, она, взобравшись на стол, принялась расстёгивать лифчик. Хвостатый проказник, уже схвативший нашего героя за руку, в этот момент обернулся, и остался довольным увиденным:

– Голубушка, чулочки, пожалуй, оставь. Так пикантнее будет.

Из комнаты, в которую удалился Актёр Актёрыч со своей избранницей, послышались громкие ритмичные стоны, с других сторон также доносились какие-то звуки, свидетельствующие пока что о приготовлениях. Куда исчезли Наина и Жорж – было непонятно. Фёдор Михалыч, чувствуя нарастающее возбуждение, столь не свойственное ему, и догадываясь, что, быстрее всего, ему без «эротических практик», как их ехидно назвал старый лиходей, отсюда не уйти – еще не смея думать – с кем, тем не менее, предпринял слабую и неловкую попытку сопротивляться: