Даже при беглом взгляде видно, что весь фарватер усеян крестиками, как небольшое сельское кладбище.

– Представляете, сколько всего нам приготовлено? – говорю, радостно обводя глазами собравшихся. – Никому скучать не придётся!

Реакция была почему-то сдержанной, но я не обращаю внимания.

– Здесь вполне можно искупаться, если налетим на «спину». Кабанчик под водой упрятан. В этом месте стенку поцеловать недолго, а тут сразу три камня впереди. Но самое интересное может быть в этом сужении – здесь, говорят, часто падают деревья, могут перегородить фарватер. Но всё это не смертельно. У нас должна быть хорошая манёвренность – пробьёмся. Каскадёрами будем! Вот где ждут настоящие дела!

Видимо, я увлёкся рассказом и не заметил, что в комнате стоит тишина, встречный энтузиазм не рождается. Каскадёры печально смотрят в пол. Меня это насторожило и, как оказалось, не зря.

Первой дрогнула группа поддержки. На всех её участников в одночасье навалились таинственные неприятности. У кого-то стала прибаливать нога, причём «самая ходовая» – правая. Другой вдруг разучился плавать, хотя недавно утверждал обратное. К третьему внезапно собрались нагрянуть гости, уже позвонили – едут. Ещё кто-то всерьёз утверждал, что нечего надеть. Или обуть. Ну совсем, понимаете, нечего.

Очень скоро вся наша «поддержка» куда-то рассосалась. Растаяла, как туманное облачко. Ну и ладно – обойдёмся. Мы и сами с усами, нам больше достанется.

На место четвёртого матроса отыскался парнишка, который обещал подумать. Правда, думал он уже несколько дней. Тугодум, наверное. Что ж, бывает.

Сокрушительный удар в челюсть получаю за три дня до старта. Удар был нанесён «крюком» сзади, куда я не оборачивался, считая, что в тылу всё в порядке. Пришёл друг Витя, долго мялся, вздыхал и, наконец, сказал, глядя куда-то в угол:

– На работе просили… Арматуры много привезли. Некому… В выходные надо поработать. Хорошие сверхурочные обещают.

Вся команда разбежалась. Что остаётся капитану? Пустить пулю в лоб или повеситься на ближайшей рее. Но мачты рядом не оказалось. К тому же надо как-то объясниться с Гелей, она ещё ничего не знает и надеется. Верит в нашу авантюру, ждёт… Не плыть же вдвоём с ней? Это будет похоже на то, что взять её вторым пилотом в самолёт.

Никак не ожидал, что наш разговор принесёт какие-то плоды. Но именно так и вышло. Геля оказалась еще более законченной авантюристкой, чем я сам. Вот и верь после этого ангельским именам.

Объясняю ситуацию и слышу в ответ:

– Как это никого не осталось? А я? А ты? Поплывём вдвоём. Ничего, как-нибудь управимся.

– Нет, вдвоём не поплывём.

– Боишься что ли?

– Ничего я не боюсь. Но если честно, то за тебя побаиваюсь. Понимаешь, там нужна сила. Смелость нужна, выносливость. Мужик там нужен! А если крушение? Что я с тобой буду делать?

– Ты хочешь сказать, что силы, смелости и выносливости у меня нет? Я по-твоему трусиха?

– Из всей нашей команды ты оказалась, если угодно, единственным настоящим мужчиной. Прими мои поздравления. Но вдвоём не поплывём, хоть убей. Вот представь – мы очутились в воде. В ледяной. В ней сразу начинаешь коченеть. Вокруг буруны, по дну катятся камни. Сам я как-нибудь выкарабкаюсь. Плавал уже, знаю. А вдруг тебя спасать придётся? На это дело, как бы тебе сказать… В общем не вытягиваю на эту роль. Просто хочу, чтобы ты осталась живой и здоровой.

Она смерила меня взглядом и промолчала. Мне показалось, что она неверно поняла. Подумает, что я смалодушничал. Нет, она поняла правильно.

– Хорошо, может быть, ты прав. А если я найду третьего? Мужика найду. Тогда поплывём?

– Такие мужики на дороге не валяются. Где его найдёшь?

– Найду.

– Ну, допустим. Найдёшь. Наверняка это будет не водник. Человек неподготовленный, не знающий, не умеющий и всё такое прочее. Какой от него толк?

– И пусть не знает, не умеет. Главное, чтоб надёжный был. Чтобы не подвёл и не струсил. А подготовленного, знающего хватит нам одного. Он есть. Это ты. Правильно?

То был снайперский выстрел. Точно в «яблочко». Уязвлённое самолюбие – самое незащищённое мужское место. Конечно, я понимал, что мне, капитанишке третьего ранга, примеряют адмиральские погоны. Незаслуженно и авансом. Сплавного опыта у меня было мало. Но в меня верят. Приятно. Может быть, рискнуть?

Геля развивает наступление.

– Мы столько готовились к этому. Говорили, мечтали. И тепло пришло. Снег вовсю тает. Надо плыть сейчас, как намечали, пока большая вода не схлынула. Или сейчас, или никогда. У нас же всё готово! Понимаешь, я уже вся там. Вся! Я уже плыву в этих скалах, в этих бурунах…

– Ну ладно, у нас остаётся три дня. Нам бы надо встретиться с твоим этим… поговорить. Когда ты его приведёшь?

– Сегодня вечером.

И ведь действительно привела. В дверях стоял рослый, плечистый парень, протягивал руку.

– Николай.

– Здравствуй. Николай – это хорошо. Был такой, кажется, в Библии – покровитель путешественников и мореплавателей. Нам такие нужны. А ты, кстати, плавать-то умеешь?

– Из Одессы я. Там это все умеют. Пацанами были, дурачились на волнах в штормовом море.

Кататься на морских волнах да ещё в шторм, стремительно лететь вниз, взлетать вверх на гребне водяной горы и снова падать, захлёбываться в солёной воде и визжать от восторга – всё это тоже было в моей юности. Я знал, что это такое и потому сразу зауважал чернявого парня с открытой южной улыбкой. Геля, конечно, всё ему уже рассказала. Полный вперёд!

В пятницу вечером мы были уже возле моста через Бадарму. Отошли подальше по берегу, чтобы не приковывать к себе ненужные взгляды, на полянке выгрузили из рюкзаков пожитки и стали готовиться к старту.

Пока наша ангелица собирала сушняк на костёр и готовила ужин, мы нарубили жердей и связали из них прямоугольный настил – палубу. Вытесали два длинных весла и укрепили их на стойках, это наши с Колей рабочие места – носовая и кормовая греби. Длинный майский вечер даёт нам время. Остаются сущие пустяки: заполнить чехлы резиновыми камерами, надуть их ртом, накрепко завязать каждую «пипку». Кто бы мог подумать, что это окажется самой тяжелой работой…

Надули всего несколько камер, остаётся втрое больше. Мы с одесситом устали, отдыхаем. Очумело смотрим друг на друга красными глазами. Кровь прилила к голове, отчего гудит в ушах и тяжело дышится, будто с трудом вынырнул с большой глубины.

– Вот, мужики, будете теперь знать, как заниматься надувательством, – комментирует Геля.

Сама идёт на помощь. Что есть сил надувает розовые с ямочками щёки, отчего узковатое лицо становится похоже на спелую, румяную грушу, которую очень хочется съесть. Ну хотя бы откусить кусочек! И хочется непременно сообщить ей об этом, но лучше прикусить язык. Вряд ли её обрадуют такие новости.

Ходовые испытания отложены на утро. Устали так, что нет сил задержаться у костра, спеть несколько песен.

С восходом солнца стоим на вёслах. Коля говорит, что он водитель грузовика, привык рулить, ему интереснее было бы на передней греби. Охотно соглашаюсь, зная, что большинство манёвров, наоборот, выполняется кормовым веслом. Пусть будет интрига, с ней веселей. А главное в том, что мы наконец-то плывём! Плывём!

Наше солнышко Геля нашла себе место в центре, как и полагается солнышку – отсюда удобней всем светить. Здесь же привязаны все рюкзаки.

Катамаран оказался слишком вёрткий. Может легко и некстати изменить направление, не любит резких движений. Приходится приспосабливаться. Достоинства тоже налицо: хорошо слушается руля, имеет большой запас плавучести. Минуту назад легко прошли мелкий перекат, даже не выбирая курс, и при этом ни разу не «чиркнули» о камни. Отлично. Сейчас просто плывём по течению, слегка покачиваясь на волнах.

Николай поворачивается ко мне.

– Не вижу обещанных трудностей. Это нечестно, кэп.

– Подожди, ещё увидим. Наслаждайся пока, потом некогда будет. Где и когда такое увидишь? Геля, скажи своё веское слово, разве я не прав?