Well, baby, you’re my holy ghost

And I need you close.

Да уж, милый. Именно в этот момент ты совершенно точно не святой. Кто бы мог подумать, что за повседневной личиной сына божьего прячется сам Люцифер. Все-таки парень скрывал в себе гораздо больше сюрпризов, чем я могла себе представить.

— Нет, ну это надо же было упомянуть святого духа в такой песне! Да это же чистой воды богохульство! — в отличие от меня Питер был в восторге. Кажется, даже для него эта песня стала откровением.

Let me satisfy your body and soul

No, I don’t care if it’s blasphemy

— Ха! Видимо совесть все-таки мучила, когда он это писал. Но это сильно, конечно. Вот уже не думал, что когда-нибудь услышу от него что-то подобное. Знаешь, Лайла, предвосхищая твой праведный гнев, могу только сказать в его оправдание, что он серьезно вырос как композитор и исполнитель. Он всегда вкладывал всего себя в музыку, но это какой-то совершенно новый уровень. Никогда еще я не испытывал такого, что словно весь воздух дрожит от напряжения. Он явно перешагнул через какие-то внутренние барьеры, что позволило ему сделать…это.

Я лишь кивнула, криво усмехнувшись. «Внутренние барьеры» — это еще слабо сказано. Я видела это в его взгляде, в движение рук, в выражении лица. Он не просто «перешагнул через какие-то внутренние барьеры», он с разбегу рванул с обрыва, посылая к черту все, во что верил. Позволяя себе чувствовать до предела, бросаясь в омут с головой, и будь, что будет.

Моя злость прошла, я знала, что это было необходимо. Что это мне позволено держать себя в клетке, только мне из нас двоих можно было сохранить весь этот беспредел только для себя. Гарретт так не мог, он был рожден, чтобы отдавать все, что имеет, все, чем живет вот таким вот простым людям, голодной толпе, у которой никогда не хватит сил даже на каплю того урагана чувств, который бушевал у парня в душе. Он был нужен им, чтобы пусть и ненадолго, всего на три-четыре минуты почувствовать себя живыми, зажечь этот крошечный огонек в своих глазах и жить дальше с бесконечным воспоминанием об этом тепле.

========== XXXXVIII. ==========

С последним аккордом толпа взорвалась, ее крики обрушились на нас словно лавина. Мы недоуменно оглянулись. Она ликовала, она неистово бушевала. Похоже, Гарретт затронул сердца этих людей гораздо глубже, чем я изначально предполагала.

Парень на сцене поудобнее перехватил гитару и одарил публику благодарной солнечной улыбкой.

— Спасибо! Огромное вам спасибо! Вы потрясающие! Наслаждайтесь фестивалем и до встречи! — он махнул толпе на прощание и исчез за сценой, явно не собираясь сразу же возвращаться к нам. Сбежал.

Он прекрасно понимал, что натворил и должен был представлять себе, в каком бешенстве я могу быть. Сбежал, побоявшись столкнуться глазами с моим прищуренным взглядом. «Ну уж нет, милый, я этого так просто не оставлю».

Мы все наблюдали за стратегическим отступлением любимца публики. Эмили выглядела немного обеспокоенной, а Питер ухмылялся. Он тоже прекрасно понимал, что стояло за этим поступком его лучшего друга. Я молча кивнула ему в том направлении, где исчез Гарретт, намекая, что отправляюсь на разборки. Он так же молча кивнул в ответ.

Полог шатра тихо прошелестел, когда я нырнула внутрь. Гарретт стоял спиной к входу в глубине импровизированного помещения, но звук он услышал, судя по напрягшимся плечам. Оборачиваться он, тем не менее, не спешил. Я застыла на входе, сложив руки на груди.

— И это ты имел в виду под сюрпризом? — наконец нарушила я уже затянувшуюся тишину. Не нравилось мне то, в каком напряжении был парень. Не так он должен был себя чувствовать после такого потрясающего успеха.

— Прости, я не думал, что получиться…так, — он с тихим выдохом обернулся, все еще не решаясь поднять глаза. Нервно сцепленные руки теребили уголок джинсовки.

Не знаю, что он должен был чувствовать в этот момент. Могу только догадываться и эти догадки мне совершенно не нравились.

Я вздохнула и сделала пару шагов в его сторону, все еще пристально наблюдая за его лицом. Он не хотел поднимать голову, не хотел встречаться глазами. Он очень боялся моей реакции. Мне стало ужасно стыдно от этого осознания. Стало противно от того, насколько же отвратительно я себя вела, чтобы сейчас мой самый любимый человек чувствовал себя так плохо, когда должен был чуть ли не подпрыгивать от восторга и триумфа. Боже, он заслуживал всего этого мира, всей его поддержи, но боялся не получить ее от меня. Это убивало.

— Не извиняйся, пожалуйста. Все получилось просто замечательно, — я очень старалась, чтобы голос звучал совершенно искренне. Чтобы, даже не видя моего взгляда, он бы по одному голосу понял все, что я хотела сказать.

Видимо подействовало, судя по тому, с каким удивлением и затаенной надеждой он вскинул голову. Боже, Лайла, как ты докатилась до такого, что Гарретту сложно поверить, что ты можешь не злиться на его чувства.

— Ты не сердишься? — совсем тихо, неуверенно, робко.

Я сделала еще несколько шагов к нему. Теперь мы стояли на расстоянии протянутой руки. Он наблюдал за мной с опаской, в каждую секунду ожидая, что я сорвусь. Я вытянула руку, чтобы дотронуться до его щеки, а он вздрогнул.

— Боже, Гарретт. Я не собираюсь тебя убивать, — моя ладонь все же достигла своей цели. Я вложила всю нежность в это прикосновение и мягко погладила прохладную кожу кончиками пальцев. Он прильнул к моей руке, потянулся доверчиво как щенок, выдыхая нервно, выпуская напряжение.

Боже, боже, боже. Что ты сделала с ним?

— Прости, я знаю, что нельзя было так. Не настолько откровенно, не перед всеми этими людьми. Надо было сохранить это только для нас, показать только тебе. Я поступил эгоистично, необдуманно. Не стоило поддаваться этому детскому желанию заявить во всеуслышание. Что у меня есть ты и что я безумно счастлив этому, — он все еще льнул к моей ладони, но голос дрожал.

— Гарретт. Не извиняйся и не оправдывайся. Это твоя музыка и твое право. Ты можешь и даже должен петь обо всем, что творится в твоем сердце. Считай, это твоя творческая обязанность. Ты должен нести свою музыку людям, делиться даже самым сокровенным. Всем, чем только захочешь. Я уже говорила тебе, что это твое творчество и только один ты имеешь на него право. Мне было неловко, зная, что ты обращался ко мне. Но это не имеет значения, потому что я не единственный твой слушатель и надеюсь, никогда не буду. Я знаю, что там, на сцене ты пел только для меня и этого достаточно, чтобы простить тебе все…фривольности. Получилось и правда замечательно. Это абсолютный успех, поэтому прекрати извиняться и начни уже радоваться, потому что ты заслужил это. Ты покорил сегодняшний вечер и должен принимать овации, а не переживать о моей реакции, — я обхватила его лицо двумя руками, заставляя посмотреть мне в глаза прямым взглядом, не отрываясь ни на мгновение. — Спасибо кстати. Это был очень приятный сюрприз.

И мои губы накрыли его. Мягко и нежно, утешая, с просьбой расслабиться. Он ответил мгновенно, всем телом стремясь ко мне, с желанием полностью раствориться в этом объятии.

В голове промелькнула глупая мысль, показавшаяся детской и совершенно не к месту, но она заставила меня торжествующе улыбнуться в эти мягкие, податливые губы.

Там на сцене голодная толпа желала его. Всего без остатка, еще немного и она бы сожрала его, требуя отдать все, полного подчинения. Но он никогда не принадлежал той толпе, она никогда бы не смогла получить даже капли его тепла, потому что он уже был полностью во власти. Он уже давным-давно принадлежал лишь мне, и ни одна живая душа не имела на него большего права.

Этот живой бог, абсолютное воплощение всего самого прекрасного на свете принадлежал мне весь и полностью, и это ощущение опьяняло. Я была готова простить ему все, любую глупость и даже вульгарность, лишь бы он так навсегда и оставался моим и больше ничьим. Навсегда застыл в моих объятьях, нежным жаром опаляя губы.

— Пообещай мне, — тихо выдохнула я, когда поцелуй пришлось разорвать, чтобы глотнуть воздуха.