Меня выбило из колеи и даже в какой-то мере разозлило это признание. Невозможно было представить, чтобы такая женщина как Эмили могла в серьез решить, что не подходит для материнства только потому, что ей пришлось взять на себя ответственность за совершенно никудышных представителей рода человеческого.
— Ну что ты такое говоришь! Эмили, то, что тебе попались такие беспомощные, склонные к саморазрушению великовозрастные дети, совершенно не значит, что ты будешь плохой мамой своим детям. Честно говоря, я не знаю, существуют ли люди больше подходящие на роль матери, чем ты. Ты уже настоящая мать-героиня. За парней говорить не буду, а мне твоя забота очень приятна. Я к такому не привыкла, и мне периодически сложно держать в памяти, что мои действия отражаются не только на мне и что есть люди, которых расстраивает мое не самое бережное отношение к самой себе. Но твое присутствие и внимание помогают мне свыкнуться с этим и, ну, хотя бы пытаться не изнурять себя, как я обычно делаю. Неловко признаваться, но это вовсе не первый мой обморок от истощения, просто раньше некому было волноваться и я просто приходила в себя на полу, а потом, не получив никакого ухода, доводила себя до такого состояния, что все заканчивалось срочной госпитализацией с запущенным воспалением вследствие ослабленного иммунитета и общего истощения. В общем, в этот раз все закончилось более чем благополучно и все благодаря тебе, потому что на таких же безалаберных парней в этом случае положиться нельзя.
В глазах девушки плескался чистый ужас, и я явно предчувствовала катастрофу.
— Господь милосердный, Лайла! То, что я сейчас услышала, просто кошмарно и если у меня и были какие-то идеи оставить вас в покое и позволить жить своей жизнью, то своими словами ты сейчас уничтожила их бесследно. Я буду звонить тебе дважды в день, если ты не ответишь и не перезвонишь в течении пятнадцать минут, я вышлю к тебе Марка или Питера, или приеду сама. И я не шучу. Надеюсь, ты уже знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, на что я способна в стрессовой ситуации.
Я нервно засмеялась, прекрасно понимая, на что эта с виду хрупкая и нежная фея способна.
Эмили задержалась ненадолго, напомнив, что она все-таки бизнесвуман и ей еще нужно кофейней управлять. Мне было немного грустно оставаться одной после такого количества внимания со стороны друзей, но все должно было вернуться в свое русло.
Мне стоило бы возвращаться к работе, но после ночи в больнице я убедила себя, что заслужила хотя бы свободных полдня. Я сидела на кухне, медленно потягивая уже третью кружку чая и жуя булочку с яблоком и корицей. Мыслей не было, да и не хотелось как-то особо думать. В тишине и покое я наблюдала, как садится за окном октябрьское солнце и думала, что ничего красивее этого в своей жизни никогда не наблюдала. Все было абсолютно идеально, так хорошо оказалось иногда не думать.
Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, а мне в дверь тихо постучались. Так аккуратно и мягко. Интересно можно ли сказать, что человек наконец-то стал тебе близок, если узнаешь его по стуку в дверь? Вопрос остался без ответа, а я поспешила открывать.
Человек, стоящий за дверью одной своей улыбкой мог полностью стереть воспоминание октябрьского заката из моей памяти, потому что, увидев ее никак нельзя было заявлять, что что-то красивее существует. Не могу говорить за всех, но в моем сердце у нее была безоговорочная монополия.
— Надеюсь, ты не против, что я пришел без приглашения? Просто подумал, что нам обоим стоит хотя бы сегодня воздержаться от одинокого затворничества.
— Гарретт, прошу тебя. Ты всегда заявляешься без приглашения, и тебя спасает лишь то, что до сих пор ничего плохого из этого не вышло, — я фыркнула и пропустила его внутрь.
— Ну, в таком случае, я рад, что ничего не меняется, — он легко рассмеялся, и в моей квартирке второй раз за день стало непривычно светло.
— Проходи. Будешь чай? Эмили принесла выпечку, правда там уже не так много осталось, — я шла впереди и вела его за собой на кухню.
Солнца уже и в помине не было на небосклоне, и комната была окутана в уютный мрак. Мне стало так комфортно при отсутствии света, что я решила не портить атмосферу и включила только небольшой светильник, встроенный в вытяжку. Мягкий желтый свет обволок помещение, добавив ощущения доверительности и интимности. Я поставила чайник.
По звукам Гарретт успел разместиться за столом, а по ощущениям пристально смотрел мне в спину. Поворачиваться не хотелось, все в комнате делало ситуацию слишком напряженной для меня. Я не была готова заглянуть в ореховые глаза, который в тусклом освещении должны были стать для меня ловушкой, темной и бесконечной как черная дыра. Но парень ждал и ждал терпеливо, не издавая ни звука.
Я стояла спиной, нарочито медленно доставая заварку, споласкивая чайник и кружки, но тишина была невыносимой. Она давила как ожидание неизбежного, нужно было что-то сказать.
— Как продвигается подготовка к концерту? Совсем немного ведь осталось времени, — чайник закипел, я заливала кипяток в стеклянный заварник, Гарретт молчал, раздумывая над моим вопросом.
— Все уже почти готово, но я не совсем уверен в списке песен, — я наконец-то повернулась, чтобы поставить кружки на стол. Гарретт смотрел на деревянную поверхность, задумчиво вырисовывая круги на столешнице.
— Я думала, ты уже утвердил его с организаторами, — я сделала еще один круг за чайником и, успокоившись, села напротив парня. Он все еще гипнотизировал стол.
— Мы согласовали три песни, еще две я сказал, что представлю за пару дней. Не знаю, почему они пошли на это условие, но эти две песни я так до сих пор и не выбрал. Если честно, мне кажется, я их еще даже не написал, — он поднял взгляд, и я поняла, что все это время он от меня скрывал. Гарретт был в отчаянии.
========== XXXXIII. ==========
— Гарретт, осталось чуть больше недели, — констатация факта была не лучшей стратегией в такой ситуации, но я не знала, что еще можно было сказать. Я просто не могла ему поверить.
— Я знаю. Я разочаровал всех, еще даже не поднявшись на сцену. Наверное, ничего другого и не стоило ожидать, — его голос звучал все тише. Он больше не смотрел на меня, не решался. Боялся увидеть то, в чем уже себя убедил.
«Ну уж нет. Только не в мою смену».
Он не хотел смотреть на меня, готовый бежать в любую секунду, но я не позволила ему еще глубже закапывать себя. Для начала было достаточно небольшой поддержки, доказательства, что я все еще здесь, рядом. Все так же готова отдать все, чтобы хоть ненадолго вернуть уверенность в этого волшебного мальчика.
Я протянула руку и осторожно дотронулась до тонкого белого запястья в немой просьбе «посмотри на меня». Он повиновался.
Робко приподняв голову, еще секунду не решался заглянуть в глаза. Глубоко сокрытый, внутренний страх отражался на подрагивающих ресницах. Я обвила запястье теплыми пальцами.
На дне коньячного цвета глаз разливалась робкая надежда.
— Все в порядке. Еще достаточно времени, мы что-нибудь придумаем. Ты никого не разочаровал. Тебе не хватает уверенности в себе, но это ничего. Я как раз для этого и рядом. Если ты в себя не веришь, моей веры будет достаточно для нас двоих. Поэтому не впадай в отчаяние, отдохни. Ты ведь пришел для этого. Чтобы мы вдвоем отдохнули, на день забыли о работе. Вот этим и займемся, будем отдыхать, а потом что-нибудь придумаем. Вместе.
Гарретт перехватил мою руку, все еще обхватывающую его запястье и переплел наши пальцы.
— Спасибо, — одними губами прошептал он. Я улыбнулась в ответ. Мы поняли друг друга.
Мою руку он не отпустил, но большим пальцем стал поглаживать вверх-вниз, начиная с основания запястья и доходя до середины кисти, улыбаясь нежно своим неозвученным мыслям. Я ощутила, как вдоль позвоночника пробираются мурашки, несомые горячей волной. Смотреть на парня стало сложно, но оторвать взгляд казалось невозможным.
Гарретт был невыносимо красивым, мягкий желтый цвет игрался с его каштановыми кудрями, превращая их в чистое золото, тягучей волной, растекающееся по широким плечам. Полутьма смягчала резкие линии лица, и рассеянная улыбка являла на свет бога милосердного, доброго и всепрощающего. Он ласково вел пальцами по моей руке, расплетая наш союз, становясь только ближе, еще ближе, проводя ладонью по предплечью вверх до локтя и вновь утекая вниз, как нежная, теплая, пенистая волна, приходящая с прибоем.
