Небольшая капелька дегтевых мыслей в бочке медовой реальности. Стало как-то невесело, и я раздраженно тряхнула головой, смахивая глупые думы. В тот момент было кое-что гораздо важнее, то, что действительно требовало всего внимания и напускного раздражения.

— Подождите-ка! С чего это я высокомерная?!

— Ой, да брось, дорогуша. Неужели никогда не смотрела чуть свысока на всех окружающих, которые даже десятой части из того, что ежедневно заполняет твою гениальную головушку, не знают и живут себе прекрасно с этим невежеством? — старик иронично приподнял бровь, возвращаясь за прилавок к своей тряпке.

Я хмыкнула, но на губы легла легкая улыбка. Как же все-таки было странно, что Гарретт и мистер Лиетт, двое самых главных мужчин в моей жизни, могли считывать меня как открытую книгу и при этом не испытывать никаких негативных чувств по поводу содержания. Чудеса, да и только.

========== LVIII. ==========

Переполненный событиями и накаленными до предела эмоциями октябрь сдался на волю своего холодного и привередливого старшего брата, передавая нас всех в его недружелюбные руки. Дожди теперь были единственной погодной опцией, задувающие промозглые ветра проникали даже под самые плотные ткани и ничего не спасало от подбирающегося ощущения зимы.

Жизнь понемногу замирала, переходя в режим энергосбережения, и наша дружная компания не отставала от общемировой тенденции. Посетителей в кофейне меньше не становилось, но все было как-то неторопливо и лениво. Люди скрывались от уличного мороза в уюте и тепле семейного заведения, попивая горячие напитки и поглядывая за бушующей за окнами непогодой. Работы у Марка с Эмили было предостаточно, и они все меньше времени могли уделять переживаниям о своих младших друзьях, поэтому наше непоявление в кофейне проходило как-то незаметно. Не то, чтобы мы не хотели появляться в обители супружеской пары, но наша жизнь тоже шла своим чередом, жирной линией пресекая все попытки остаться в уже сложившейся рутине.

На меня надвигался конец семестра вместе с очередной сессией, которая на заключительном третьем курсе не обещала ничего хорошего. Я понемногу уходила с головой в учебники, как это всегда бывало в экзаменационные периоды. И помимо этого, мне случалось все чаще и чаще пропадать в лаборатории или просто на кафедре, потому что черновой вариант диплома был готов, и мой любимый наставник решил по такому случаю повесить на меня написание еще двух статей и включил в постоянный состав исследовательской группы, в которой я и до этого числилась, но лишь в качестве приходящего ассистента. В общем и целом, мне тоже работы хватало и приходилось разрываться между подготовкой к сессии, новыми лабораторными обязанностями, статьями и личной жизнью, которая хоть от меня ничего и не требовала, но забрасывать себя не позволяла деликатными такими звоночками со стороны совести.

Гарретт, как всегда, был образцом терпения и понимания, ни словом, ни жестом не показывал мне, что его что-то не устраивает. Зная, что сейчас у меня нет времени ни встречаться с ним в кофейне, ни заходить к ним в гости, он принял самое удобное для нас решение и почти что переехал ко мне. Он заботился об Анет, следил, чтобы я питалась домашней едой хотя бы раз в день и не позволял мне ночами мерзнуть в пустой постели не от несуществующих сквозняков, а от проникающего в мои кости февраля. С наступлением последнего осеннего месяца во всем моем существе всегда происходили эти непонятные мне изменения, тело коченело от внутреннего холода, настроение не поднималось выше минус десяти по цельсию, а ощущение бесконечного одиночества и февральской безнадежности давили на грудную клетку неподъемным весом, не позволяя даже вздох сделать без того, чтобы не закашляться от забившего глотку серого снега.

Но рядом с Гарреттом все было иначе, конечно же. Он прогонял холодные ветра даже из самых отдалённых уголков моего сердца, выметал зимнюю слякоть, стирал изморозь со всех окон и приводил потерявшуюся весну, поливал цветы, зажигал везде свет. Делал все возможное, чтобы несмотря на окружающую мерзлоту, внутри меня всегда жило тепло и светило солнце. А по-другому и быть не могло, ведь начиная с одного удивительного февральского дня во мне больше не было места ничему другому, кроме как для волшебного короля и его безоговорочного правления.

Вот так и жили. Я с Анетт под покровительством солнца в человеческом обличье, а Питер, бедолага, один в их квартире. Но он сам все больше пропадал на работе, помогая несчастным жертвам фантомного февраля справляться с так хорошо знакомым мне внутренним холодом. И хоть в наши редкие встречи он всегда спешил пожаловаться на свою одинокую судьбу, но в его взгляде и голосе черным по белому читалась благодарность, что его лучший друг больше не был один в пустой квартире, ведя заведомо проигрышную войну против себя самого. Только вот не знаю, заслуживала ли я этой благодарности. Ведь из нас двоих далеко не ясно было, кто же на самом деле спаситель, а кто спасенный.

— Салют всем домашним обитателям, — прокричала я с порога, чтобы устроивший в моем жилище свою пещеру затворник точно услышал о моем появлении. Казалось бы, что житье в принадлежащей мне квартире должно было сделать Гарретта более внимательным к моей персоне, как минимум, но не тут-то было. По всему видимому, ему было совершенно все равно в каких помещениях уходить в свои волшебные миры, полностью игнорируя происходящее в реальности.

За та недолгое время, что парень жил со мной, я как минимум три раза пугала его своим «неожиданным» появлением. Хотя ничего особо неожиданного во мне, приходящей по вечерам домой конечно же не было. И теперь ради нас обоих свое возвращение я обустраивала как можно громче, чем в свою очередь пугала Анет, но в данной ситуации жертва моей бедной кошки казалось меньшим злом.

— Салют всем вернувшимся с научного фронта, — донеслось мне в ответ со стороны единственной комнаты, где приветливо горел свет и шуршали какие-то бумажки.

Заинтересовавшись, я пошла на звук и мне открылась чудесная картина Гарретта сидящего на кровати и увлеченно упаковывающего в красивую оберточную бумагу что-то плоское и квадратное. Он выглядел абсолютно погруженным в работу, аккуратно разравнивая складки и проклеивая все двусторонним скотчем. Анет составляла ему компанию, уютно устроившись в уголке и мирно посапывая. Красота, одним словом.

Я постояла еще около минутки, облокотившись плечом на дверной проем и с наслаждением наблюдая за трудягой, к этому моменту как раз заканчивавшим с бумагой и теперь искавшим лучшее место для золотого бантика. У меня не было ни малейшей идеи, для кого предназначался подарок. Очевидно, что не для меня, раз с таким умиротворением все делалось в моем присутствии. Уж что-что, а сюрпризы парень устраивал с талантом агента разведки.

Я подошла ближе и наклонилась, чтобы ближе рассмотреть красиво с заботой и вниманием упакованный подарок. А когда обратно выпрямлялась, встретилась взглядом с ореховыми глазами, которые не менее внимательно наблюдали за моими действиями. Я даже и не заметила, что подошла так близко. Мы практически сталкивались лбами.

Такие «случайности» больше не могли меня смутить, в конце концов ближе нам с Гарреттом едва ли было куда становиться. Поэтому я просто улыбнулась своему застывшему в ожидании парню, и приподняв голову невесомо коснулась губами его лба в нежном, почти материнском жесте. Это волшебное чудо в ответ лишь незаметно покраснело на кончиках ушей и ответило ласковой улыбкой.

— Кто счастливчик? — уже полностью выпрямившись, я кивнула в сторону подарка.

— Для Питера. У него день рождения на выходных.

Я озадаченно нахмурилась, пытаясь вспомнить, слышала ли я до этого вообще о приближающейся дате. Но в голове ничего не всплывало.

— Так Питер скорпион? Это многое объясняет, — в итоге ответила я, решив не заострять внимание на собственной неосведомленности.

— Ты веришь в астрологию? Я думал, что для тебя это слишком ненаучно, — лукаво усмехнулся парень, намекая на мини перебранку, которую устроила я с Питером, когда тот решил пошутить, что мы с Гарреттом пара, ходящая по тонкому льду, учитывая, что он козерог, а я овен.