Вадим Нестеров
Куда идем мы… – 2
Светлой памяти Ивана Андреевича Губаря, первого читателя этой книги.
Глава двадцать седьмая. Новочесноково
(в которой прекрасная дама делает паломникам предложение, от которого трудно отказаться)
с. Новочесноково,
Михайловского сектора
Амурской локации.
49°34′ с. ш. 129°00′ в. д.
Бунт начался на подходе к селу с гастрономическим названием «Новочесноково».
– Что-то меня уже достало по этой глухомани слоняться, – ворчал Жир. – Справа – тайга, слева – китайская граница. Посередине – пять идиотов. Жара дикая, я уже мокрый. Людей нет, жратвы нет, нормальных условий для ночлега – и тех нет.
– Ты-то что разворчался? – решил навести порядок в подразделении Псих. – Ты вообще-то дважды должен стойко переносить все тяготы и лишения. Во-первых, как бывший военный, хотя они бывшими не бывают, а во-вторых, – как действующий монах. Жарко ему! Да ты радуйся, что жарко, а не холодно. Монахи вообще должны спать на росе и на инее и просыпаться сияющими от счастья! А не идти, согнувшись, с кислой мордой, как будто килограмм лимонов съел.
– Тебе хорошо говорить, – хрюкнул свин. – Ты налегке идешь. А я устал. У меня скоро вмятина на плече от этого хурджина будет.
– Правильно! – подтвердил Псих. – Я иду налегке. А почему я иду налегке? Потому что я выполняю более ответственную работу. Я обеспечиваю нашу безопасность. А ты – переносишь тяжести. Кто на что учился.
– Дать бы тебе молотком по голове! – пробурчал Жир. – Идешь налегке – так хотя бы не гноби тех, кто работает. Знаешь, сколько этот хурджин весит?
– Откуда же мне знать? – искренне удивился Псих. – с тех пор, как ты к нам присоединился, я его ни разу не носил. Но точно меньше, чем раньше, до того, как вы с Тотом разделили груз пополам. И вообще – подвязывай ныть! А то ты уже в какого-то Паниковского превращаешься. Осталось только пожаловаться, что ты старый и тебя девушки не любят.
– Любят, – прокряхтел потный Жир, поднимаясь в гору. – И всегда любили. А знаешь, почему? Я тебе сейчас расскажу…
– Ну да, ну да… – захихикал Псих. – Одни про это часами рассказывают, а другим достаточно просто показать. Как говорится – вместо тысячи слов…
Свина, казалось, хватит кондрашка. Он просто побагровел от негодования:
– Да я… Да у меня… Да я тебе сейчас… – задыхаясь от гнева, бормотал он.
– Вы еще мериться начните. – посоветовал Четвертый, едущий на Драке впереди и уже поднявшийся на перевал. – У меня иногда такое впечатление, что это вам шестнадцать, а не мне. Хватит ругаться. Там село внизу. Заброшенное, но одна усадьба точно жилая. Может, и удастся сегодня переночевать под крышей.
– Село Новочесноково. – прокомментировал Псих. – Поскольку Пепкина нога здесь не ступала, баре по захолустьям не ходят, ничего, кроме названия, мы о нем не знаем. А усадьба занятная. Кто-то неслабо вложился.
Действительно, деревянная усадьба мало того что выделялась своими размерами на фоне полуразвалившихся халуп как Николай Валуев на утреннике в детском саду, так еще и укреплена была, как миниатюрная крепость.
– Ну, пойдем посмотрим, кто-кто в теремочке живет! – вздохнул Псих.
Возможность комфортной ночевки невероятно воодушевила Жира, который рвался вперед, как служебный пес, взявший след, и с перевала чуть не бегом бежал. Он же и постучал в ворота обратной стороной своих грабель.
– Иду! – послышался изнутри женский голос. – Наташка, ты? Да не тарабань, иду я!
Жир открыл было рот сказать, что никакая он не Наташка, но в это время калитка распахнулась и рот у него открылся еще больше.
На пороге стояла чрезвычайно аппетитная дамочка средних лет. Не иначе как по случаю жары, одета она была лишь в трусики и лифчик, немалые чашечки которого едва сдерживали содержимое пятого номера, выпиравшее, словно квашня из кастрюли.
– Ой! – осеклась дамочка, встретившись глазами с остекленевшим взглядом Жира. – А я думала – Наташка вернулась. Извините!
И калитка захлопнулась.
Псих посмотрел на морду свина и сказал:
– Мой милый друг, если бы мы были персонажами аниме, из обеих дырок твоего пятачка кровь била бы, как из пожарного брандспойта. Мы, слава богу, не в аниме, но я бы на ее месте калитку больше не открывал. Тебя сейчас можно снимать для обложки журнала «Сексуальные перверсии и маньячества».
– А есть такой журнал? – заинтересовался Тот.
– Ради такой обложки можно было бы и создать. – пояснил Псих. – Раскупали бы, как квас в жару.
– Заткнитесь! Оба! – велел отмерший наконец Жир и гулко сглотнул. – Какая женщина!
– Фемина! – согласно кивнул Псих. – У нее все слово в слово как в романе: «Природа одарила ее щедро. Тут было все: арбузные груди, краткий, но выразительный нос, расписные щеки, мощный затылок и необозримые зады».
– Задов мы не видели – поправил его Жир.
– И не мылься! – пресек мечтания Псих. – Мы монахи, а не многоженцы.
В это время калитка снова открылась. На пороге стояла все та же дамочка, но на сей раз в гораздо менее декольтированном виде.
– Извините, пожалуйста. Я дочь ждала… И это… Жарко сегодня. Проходите, святые отцы. Пойдемте пока на летнюю кухню – у меня там кастрюли на плите выкипают.
Внутри усадьбы было уютно и надежно – высокий частокол, бойницы, множество ухоженных строений.
На кухне все разместились на длинной скамье, пока женщина хлопотала по хозяйству.
– Благослови хлеб наш насущный, святой отец! – попросила она Четвертого, кивнул на чугунки на плите.
Юноша, сложив руки, прочитал сутру, и хозяйка благодарно кивнула:
– Рука у тебя легкая, монашек. Лосяшку своего можете потом на конюшню отвести, – сказала женщина и показала рукой куда. – Я дочерям скажу, они ему овса зададут.
– Дочерям? – со значением спросил Жир, который втянул живот, расправил плечи, напружинил мышцы и двигался по двору походкой «культурист на пляже». – А много их у вас?
– Трое. – просто сказала дама в теле. – Мелинка, Наташка и Ленка. А меня, кстати, Клэр зовут.
– Меня Псих, это Босс, секача нашего зовут Жир, а того усатого – Тот. – в свою очередь представил всех обезьян.
– Заметьте! – сказал Жир и подмигнул хозяйке. – Нас четверо и вас четверо. У нас тут, можно сказать, паритет!
– Ты, ушастый, поосторожнее слова выбирай-то, – хмыкнула хозяйка. – Хорошо, что меня муж книжки читать приохотил, и я знаю, что это слово значит. А от другой здешней бабы ты бы моментом половником промеж ушей получил! За такие-то пошлые намеки!
И она захихикала.
– Как приятно встретить в такой глуши блестяще образованную женщину! – вновь распушил хвост свиноид, хотя после упоминания мужа его задор несколько упал. – А кто у нас, простите, муж?
– Волшебник. – грустно сказал женщина. – Был. Как раз на этой неделе годовщину отметили, и я траур сняла. Жизнь у нас здесь сложная и не всегда безопасная.
– О, так вы вдова? – воспрял духом Жир. – Я, кстати, тоже разведенный.
– Ты, кстати, монах! – не выдержал молчавший все это время Четвертый.
– Ладно! – вдруг сказала Клэр. – Хотела я за ужином об этом обстоятельно поговорить, но раз уж ваш разведенный сам об этом речь завел… Я вдова. Дочки не замужем, и выдавать их в нашей глуши особо не за кого. Вас четверо, нас четверо. Как раз четыре супружеские пары получатся. Ну, что скажете?
У монахов вытянулись лица.
– Ну, э-э-э-э, – ошарашено выдавил из себя Жир. – Как бы оно… Вот.
Глядя на их ошарашенные физиономии, хозяйка не выдержала и засмеялась.
– Видели бы вы себя со стороны! – она уперла руки в боки, а ее грудь яростно поднялась под рубашкой. – А что это вы сразу поперхнулись-то? Что я не так сказала? Я просто не люблю всех этих прыжков и ужимок вокруг да около, как у вашего кабана, и что думаю, то и говорю. Напрямую, без околичностей. Без мужиков в нашей тайге не выживешь и хозяйство не поднимешь.