Судя по всему, наш ангел пребывает далеко отсюда, в каких-то неведомых грёзах. Мечтательное лицо неохотно меняется, с трудом выходит на связь с внешним миром.

– Чего тут говорить? Тут чувствовать надо…

Второй год она ходит с нами в походы. Но что я знаю о ней? Не такая как все… Или, может быть, такая же, но умело прячется, не даёт заглянуть в себя. Наверное, поглядывает на каждого парня, только не подаёт виду, ведь ей тоже двадцать с хвостиком. Время думать о будущем. «Каждой твари – по паре». А где она, эта пара? Пойди найди. Сколько вижу, а не помню, чтобы на кого-то положила глаз. Сама не красавица, невысокая и глаза узковаты. А разборчивая, с характером. Такая долго будет примеряться.

Интересно, где она этого Николая откопала? Очень даже ничегошный парнишка. С таким можно в разведку идти. Толковый, работящий и вообще… Почему-то раньше ничего не говорила о нём. Впрочем, женщина она и есть женщина. Вечная загадка.

Она опять ушла куда-то далеко. Вспоминает? Или просто всматривается в мелькающие берега, как в кино. Это кино целиком посвящено бурлящей весенней жизни – россыпям цветущей медуницы на берегах, деревьям, одетым в нежно-зелёную дымку, порхающим всюду куличкам. – Тилинь-тилинь-тилинь! – радостно звенят весёлые бубенчики. Плывём по жизни, не прилагая никаких усилий.

Вплываем в ослепительно-белый, пахнущий цветами коридор. Черёмуха на обоих берегах. Целое море черёмухи. Волнами наплывает зовущий хмельной запах.

– Плывём, как лебеди в облаках, – говорит Геля.

– Один лебедь и два гадких утёнка, – уточняю я.

– Нет, все лебеди. Ой, хорошо-то как, мальчишки! А так бы сидели дома и не знали, что такое бывает. Она поднимается с рюкзаков и раскидывает в стороны руки, готовая всё и всех обнять. Тёмные глаза блестят, брызжут счастьем и весной.

– У нас в Одессе акация красиво цветёт, – вставляет Николай. – И ещё жасмин. Тоже пахнет хорошо.

Спорить, где лучше, не хочется. Везде, наверное, славно, где дышит весна и цветёт молодость, где светит солнце и светятся глаза прохожих.

Легко и быстро несёт нас Бадарма на тёмной спине. Кое-где талая вода затопила низкие берега, слизнула, что плохо лежало, и потому вместе с нами путешествуют прошлогодние листья, стебли трав, кусочки коры, шишки, хвоя, сухие ветки и целые кусты. Важные пузыри держатся особняком, по главной дороге – больше по фарватеру. Клочья желтой пены цепляются за прибрежные кусты, собираются в промоинах.

Зачем-то я достаю компас, сверяюсь с ним.

– Курс восемьдесят семь. Почти на Восток.

Это так – лёгкое сотрясение воздуха. С тем же успехом можно было объявить, что Ангара впадает в Енисей. Ведь река петляет, и курс меняется каждую минуту. Но некоторый эффект имеется даже в глупостях – мои спутники с пониманием кивают головами. Процесс идёт правильно, всё под контролем.

Устья ручьёв и небольших речушек далеко вглубь залиты половодьем, превратились в спокойные, уютные заводи. Сейчас здесь отстаивается вся мелкая рыбёшка, следом за ней устремились утки всех мастей – они шумно взлетают при нашем появлении. В большинстве это чирки, маленькие речные уточки.

Нам приглянулся один такой заливчик. Оранжевое покрывало, брошенное закатным солнцем, устилает всю его поверхность. Полянка, окруженная большими елями. И два куличка на камне – тоже оранжевые. Здесь мы и причалим на ночлег.

Милое местечко было кем-то облюбовано ещё в прошлые годы, скорее всего рыбаками, не чужими людьми в лесу. Это угадывалось по тому, что нет под ногами мусора, не валяются вокруг бутылки и банки, кострище сделано на совесть и ещё не раз пригодится. Есть жерди для навеса, готовые сушинки стоят под ёлкой.

Принесли из леса ещё несколько сушин. Геля тоже не сидит без дела – несёт душистую охапку пихтовых веток, готовит лежанку под навесом, успевает собрать кружку брусничных листочков и побегов смородины.

– Будет чай весенний. Живительный и супервитаминный. Особо рекомендуется употреблять перед порогами.

В котелке клокочет вода. «Супервитаминная» кружка обжигает губы, а чай действительно хорош – запашистый , терпкий, бодрящий. Хочется подержать его во рту.

– Дома такой не получится.

– Да уж…

– Мне ещё добавку.

– Садись сюда. Здесь тепло и удобно. И дым не идёт.

Трогательная забота адресована, конечно, Геле. Оба мы опекаем её как можем. Предлагаем помощь, стараемся сказать что-то хорошее и даже немножечко соревнуемся в этом. Она всё видит и понимает. Но женским чутьём выбирает единственно верный безошибочный путь – держится одинаково ровно с каждым. Как хорошая учительница в классе. И невозможно догадаться, что творится у неё внутри.

На ночь устраиваем её в самое тёплое место – между собой. Туристы, знакомые с ночёвками на земле, называют это «малинник». Не очень-то малиново спать, когда холодно снизу и сверху. Зато с боков работает постоянный обогрев.

Долго не спим, ворочаемся. Снова и снова пережёвываем оставшийся позади день. Да, картинки были красивые, броские. Первая зелень, цветы, лесные запахи, черёмуховые облака, ленивое плаванье по спокойной реке… Но на душе другая погода – облачно, лёгкий ветерок с порывами. Замечено, что тихий, безмятежный денёк обычно бывает перед бурей.

Совсем догорел костёр. Лишь розовое пятнышко светится в темноте. Тишина сомкнулась над нашим приютом. Но всё-таки я ЕГО слышу. Заглушённый расстоянием грохот. Будто далеко за степью уносится в ночь курьерский поезд. Там порог – наше главное испытание. Завтра окунёмся в этот грохот. Жаль, что не дотянули сегодня. Можно было бы сбегать – заполучить хоть какую-то ясность на завтра.

Зачем сегодня делать то, что можно отложить на завтра? Жить правильно каждый день и каждый час – хорошо. Но не получается. Этого не может быть, потому что не может быть никогда, пока жив человек.

Мне тревожно за завтрашний день. В который раз задаю себе мальчишеский вопрос: Ты что – боишься? И отвечаю: Нет, не боюсь. Надо всё попробовать. Зачем бояться, когда уже ринулся в драку? Терять в общем-то нечего, никто меня дома не ждёт.

И всё бы оно нормально укладывалось в одной коробке (черепной), если бы шёл в порог один. Упадёт солдатик – мало кто заметит.

Нас трое. Каждый, конечно, сам выбирал – плыть ему или не плыть. Но близится момент «икс», когда вся наша слаженность может полететь вверх тормашками. Поток может раскидать нас в разные стороны, любой из моих спутников может получить травму, увечье или… Всё может случиться. Из трёх, будто бы равных, долей ответственность сразу складывается в одну и наваливается на одного – того, в чьих руках штурвал. Кто её взвешивал, эту ответственность, кто измерял?

…Проснулся от спора на важную тему – планировалась плотность предстоящего завтрака. Спор разгорался как костёр.

– Обойдёмся одним чаем, пока не голодные. В серьёзное дело надо идти натощак. Нам нужна спортивная злость, чтобы побороться с порогом, – убеждал Николай.

– Никакая злость нам не нужна, – не соглашалась Геля, – идти надо с добрым настроением. Поесть надо.

– Поесть и снова на бок завалиться.

– Ты что ли завалишься?

Слушая перепалку, я решил, что тоже имею законное право на участие в дебатах. Напросился на выступление. В результате найден консенсус: чай и бутерброды не утяжелят нас, но придадут нужную спортивную форму. Ну, держись, порог.

Большой плёс, обязательный перед каждым порогом, похоже, заканчивается. Берега стали ближе, течение заметно ускорилось – стоящие возле воды деревья быстрее «побежали» назад. Впереди показались горы. Это, должно быть, и есть хребет, сквозь который Бадарма прорывается на встречу с Ангарой.

Знающие люди не зря советовали нам причалить, заслышав шум впереди. А вдруг там воронка, и вся река уходит под землю? Бывает.

Берегом идём на разведку и сразу за поворотом видим источник шума. Упавшая лиственница перегородила реку и всеми сучьями «расчёсывает» её на множество шуршащих прядей. Немножко лучше, чем воронка, но всё-таки приятного мало.