– Вы куда?

– Мы на реку, – ответила Млада. – Станко с братьями рано ушёл рыбу ловить. Жилена пирогов испекла, я их им несу, а Любава со мной увязалась.

– А у нас соль кончается. Иду в град, может, кто одолжит, – Агапе повернулась к волку. – Всё, Серко, иди домой, не провожай.

Волк сел, заскулил, но Агапе решительно махнула рукой, добавив что-то на незнакомом языке. Серко повернулся и лениво побежал туда, откуда они пришли.

Тропинка, извиваясь между кустами и деревьями, то становясь шире, то сужаясь, вдруг выбежала и раскинулась широкой полосой луга с обильным разнотравьем вдоль медленно текущей реки, которая была ещё покрыта туманом, и там, внизу, раздавались звонкие голоса.

– Млада, вон они, – вскричала Любава и бегом побежала вниз к реке. – Путята!

Подойдя ближе к воде, сквозь разводы белесой пелены Млада увидала старших братьев Станко и Вячеслава, младшего Житко и двоюродных Сфирько и Путяту – родных братьев Любавы. Станко был самым старшим – ему уже минуло семнадцать вёсен. Высокий, широкоплечий, с уже начинающими наливаться мужицкой силой мышцами он по грудь был в воде и вдоль жёлтых, цветущих в реке кубышек за один конец тянул бредень, а за другой – Сфирько. Он был младше на один год, чуть пониже, но с широкой грудной клеткой и длинными руками. Вячеслав – пятнадцати лет, Житко – тринадцати и Путята – двенадцати худые и немного нескладные отроки, цепляясь ногами за стебли и листья растений, шлёпали по воде ладонями и, то ли плывя, то ли идя, продвигались от берега к бредню и загоняли в него рыбу. Станко молча тянул привязанный к шесту свой конец бредня, а Сфирько на правах старшего громко покрикивал на загонщиков:

– Загоняй, недотёпы!

Млада и Агапе подошли к ним, когда они уже вытащили бредень на берег и из мотни высыпали на траву рыбу, остатки зацепившейся речной травы и больших чёрных раков. Станко, Сфирько и Вячеслав выбирали из вороха рыбы наиболее крупных лещей, язей, стерлядей, щук и относили их в большую корзину с крышкой, погруженную на половину в воду, а остальную мелочь бросали опять в реку. Житко и Путята, клацая зубами от холода, побежали греться к костру, огонь которого поддерживал брат Агапе Иоанн. Он повернулся к остальным и громко закричал:

– В котелке уже вода закипела. Пойдёмте, раки быстро сварятся.

Станко согласился:

– И правда, давайте немного погреемся, а потом ещё разочек с бреднем пройдём.

Брошенные в кипяток чёрные раки быстро начинали краснеть, и уже совсем скоро Иоанн деревянным черпачком доставал их сваренных из котелка и по очереди выкладывал перед каждым сидящим у костра. Млада ломала принесённые ей пироги на половинки и раздавала всем. Согревшийся Путята начал, балуясь, толкаться с Любавой, но подзатыльник Станко сразу его успокоил, и у костра установилась тишина, нарушаемая треском ломающихся панцирей и отдираемых клешней раков.

Вдруг эту тишину нарушил хлёсткий хлопок кнута и мычание коровы. Млада поднялась на ноги и звонко крикнула в туман:

– Векша, иди к нам раков есть!

Из тумана вышел долговязый худой отрок в давно не стираной рубашке и таких же замызганных с дырками штанах. В руках у него был кнут, длинный конец которого как змея полз за Векшей и пропадал где-то сзади в траве.

– Векша, – обрадовался Иоанн, – ты где пропадаешь? Давно у нас не был.

Отрок положил свой кнут рядом с аккуратно лежавшими недалеко от костра лука со стрелами, копья с не очень длинным древком и большого кинжала в ножнах и сел на траву рядом с Вячеславом, который молча отломил ему половину пирога от своего куска.

– И правда, Векша, заходи, – приветливо улыбнулась Агапе. – Я тебе рубашку зашью, да и штаны тоже. Смотри, дырки какие.

– Некому кроме меня скотину пасти, вот и некогда зайти.

– Так прямо и некому? – возразила Агапе. – Вон, какие боровы в граде живут.

Солнечные лучи уже начали разгонять остатки тумана, и стал виден луг с пасущимися коровами, а также отрок, идущий по направлению к костру. Это был сын старейшины града Воиста Болерад.

– Странно, – заметил Векша, – чего-то он сегодня рано встал.

– Скажи, Векша, – продолжила Агапе, – а в граде не говорят, когда купец там должен появиться?

– Нет, не говорят, – промолвил Векша, вытаскивая зубами белое мясо из клешни рака. Сегодня рано утром кто-то в град приехал вместе со Слободаном. Я уж стадо от града отогнал, когда они через мост проезжали. Но что это не купец, – это точно.

К сидящим подошёл пухлый отрок в белой рубашке, подпоясанной кожаным поясом, на котором висел большой нож в чехле, украшенный витиеватыми узорами. От его пухлости пояс был не на талии, а где-то ниже: под выпирающим животом. По возрасту он был ровесником Сфирько, может быть чуть старше. На ногах у него были сапоги, по которым он изредка ударял длинным прутиком.

– Ты чего здесь расселся? Коровы без присмотра совсем! – закричал он на Векшу.

– А куда они уйдут? На лугу трава сочная, и её полно, река рядом – напьются, – нехотя ответил Векша.

– Отец сказал, чтобы ты весь скот гнал в град.

Векша встретился взглядом с Агапе и с вызовом произнёс:

– А что мне остальные жители града скажут, когда я их голодный скот обратно пригоню? Пусть пасутся. Тебе надо, – бери своих коров и гони в град.

– Ты чего не понял? Я говорю, что отец приказал…

– Да чего же ты так кричишь, Болерад? У Слободана научился? – возмутилась Агапе.

– А ты, Агапка, в мужицкие дела не лезь. Ишь, какая перечливая выросла.

– Моё имя Агапе.

– Да что ты говоришь! А для меня вы – Агапка да Ванька.

– Моего брата зовут Иоанн, что по ромейски означает обласканный Богом, а Агапе – означает любовь.

– Ха, ромейские! Напридумывают имён!.. Хороша семейка: колдун сухорукий да колдунья косоногая. А всё туда же – имена ромейские…

Иоанн вскочил на ноги и, бешено округлив глаза, закричал:

– Не сметь так говорить о моих родителях!

Вячеслав сидел и молчал, и только его глаза становились всё уже и уже. Но Болерад не обратил внимание на Иоанна и продолжил:

– Любовь по-ромейски!.. А ты до любви доросла? А может у тебя ноги кривые, как у мамаши твоей?

Болерад прутиком откинул подол сарафана у Агапе, оголив её ноги выше колен. Агапе ахнула и быстро укрыла опять подолом свои ноги.

– Странно, ноги как ноги, и даже ровные. И как только могли колдун со своей хромоногой колдуньей такую девку с красивыми ногами родить?

Иоанн нагнул голову, бросился к Болераду и с разбегу ударил его головой в живот. Тот согнулся от боли, а затем выпрямился и выхватил свой нож. Вячеслав вскочил на ноги, одной рукой схватил запястье с ножом Болерада, а ребром ладони другой ударил по руке, держащей нож, чуть ниже локтя. Нож упал на землю. Затем Вячеслав изо всей силы толкнул его в реку:

– Остынь маленько.

Брызги от упавшего в воду Болерада долетели даже до горящего костра, где зашипели на пылающих углях. У берега было не глубоко, но грязно-зелёная тина мешала Болераду быстро подняться. Наконец он встал и с бешеными глазами уставился на Вячеслава. Сфирько поднялся и встал рядом с братом:

– Чего смотришь? Забирай своих коров, да и уматывай отсюда. Раскричался здесь…

Вячеслав, насупив брови, добавил:

– Нож вынимай только против врагов. В следующий раз отниму и в реку брошу.

Вылезший на берег мокрый Болерад снял с себя лохмотья тины, подобрал свой нож и с угрозой произнёс:

– Ладно, ладно, всё вам припомнится. Вы ещё кровушкой умоетесь…

Вячеслав вскипел:

– Поговори у меня ещё!..

Сфирько положил ему на плечо свою тяжёлую руку и толкнул к костру:

– И ты охолонь!

Болерад вылил воду из своих сапог и, то и дело оглядываясь, побрёл к стаду.

Агапе встала:

– Пожалуй, и я пойду.

Млада вскочила на ноги:

– Я тоже с тобой. Давно я в граде не была.

– Возьмите свежей рыбы с собой, – предложил Станко. – Поменяете в граде на что-нибудь.

Станко выбрал несколько стерлядок, пару крупных лещей и положил их в корзину Агапе. Девочки, держа её с двух сторон, чтобы было легче нести, и поглядывая на Болерада, который никак не мог справиться с непослушными коровами, скрылись за кустами ивы, густо растущими по берегу.