* * * Прости, что не смогла тебя простить. Я вышиваю синие кресты на белом ситце. Никто не скажет, что узор красив. Никто не сядет рядышком, спросив: «Тебе не спится?» Никто-никто в звенящей тишине отныне нежно не прошепчет мне: «Как ты прекрасна! Ну, хочешь, поцелую, обниму?» И мне уже не надо никому кивать согласно. * * * Всё на ниточке висит – старый дом и куст сирени. Из моих стихотворений вид на запад, где весны только-только след простыл, наступает в лужу лето, где проходит без билета время с именем простым (будто это только часть слова, будь то век ли, год ли, или час – да что угодно…). Может быть, пришел твой час уходить в последний путь прочь от дома, от сирени… От моих стихотворений лишь на запад повернуть… * * * Памяти Т. Саловой-Ивановой Мы попали в октябрь как в быструю мутную воду. Нас уносит течением прочь от последнего лета. Светом солнечных зайчиков, в спешке просыпанных где-то, золотится вдали ускользающий край небосвода. Мы не взяли с собою на память ни света, ни тени. Мы не взяли с собою в дорогу ни сна, ни покоя. Всё гадаем, а есть ли слова за последней строкою, И тревожимся, будет ли дело кому до прочтений. Может, ангелы в чем-то ошиблись, напутали даты… Отмеряя твой срок, слишком быстро его увенчали… Ты останешься здесь, в этой мутной осенней печали. А меня по течению дальше уносит куда-то. * * * Как будто это происходит не со мной… И не с тобой тем паче… Не здесь и не сейчас. Когда зимой пройдет любовь, она под снегом спрячет всё прошлое, которое пока сейчас и здесь, сквозь пальцы утекая, как будто стихотворная строка в погоне за любыми пустяками, все мелкие детали подберет, все лишние подробности прихватит… И прошлое пропустит год вперед, посмотрит вслед ему подслеповато, увидит, как пишу я от руки стихи о нас, и очень-очень смутно — прощальные слова в конце строки, не сказанные нами почему-то… * * * Мы как всегда идем против ветра. Вместе – в руке рука. Ветер над нами крутит и вертит низкие облака. Что-то случится – дождь или ссора. Пахнет грозой. Пойми, может быть, это случится так скоро, что не успеем мы спрятаться там, где тише и суше, чтоб не пришлось идти, зная, что только слезы и лужи ждут нас в конце пути. * * * Кажется, всё здесь осталось как прежде. Те же дома и деревья те же, тени разбросаны всюду небрежно и паутинок силки ловят ветра к неизбежным простудам. Нити дождя появились как будто. Вот, вероятно, из них мы и будем на память вязать узелки. * * * Стучусь и стучусь. А быть может, без стука войти? Бегу и бегу. А может, остановиться? Вот маятник мимо летит с оглушительным свистом. Вот мимо минуты бегут, поджимая хвосты. И я вслед за ними бегу, забывая невольно в такой суматохе свои быстротечные сны, спасаясь от прошлого или в погоне за ним… пытаясь ли время догнать, убежать от него ли… Проза
Татьяна Иванченко Предисловие к хазарскому вопросу Над Волгой плыл туман. В его жиденьком киселе утонул Городской остров, и только верхушки деревьев проступали кое-где, будто крыши призрачного дворца. Дворцу была необходима эта скрытость, он должен был только подразумеваться, угадываться в слоистой дымке, только тогда в его существование можно было поверить. И что с того, что Городской остров намыло тысячу лет спустя, и вовсе не там, где стоял когда-то дворец великого кагана? Всё, о чем говорится в повести, было на самом деле. Что касается исторических сведений, то они соответствуют сегодняшнему состоянию науки и могут со временем изменяться – и они изменяются. Ручаться могу за достоверность цитат из античных и средневековых авторов, но не за подлинность источников, откуда они взяты. Города, как бы ни отличались они друг от друга, имеют особенность нивелировать образ жизни и даже образ мышления живущих в них людей. Что касается города, о котором пойдет речь, то был он обычным, советским, провинциальным, довольно запущенным. Летом в нем стояла душная и пыльная жара, быстро обесцвечивавшая городскую растительность, а малоснежные нестойкие зимы разбрызгивали повсюду пятнистую грязь, не замерзавшую и не засыхавшую. В июне даже лица на портретах вождей казались брезгливо сморщенными от летящей на них мошки, временами же город качало от злого восточного ветра, приходящего из далеких Рын-Песков. Бодрые лозунги, развешанные повсюду, казались поседевшими и побледневшими под серой корочкой уличной пыли, как позабытые прошлогодние афиши, утрачивая от этого весь боевой дух. Всё в этом городе происходило как в замедленной съемке: медленно двигались очереди у касс, медленно поворачивались продавщицы у прилавков, медленно выезжали из-за поворота трамваи, медленно причаливали к пристани «ракеты», медленно колыхались на ветру красные флаги – это мне так казалось, маленькой раздумчивой девочке, в воображении которой всё интересное, стремительное, яркое происходило где-то в других местах, но это не было так уж обидно, потому что мне-то всё равно еще было не угнаться за ветрами и волнами Большого Мира. |