— Не могу тебя винить. В конце концов, мой дом пахнет терпким парфюмом с древесными нотками, винтажными кожаными куртками, корицей и весенними ветрами. В моем доме всегда играет гитара и, наверное, сам Бог исполняет свои песни, сшитые каштановым шелком и первым снегом.

Гарретт издал восторженный возглас и даже похлопал сложенными у меня за спиной руками.

— Лайла, я всегда знал, что ты безгранична талантлива, но такого поэтизма от тебя не ожидал.

— У меня в этом семестре будет курс по всемирной литературе. Может ты и не заметил, но я вообще-то все лето изучала классиков.

— Сложно было не заметить, учитывая, что практически всего Мопассана тебе прочел я.

— Еще скажи, что тебе не понравилось!

— Совсем нет, в любое время готов повторить! Я готов тебе даже всю «Войну и мир» в оригинале озвучить, только бы ты не уходила никуда.

Он посмотрел мне прямо в глаза и внезапно выглядел так тоскливо, что тяжелый ком подкатил к моему горлу, не позволяя вздохнуть. Я поняла, что в тот момент это действительно имело значение: останусь ли я или уйду хоть на мгновение. Я знала, что мне нужно было сказать, но чертов ком душил все слова в их зарождении и я могла лишь хрипеть.

— Я…не…уйду, — едва слова сформировались и сорвались с моих губ, ком рассосался, и я снова смогла дышать.

— Я проигнорирую то, что ты только что чуть не задохнулась и просто скажу спасибо. Спасибо, что ты со мной.

Дверь распахнулась и на пороге возникла Эмили, которая, увидев, в каком мы с Гарреттом находимся положении, смущенно воскликнула и прикрыла дверь.

— Дорогие мои, могли бы подождать, пока мы уйдем! Идите пообедайте для начала! — Эмили разговаривала с нами из-за полуприкрытой двери, что нас рассмешило и мы едва сдерживали смех. Но нам повезло, что девушка сразу же ушла, иначе мы бы действительно задохнулись и в этот раз уже вдвоем.

Я с трудом приподнялась на локтях, что было особенно сложной задачей, учитывая, что Гарретт до последнего не хотел освобождать меня из объятий.

— Давай, неваляшка. Нам нужно поесть, чтобы мамочка могла со спокойной душой оставить нас наедине, — я произнесла это с хитрой ухмылкой, хотя стоило словам слететь с губ, как я тут же залилась краской, в полной мере осознавая, что может крыться за подобными словами.

Гарретт смущенно засмеялся, но взгляд на меня поднять не решился. Вместо это он поднялся на ноги одним резким движением и подал мне руку, все еще избегая смотреть в глаза.

Эмили приготовила французский омлет, сделала салат и сэндвичи и все за то недолгое время, пока мы с Гарреттом валялись на кровати. Мне стало немного стыдно, но это чувство отступило, когда она начала наблюдать с огромной любовью и нежностью за тем, как мы все это уплетаем.

— Кстати, Питер звонил и сказал, что сегодня он останется ночью на работе. Так что, ребятки, квартира в вашем распоряжении, — Эмили произнесла это так спокойно и ровно, словно комментировала погоду.

Мы с Гарреттом вновь отреагировали симметрично, подавившись едой.

Марк громко засмеялся, а Эмили перепугалась и сначала пыталась постучать нам обоим по спине, а потом помчалась наливать воды.

— Ну что вы смутились как подростки, ей богу. В этой комнате все взрослые люди, и мы не ваши родители, чтобы стеснительно умалчивать самое интересное, — несмотря на свои слова, Марк выглядел как типичный слишком веселый отец, для которого нет темы забавнее чем половая жизнь сына старшеклассника.

— Почему Питер остается на ночь, он же психотерапевт. Он работает по записи, — Гарретт наконец-то откашлялся и явно заподозрил что-то неладное в этой новости.

— А какая разница, почему он остается на работе. Наверное, решил потратить ночь на полезное дело и оказать помощь всем нуждающимся, — Эмили снова была сама невозмутимость.

Новость, конечно, была абсолютно ошеломительной и еще интереснее все становилось от негласного факта, известного всем, что я точно этой ночью никуда не выйду из этой квартиры.

========== XXVIII. ==========

Супружеская пара покинула нас, на прощание Эмили снова расчувствовалась, словно благословляла молодоженов, а Марк ехидно улыбался.

Выпроводив их, мы вновь вздохнули с облегчением, но неловкость ими нагнанная никуда не собиралась исчезать.

— Я ведь не ошибаюсь в своих подозрениях, что ночь в рабочем кабинете Питеру обеспечила Эми? — надо было как-то разогнать давящее молчание, а суть вопроса меня действительно интересовала.

— Я абсолютно в этом уверен. За четыре года, что Питер уже работает, он ни разу не оставался на всю ночь в больнице. Мне кажется, это было довольно жестоко по отношению к нему. Если бы мы захотели уединиться, то смогли бы найти место, не доставляя дискомфорт Питеру, — Гарретт размышлял отстранённо, словно речь вовсе не шла о первой ночи вдвоем. Но я подумала, что подобная тактика наиболее плодотворная и решила тоже еще придерживаться.

— Да, как минимум мы могли остаться у меня. Не думаю, что Анет имела бы что-нибудь против.

Мы повернулись друг к другу, размышляя словно о какой-то абстрактной ситуации и в какой-то момент это стало настолько до смешного абсурдно, что мы в унисон издали сначала сдавленный смешок, а потом засмеялись во весь голос.

Когда смех затих, Гарретт протянул ко мне руки. Я шагнула ему навстречу и оказалась в бережных объятьях. Парень, возвышающийся надо мной примерно на полголовы, уткнулся мне носом в макушку и слегка покачал в своих руках, как маленькие дети укачивают любимые игрушки.

— Мне жаль, что Питеру придется провести ночь на неудобном диване в своем кабинете, но я очень рад, что ты останешься. Мне не хотелось в этом признаваться, но ты заслуживаешь знать всю правду до мелочей. Я боялся момента, когда после выписки останусь один, — он произносил слова тихо, его едва можно было услышать, приглушенного моими волосами.

Каждый звук давался ему с трудом, я чувствовала, что признание сделало его слабее, чем он хотел бы быть передо мной. Но меня это не волновало, я просто была рада, что в такой момент могу быть рядом, чтобы словить его, если он не выстоит под тяжестью своего искалеченного сердца.

— Ничего страшного с Питером не случится. Я не хотела оставлять тебя одного. Мне кажется, мы с тобой достаточно уже были порознь и заслужили немного «вместе».

Парень прижал меня немного крепче, обрадованный моими словами.

— У нас с тобой целый день впереди. Какими безумствами займемся? Я готов на что угодно, только учти, у меня совершенно нет опыта. Можешь мне не верить, но я никогда, совсем-совсем никогда, ни с одним человеком не играл в монополию.

Я резко выдохнула, не ожидая ни начала такой фразы, ни ее конца. Парень засмеялся, выпуская меня из рук.

— Ну раз никогда-никогда и ни с одним человеком, я буду счастлива стать твоей первой…напарницей по монополии.

Озорные огоньки зажглись в ореховых глазах, создавая впечатления, словно все волшебные феи, живущие в этой коронованной древними каштанами голове, собрались вокруг сказочного костра, горящего на золотой пыльце, и устроили бал в честь своего короля.

Гарретт не шутил и следующий час я провела, вспоминая правила, какие-то придумывая сама и попутно объясняя все это совершенно не разбирающемуся в бизнесе парню, который, несмотря на всю свою неосведомленность, все же очень старался и даже делал определённые успехи.

В первом раунде я обобрала его подчистую, но при этом уверенности, что это была честная победа, испытывать не приходилось. Перед вторым раундом я сделала Гарретту строгий выговор, чтобы он не смел мне поддаваться, но ситуацию это особо не улучшило, и я все-таки пришла к выводу, что он на самом деле еще не разобрался в игре и поэтому так бездарно тратил свой капитал. Начинать третий раунд мне не позволила совесть, и мы единогласно пришли к решению объявить следующие несколько часов — свободным временем и заняться привычными делами. Я расположилась на диване, лежа на животе, и занялась чтением вслух Роберта Фроста. Гарретт сел на пол напротив дивана, опираясь спиной об угловую барную стойку, которая отделяла кухню от гостиной и, вооружившись карандашом и блокнотом, принялся рисовать меня.