– Что? Тяжко тебе, грек? – спросил его буйвол.

Гомер не знал, что ответить. Отчасти говорящее животное удивило его, но внутреннее умиротворение подавляло в нем всякую страсть к происходящему.

– Да нет, хорошо, знаешь, – ответил Гомер.

– Вот отведу тебя в свой дом. А ты мне поможешь найти в нем выход. А? – спрашивал буйвол.

Гомер оглядел его, оценив поистине странное телосложения животного. Его торс был человеческим, но с головой быка, вид был неряшливым. Впрочем, на берегах Большого моря, где люди ели даже сырую рыбу, у Гомера особого удивления это не вызвало. Бык еще что-то говорил, рассказывая ему о своем жилище. Что там все заросло, ступить негде, иногда и входа, и выхода не найдешь.

– А знаешь, – ухмыльнулось животное, – однажды я запустил туда паучка, хорошего такого, лохматого. Конец его нити привязал к своей руке и пустил паучка, сказал: ищи выход. Тот меня однажды так и вывел. Здорово?!

Рога буйвола, едва не превышали его голову.

– Да, хорошо тебе, – проговорил Гомер безучастно. – У тебя есть паучок, а меня кто выведет из этого состояния? А мне еще топать до самих Афин.

Гомер, как показалось животному, загрустил.

– Так ничего, я сейчас позову своих рабынь, они тебя вмиг доставят куда надо! сказало животное и обратило свой взор на небо. В небе кружились две птицы с женскими телами, издавая неприятные птичьи звуки, похожие на скрип старого колеса. Гомер не осмелился на их помощь.

– Жениться мне надо, буйвол, – сказал Гомер. – Жаль, оставил на мысе Дарданелл женщину свою. Нимфеей зовут. – Вспомнил Гомер о своей жене.

– Так ты женат?! И еще хочешь?! Так я знаю, где есть один приличный гарем. Я тебя отнесу.

Буйвол наклонился к поэту, и писатель-путешественник внезапно окунулся в сон.

Открыв глаза, Гомер понял, что лежит на том же месте, где лег. Но небо было темное. Только плеяда ярких точек озаряла небосклон. Наступила ночь. Поэт почувствовал холод и дрожь своего тела. Попытавшись встать, внезапно он шарахнулся испуганный. Рядом с ним на шесте была голова буйвола. Ужаснувшись от зрелища, поэт, тут же позабыв, что у него было с собой, кинулся наутек, не зная дороги.

Пробежав так несколько метров, пока голова не исчезла из поля видимости, грек остановился. Присев отдохнуть, он почувствовал вновь голод. Нащупав на поясе мешочек с едой, который теперь почему-то был неполным, все же поискал там чего-нибудь съестного. Найдя пару сушеных грибов, не отважился их съесть. Сориентировавшись по небу, Гомер, не останавливаясь, пустился в сторону, где светила самая яркая звезда из соединения Ориона.

Дойдя до холма, он заметил едва исходивший из хижины дымок. Достигнув вершины, голодный, усталый и замерзший, дошел до дверей. Не стучась, так как дверь была из прутьев и громкого звука бы она не передала, взяв всю свою силу воли как и физическую, набравшись крайней смелости, Гомер отставил дверь, открыв проем, чтобы проникнуть внутрь. Попав внутрь, приставил ее обратно. Тепло остывавшего очага сразу подействовало на него. Изнемогающий, он лег возле плетеного стула, стоявшего у стены хижины, и заснул.

Утром он проснулся рано. Тут же оценив обстановку, не дожидаясь, пока хозяева появятся в хижине, поспешил к выходу. Небрежно уместив за собой дверь, направился вперед от места ночевки к первому возможному поселению. Но, пройдя несколько шагов, Гомер вдруг осознал, что вокруг степь и море и ему неизвестно ни одного места ближайшего поселения. Он решил вернуться. Вновь приоткрыв дверь, путешественник для осторожности оглядел комнату через проем, в случае если кто-то из хозяев появился в этой части дома из другой комнаты, и оказался бы агрессивен, как тот, которого он встретил в полях. Но внутри никого не было. Гомер оглядел округу, оценивая ситуацию, и решил, что единственным выручающим фактором его положения было расспросить хозяев, куда двигаться ему дальше, не решаясь продолжать свой задуманный путь.

Побродив вокруг хижины, осмотрев хозяйство, где были два петуха, которые, к удивлению Гомера, до сих пор не кричали, хотя светило уже показалось из-за горизонта, и коза, уже жевавшая поутру сено, наконец Гомер, не выдержав, кинул найденную неподалеку палку в сторону петухов. Птицы всколыхнулись, но не закричали. Заорала коза, в которую попала палка, отскочив от ограждения двора. Гомер выругался на древнегреческом языке, на котором знал несколько слов. Улегшись на землю, попытался заснуть, к утру стало немного теплеть, но морской прохладный ветер заставлял поэта сжиматься от холода. Прилегши, он задумал все же вновь проникнуть внутрь жилища, и пусть будет как будет. Но как только он подошел к хижине, заорал петух. Гомер, смущенный птицей, человек, всегда выдержаный, вновь выругался, назвав кукарекалку на филистимском языке извергом. Выждав какое-то время, сделав несколько кругов возле лачуги, поэт вновь приоткрыл дверцу и, не заметив движения, юркнул внутрь. Обойдя все комнаты, не застав никого из людей, он пожалел, что не сделал этого раньше.

На столе в холле лежала недоеденная еда, которую он моментально уничтожил. Посидев в одном из плетеных стульев из веток и не дождавшись хозяев, не теряя времени, решил действовать. Для продолжения пути он спустился к морю и двинулся по побережью. Шествуя по краю воды, он не раз сожалел, что не остался с Нимфеей или не забрал ее с собой, променяв семью на злополучные приключенья! Ведь ради чего?! Ради израильского повелителя?! Но утешал он себя тем, что этот человек был не просто царем на Ханаанской земле, но о ком весть разнеслась по всему Средиземноморью.

Пройдя большую часть пути, навстречу мастеру слова попался пришвартованный баркас с людьми, это были рыбаки. Они объяснили ему, что он находится на земле Израиля. Что по суше до первого города Дан ему сутки пути, и он должен будет пройти через некоторые поселения. Но рыбаки, пообщавшись с поэтом, который их заинтересовал, взяли его с собой, где баркас проходил по морю вдоль береговой линии. Они переправляли товар по поселениям, и ближайшая деревня была в нескольких километрах от их остановки. А там уже неподалеку находились и городские жилища. Этим Гомер сократил бы свой путь.

По пути следования, отдохнув, он развлекал рыбаков несколькими памфлетами из жизни разных народов, в частности, он рассказал историю о своем друге, моряке Одиссее, о его жене, которая ждала его долго, пока он наконец не вернулся домой. Вернувшись на родину, Гомер упомянет о них в своей поэме и назовет ее «Виладера» в честь обнаруженного им поселения у мыса Дарданелл, канувшего на тысячелетия в века в историю, но потом греки переименуют его эпос проще – в «Илиаду».

Сдружившись с иудеями, промышлявшими в морских водах, Гомер неплохо подкрепился предложенной ему провизией рыбаков. И они, в свою очередь, надавали ему советов, где можно найти много информации, пусть и недостаточно верной, но полезной, если ею правильно распорядиться. Так посоветовал один из старших средиземных поморов, которого звали Нестор, где позже его образ писатель принял за главенствующее божество по отношению к другим и нарек его Зевс.

К полудню, появившись на центральном рынке Дана, при помощи телеги трое торговцев по совету рыбаков, познакомивших их с Гомером, отправились в город торговать своим товаром, захватив путешественника.

Гомер отправился из Филистии, когда подходил к завершению по еврейскому календарю шестой месяц тевет. Здесь, в Израиле, оказалось ненамного, но прохладнее, чем в покинутых им четверо суток назад поселениях. Теперь он находился в части Ханаанской земли севернее города Ашдода, где пробыл сутки, набрав там некоторую другую провизию, кроме тех, что подарили ему в поселения Фэхтер.

Светило солнце. Оказавшись наконец на просторах рынка города Гиввефона израильского колена Дан, Гомер желал скорей покинуть его и направиться обратно домой на родину. Но это никак не совпадало с его планами. А планы его включали такие детали, как найти работу на время, заработать денег, чтобы хватило добраться до дому, и после выполнения второго плана, сразу, где есть, было устроить временный ночлег.