Раньше он брал полон у полян, но после того как хазары завоевали их земли, то в самых больших их градах поселили сборщиков податей. Поляне платили с каждого двора по одной серебряной монете или могли заплатить мехами. Если не было ни того ни другого, то хазары забирали ребёнка в рабство. Этот маленький ручеёк полянской дани не мог восполнить сокровищницу хазарского кагана, из которой водопадом выплёскивались расходы. Теперь делать набеги на это племя стало опасно, ведь каждое разорение полян означало, что ты залез в карман самого кагана, уменьшив поступление доходов.

Поэтому в целом набег Курепу казался успешным. Олу-Ата, присланный с десятком воинов по распоряжению самого кагана из новой столицы Итиль, стоящей на берегу одноимённой реки, мог быть довольным. Разорено уже несколько деревень, все, которые могли держать оружие, порублены, захвачено почти шесть десятков молодых парней и девушек. Куреп в своих набегах старался не брать в полон взрослых. Большое количество пленённых мужиков очень трудно было охранять, взрослые женщины при продаже не приносили большого барыша, а хлопот с ними было много. То ли дело молодые! Белокожих и беловолосых славянок с удовольствием покупали в гаремы, а из пригожих парней делали евнухов в этих же гаремах. И ничего, что погибло всего четыре воина. Раз они погибли от рук славян – значит, они были плохими воинами, раз дали убить себя.

А барыш должен быть приличным! Не должен же Олу-Ата взять себе половину… У Курепа было в три раза больше воинов, чем у него, когда они пошли в набег. Четверть – это справедливая цена, считал Куреп. Ну, по крайней мере, треть, но не половина же… Да ещё это серебро в мешочке, собранное славянами и переданное ему, чтобы хазары не разоряли другие селения. Серебра было мало, но лишь бы о нём не узнал Олу-Ата.

Курепа тот встретил руганью:

– Ты где пропадаешь? Долго мы тебя должны ждать? Того и гляди, что славяне опомнятся и войско выставят. Уходить надо быстрее.

– Не нападут, – беззаботно произнёс Куреп.

– С чего ты это взял? Или ты знаешь, что думают славяне?

Куреп поперхнулся, вспомнив о своём серебре, и затаив дыхание, часто заморгал. От ответа его спасло то, что Олу-Ата отвлёк разговор, возникший между хазарином и связанным парнем в плотно забитой пленниками телеге, в которую воины Курепа бросили пойманных девиц.

– Куда нас повезут? – спросил парень хазарина.

– В Каршу, или в Сурож, или в Корсунь, – нехотя ответил всадник, не поворачивая головы.

– И чего нас там ждёт?..

– Продадут вас там. Девки рабынями будут или наложницами. Некоторых парней евнухами сделают. Тебя-то уж точно, – засмеялся хазарин.

Его смех оборвал ударом нагайки Олу-Ата:

– Не разговаривать с полоном!

Воин после удара вначале схватился за меч, но увидев, кто его ударил, пришпорил коня и ускакал. Куреп нахмурился: не много ли себе позволяет этот Олу-Ата? Он пошёл в набег вместе с ним, но это не значит, что какой-то десятник бессмертной тысячи кагана вправе считать себя хозяином Курепа и его людей, распоряжаться ими, но всё-таки побоялся ему перечить.

– Ты плохо обучил своих воинов, Куреп. Его должен был наказать ты.

– Ты чего злишься, Олу-Ата? Всё хорошо. Смотри, сколько полону набрали. Большой барыш получим.

– Да плевал я на твой барыш и на твой полон. Не нужен он мне.

Радостная надежда начала озарять Курепа.

– Завоюем этих северян, – все наши будут. У меня пропал Атчапар и два моих воина, которых я выделил его охранять. Атчапар – племянник самого визиря, которому подчиняется наёмное войско из мусульман. А если с ним что-то случилось?

– Да что с ним может случиться? Догонит нас. – Куреп, радостный от того, что Олу-Ата послали в набег только для того, чтобы вызнать пути подхода к селениям северян, а также, что теперь вся выручка от продажи полона достанется ему, дал команду трогаться в путь.

Заскрипели колёса, началась неразбериха выстраивания повозок в колонну и привязывания поводьев лошадей к впереди едущим. В этой толчее с одной из них спрыгнул малец и залез на другую.

– Млада! – малец прильнул к связанной девушке и заплакал. – Млада, мамку заруби-и-ли.

У Млады тоже потекли слёзы.

– Не плачьте! – Агапе поудобнее примостилась в телеге, так как связанные сзади руки не позволяли удобно сидеть. – Единец, ты скажи, Станко здесь?

Плачущий мальчик отрицательно помахал головой.

– А Сфирько?

– Тоже нет… – всхлипы и спазмы в горле не давали ему говорить.

– Вот видите! Их хазары не поймали. Станко и Сфирько сильные. Они обязательно нас спасут.

– А Житко ещё хорошо из лука стреляет, – слёзы у Единца перестали литься из глаз. – И Вятко ещё ножи метко бросает.

Все связанные пленники с недоверием слушали этот разговор, а парень кисло улыбнулся:

– Я смотрю, у вас целое войско собирается. Но пока их дождешься, хазары всё что можно могут отрезать. Единец, ты можешь мне руки развязать? Только смотри, чтобы хазары не видели.

Единец, постоянно оглядываясь и тараща во все стороны круглые глаза, пролез за спину парню. Он долго и сосредоточенно своими маленькими и слабыми пальчиками пытался развязать тугой узел, но потом выглянул из-за спины и шёпотом виновато произнёс:

– Я никак… Он тугой.

Агапе зыркнула глазами по сторонам и с трудом протиснулась между плотно сидящими пленниками к парню:

– Единец, освободи место. Млада, поглядывай!.. Скажешь, ежели что.

Агапе вцепилась зубами в верёвку рядом с узлом и начала перетирать её волокна. Толстая верёвка поддавалась с трудом. Перетёртые её лохмотья щекотали ноздри Агапе, прилипали к языку и лезли в горло, вызывая спазмы рвоты. Особенно трудно пришлось, когда обоз тронулся, и повозка, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях дороги, а вместе с ней и в ней сидящие, затрудняла Агапе выполнять задуманное. Несколько раз Млада останавливала её, когда приближалась всадники. Наконец парень, пошевелив руками, оборвал последние нити:

– Кто со мной? Давайте развяжу.

Агапе отрицательно покачала головой:

– Заметят, не надо. Ты беги, а нас скоро освободят.

– Тогда храни вас всех боги.

Куреп ехал, слегка покачиваясь в седле, и в который раз высчитывал возможную выручку от продажи полона. Его раздумья прервал Олу-Ата, подскакавший к нему:

– Куреп, нельзя ли двигаться побыстрее?

– Если поедем быстрее, то кони могут устать. Выгоды никакой.

– Тогда оставь заслон от возможной погони.

– Выедем из леса, оставлю, а сейчас нет смысла: за каждым деревом можно спрятаться. А в степи раздолье – далеко видно. Ты чего-то опасаешься, или мне показалось?

Олу-Ата нахмурился:

– Я послал четырёх воинов с наказом найти Атчапара. Они нашли всех троих убитыми. Но из четырёх вернулись всего двое, – Олу-Ата перешёл на крик, – потому что там же двоих сразили стрелы, – более тише он продолжил: – А ведь это были воины из бессмертной тысячи самого кагана, в которую не так просто попасть. Это были самые обученные воины. Теперь их место займут другие, на то она и бессмертная тысяча, потому что на место выбывших всегда приходят другие воины, и их число опять будет тысяча. Но как мне потом смотреть в глаза визирю?..

Курепу стало не по себе. Потерять пять бессмертных воинов в одной славянской деревне. Да ещё трое его воинов где-то пропали. Это уже слишком. Эти северяне, оказывается, могут быть довольно опасными. Скорей бы проехать этот проклятый лес, стоящий вокруг сплошной зелёной стеной, из-за которой так и кажется, что вот-вот может прилететь смертельная стрела. А может эта дикая кошка, говорящая по ромейски, не зря грозила карой своего отца? Кара… Какое зловещее слово! И напоминает имя Кара-батыр. У Курепа пробежал холодок по спине.

С одной из телег вдруг спрыгнул парень и скрылся в густой зелени леса.

– Стой! Догнать! – бешено закричал Куреп.

Телеги остановились. Несколько всадников спешились и бросились в лес за беглецом. Куреп заметил, как криво усмехнулся Олу-Ата.