Дэвид Маркоуни был профессиональным репортером. Пописывать «эссетики» он начал еще в школе, сначала по поводу уикэндовских пирушек в компании старшеклассников. В университете он даже организовал самиздатовскую газету, чем и обратил на себя внимание не только преподавателей, но и редактора еженедельника «Сандэй Ньюс», искавшего среди выпускников факультета журналистики замену собирающемуся уходить на пенсию репортеру. Не сказать, чтобы Дэвид был отмечен особым талантом, но способности к литературно-журналистскому творчеству у него, безусловно, имелись.

На предпоследнем курсе университета Дэвид женился, теперь у них с Бэтси был уже трехлетний сын. Бэтси не работала, зарплаты Дэвида вроде бы на жизнь хватало, но на более скромную жизнь, чем им хотелось бы. Вообще, у Дэвида была мечта жить не в забытой Богом на окраине планеты Австралии, а где-нибудь во Флориде на собственном ранчо и заниматься выращиванием пшеницы, наблюдая из шезлонга за перемещением по полю тракторов. Или не во Флориде; или не пшеницы… Собственно, он пока еще не задумывался конкретно о том, чего он хочет, к тому же слабо представлял, растет ли во Флориде пшеница и легко ли ее вырастить, полулежа в шезлонге. Просто ему хотелось чего-нибудь такого, ну… очень хорошего. Не сказать, что то, что он имел сейчас, было плохим: стоимость вполне приличного коттеджа была уже выплачена почти на четверть, малолитражная «Мазда» пока еще удовлетворяла потребностям семьи и не требовала к себе излишнего внимания, работа в редакции, кажется, нравилась, и сам редактор – очень даже неплохой человек. Но сидел внутри Дэвида какой-то червячок и точил, точил его постоянно.

Дэвид был статным, высоким и широкоплечим, черты его лица с твердым подбородком не лишены были приятности. Он был весьма коммуникабелен, и потому общение по долгу службы с людьми разного возраста, разных профессий, как с мужчинами, так и с женщинами, не составляло для него труда. Вообще он чувствовал, что умел располагать к себе людей, если не сказать – нравиться. Задавая себе вопрос, почему бы ему при всех его положительных качествах не иметь более умную, более красивую и обладающую более изысканными манерами жену, более престижную и более высокооплачиваемую работу, позволяющую ему владеть более респектабельным жильем и более роскошным автомобилем, Дэвид не находил достаточно убедительных причин для отрицательного ответа. Конечно, он знал многих людей, которые в двадцать пять лет имели гораздо меньше, чем он. Но он знал и таких, которые имели гораздо больше. Чем они были лучше?

Зная о наличии внутри у Дэвида этого червячка, а также учитывая то, что его коллега Роберт был еще холост, редактор Мак-Грэйв поручал работу повыгоднее в первую очередь Маркоуни, а Роберту – уже во вторую, для восстановления равновесия. Дэвид давно привык к такому отношению шефа и воспринимал его как должное, поэтому и посчитал вполне логичным, что именно ему выпало поведать миру о «куклах» некоего мистера Нортриджа, живущего на острове в океане на приличном удалении от австралийского материка. Это само по себе уже сулило неплохие командировочные. Но на этом везение еще не кончалось: Дженкинс, вызвав к себе Дэвида и предупредив, что «об этом разговоре никто не должен знать, даже Мак-Грэйв», поручил Дэвиду выполнение несложных, но хорошо оплачиваемых обязанностей. Попросту говоря, Дэвид должен был шпионить за Нортриджем и держать банкира в курсе его дел.

«Молодец Мак! – думал Маркоуни, потирая руки. – Правильный сделал выбор. Роберт из-за своей щепетильности наверняка отказался бы собирать сведения для банкира, тогда и для газеты этот материал был бы потерян».

Между тем Мак-Грэйв и для Роберта нашел поручение. Помня о том, что несколько месяцев назад Роберт похвастался новым знакомством, с помощью которого теперь не представляет проблемы раздобыть подробную карту любого района Австралии, он и попросил его найти карту того квадрата Индийского океана, в котором располагался остров Сент.

– Не помог мне тот новый знакомый, – говорил Роберт шефу через несколько дней. – Пришлось заводить новые знакомства. Как вы думаете где?

– Где?

– В Министерстве обороны. Если бы вы знали, чего мне это стоило! – сказал Роберт и густо покраснел.

Мак-Грэйв с опозданием сообразил, что он и сам мог бы заняться поисками карты. Правда, Роберт сообщил ему о своих трудностях только после того, как преодолел их.

Вот уже пятнадцать лет Джеймс дружил с Ричардом Прайсом, офицером Квинтагона. Их семьи познакомились тогда на Канарских островах во время отпусков, с тех пор встречи происходили с интервалом в год-два, а то и больше. Только теперь уже год Прайс постоянно жил в Канберре как консультант-представитель военного ведомства в фирме, торгующей оружием. Можно предположить, что теперь они виделись чаще… Как бы не так! Последний раз – одиннадцать месяцев назад.

Ричард был человеком больших размеров, а точнее говоря, даже огромных. Каждый раз, когда Джеймс открывал другу дверь своего жилища, он испытывал чувство беспомощности, как будто видел медведя, который сейчас станет ломиться в терем-теремок и обязательно развалит его. Русская сказка про терем-теремок была одной из любимых сказок Тома – дед часто читал ее, когда внуку было полтора-два года. К счастью, страхи Джеймса никогда не оправдывались.

Ричард, как всегда, благополучно миновал дверной проем. Джеймс, как всегда, облегченно вздохнул. Подавая Ричарду руку, он опять вспомнил, как это было при первом знакомстве пятнадцать лет назад: тогда он с сожалением смотрел на свою ладонь, словно прощаясь с ней навек – кто знает, что сделает с ней этот верзила? Эти опасения тоже оказались напрасными: Ричард пожимал руку достаточно деликатно. Вообще, пообщавшись с ним минуту, собеседник забывал ощущение страха, напротив, он начинал себя чувствовать спокойно и уютно, как рядом с нагретой солнцем прибрежной скалой: и согревает, и от ветра защищает. Несмотря на то, что шея у Ричарда была толстой и багрово-красной, а кожа на ней и на щеках имела толщину, видимо, с полдюйма, черты его лица не были грубыми. Стоило же Ричарду сказать два слова – его обаяние окончательно завоевывало ваше расположение.

– Рад тебя видеть, Ричард! Ты, как всегда, пунктуален, старый вояка.

– Привет, Джеймс! Это у меня в крови. А ты вполне прилично выглядишь, старина… И по берлоге твоей не скажешь, что здесь живет пожилой одинокий медведь, а? Молодчина. Ну, как ты поживаешь? Долли давно заглядывала?

– Только позавчера забрала Тома, он гостил у меня неделю и все это время не отходил от своего паровоза.

– Вижу, вижу этот паровоз. Он что же, радиоуправляемый?

Ричард подошел к стоящей на тумбочке большой, яркой, привлекающей внимание машине.

– Не только радиоуправляемый. Он совсем настоящий. У него есть паровой котел, топка, уголь дозируется автоматически… У него даже – ой, как это у паровоза называется, тоже фары? – фары горят и свисток свистит. Я неосторожно пообещал ему купить этот паровоз год назад, так он мне каждую неделю звонил – мол, дед, ты еще не купил паровоз?

А ты не забыл? – Джеймс рассмеялся. – Да я бы если бы и захотел забыть, он бы не дал. Я ему целую железную дорогу построил, на нее вечерами целый месяц ушел. Зато доволен теперь, за уши его не оттащишь. Да я и сам, честно говоря, с такой игрушкой не прочь время проводить, – улыбнулся опять счастливый дед.

– Да, – похвалил Ричард, – игрушка – высший класс. Кое-что умеют, оказывается, делать и на гражданке. В нашем детстве таких игрушек не было…

– Ну и что? Ты, может быть, рискнешь сказать, что наше детство было менее интересным?

– Нет… Пожалуй, ты прав, не рискну. Эх, сбросить бы сейчас лет пятьдесят! Сколько уже Тому? Шесть?

– Восемь, дружище. Почаще надо приходить в гости. Тебе не разбавляю, да?

– Ну конечно, ты же знаешь. Не в нашем возрасте меняют привычки… Ну, рассказывай, что там у тебя стряслось.

Джеймс устроился в кресле поудобнее, сделал глоток из своего бокала, повертел его в руках…