– А вот и готовый остросюжетный романтический гамбит XIX века! А что? Пожалуй, сыграю!.. «Капиталы» любят зарабатывать! Отличный вариант! – мелькнуло у Иванова-Бендера. – Не держать же свой капитал, как Корейко в чемодане и каждый раз, при необходимости, бегать в камеру хранения и «отслюнявливать» свой прожиточный минимум. Нельзя упустить такую реальную умопомрачительную перспективу резко приумножить свой капитал! Бегу, – чтобы жить стало лучше, жизнь стала веселее!

Итак, ноги в руки и вперёд заре на встречу! Где мой «чемоданчик – счастливый талисманчик»! Как не странно, но жизнь здесь стала намного динамичнее! Не ожидал…

В вагоне метро было очень много народу. Какой-то мужик медленно шёл по вагону, протискиваясь сквозь толпу держа шляпу для подаяния, и напевая: «Нас никому не сбить с пути – нам все равно, куда идти».

Вентиляции явно не хватало. Появился какой-то не приятный запах. Молодой парень, покрутив головой, сильно втянул ноздрями воздух и вдруг сморщившись стал трясти, сидящего с ним рядом давно не бритого мужчину:

– Товарищ, товарищ! Вам плохо? Проснитесь! Вы обосрались!

– А кто вам сказал, что я сплю!..

– «Арбатская», – сообщил вагонный динамик, – «следующая станция площадь Революции».

– Товарищ, вы сейчас выходите или только делаете вид? – поинтересовался Оскар, у стоящего перед ним парня.

– Я не товарищ.

– Господин, вы выходите?

– Я не господин, я эфиоп!

Динамик снова произнёс: «Осторожно, – двери закрываются».

– Эфиопс твою мать, выходишь или нет? – и с этими словами Оскар прорвался сквозь закрывающиеся двери. …

У выхода из метро Иванов-Бендер познакомился с «местным Шанхаем», где пожилые женщины торговали каким-то мало непотребным скарбом и живой рыбой. Торговка рыбой иногда выкрикивала грубым осипшим голосом:

– Рыба живая, живая рыба!

– Почему мух много? – спросил подошедший с портфелем и в шляпе мужчина.

– Где мухи, там – жизнь!

– И почём эта «радость»?

– Что слепой? Смотри на ценник, милай.

– Ого! Почему-ж она у тебя так сильно воняет!

– Мужчина, а вы, когда спите, себя контролируете?

Пройдя эту импровизированную «выставку исторической одежды и спящей рыбы», Оскар заглянул во двор, где его взору предстала «картина маслом»: в песочнице сидел сильно пьяный мужик, а рядом стоял мальчонка, лет шести:

– Пап, хочешь беляш?

– А откуда он у тебя?

– Мамка купила.

– А на какие шиши?

– Твои бутылки сдала и накупила всяческой еды!

– Ну вот, а говорят, что папка плохой, папка плохой!..

Вдруг Иванов-Бендер услышал громкий женский голос:

– Молодой человек, теперь через двор прохода больше нет. Идите на право…

Повернув на право, он вскоре оказался у кинотеатра «Художественный». Рядом с входом в кинотеатр висели листы ватмана с интригующими названиями заведений:

«Клуб анонимных анонимов» и «Клуб любителей острых ощущений», написанных соответственно чёрной и красной гуашью.

Дополнительно прямо на «анонимных анонимах», чуть ниже, тоже чёрной гуашью: «Господи! Дай людям на пиво, и они дадут тебе зрелищ!» Под этим же ватманом, прямо на асфальте, сидел Бомж с двумя шляпами. Проходившая мимо него женщина поинтересовалась:

– Зачем же вы в каждой руке держите по шляпе, так же трудно!

– Тётка, не мешай, я же филиал открыл.

Слева от него на деревянных и картонных ящиках, красовались все возможные «горячительные напитки» – типа самогон и водка «палёная», в пластмассовых стаканчиках, которые старушки предлагали прохожим под солёненький огурчик и без. Одна из них, увидев рыщущего глазами по её «витрине» мужика, предложила:

– Касатик, может мой стаканчик купишь?

– Нет, мать, я пью только валерьянку – три капли на стакан водки.

– Валерьянки то у меня нет, касатик…

Многие уже были навеселе, успев «пригубить» этот «опиум для народа», пританцовывали под весёлую мелодию:

«Год новый наступил, кушать стало нечего.

Ты меня пригласил и сказал доверчиво:

Милая ты моя, девочка голодная.

Я накормлю тебя, если ты не гордая.

Я накормлю тебя, если ты не гордая.

Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.

Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.

Эх, два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.

Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.

Наш свадебный салат, платье подвенечное

И этот сервелат буду помнить вечно я.

Ты стал теперь крутой, никого не слушаешь.

Помнишь ли, милый мой, что с тобой мы кушали?»

Два давно не бритых и сильно поддатых парня, поднявшись с ящика под плакатом «Любитель выпить, крепи единство – долой нищету, безработицу, свинство!», пытаясь танцевать в присядку со стаканчиками в руках, подхватили не впопад осипшими голосами:

«Эх, два кусочека колбаски …

Только я не верила тебе …»

– Купи касатик, первачок, сразу за хорошеет, – предложила Оскару пожилая рыжеватая женщина, – а может большой стаканчик? Дёшево! Под мало-солёненький огурчик!

– Да у меня от одного вида уже за хорошело!

– Зачем под её огурчик, лучше под мой помидорчик и под мою квашенную капуску или под мой солёненький! Отдам дешевле, – «втирал» свой товар, стоящий рядом мужик в порванной короткой маечке. – Сейчас не купишь, потом дороже будет, … пожалеешь!

К нему подошла старушка и стала разглядывать солёные огурцы.

– Что разглядываешь так долго? Покупай. Дёшево отдам.

– Что-то у вас огурцы такие сморщенные и скрюченные?

– На себя посмотри, «подруга», да пошла ты лесом!..

В начале подземного перехода на Старый Арбат и проспект Калинина, предлагали свои услуги, начинающие художники и любители с этюдниками. Какой- то мужик вырезал ножницами из цветной бумаги профили лиц, оплативших его труд.

Рядом с ними, но поближе к стене, разместились кучки напёрсточников в разных национальных костюмах бывшего Союза. Лохотронщики практически не проигрывали, что подогревало интерес собравшейся вокруг них публики. Каждому казалось, что он обязательно выиграет, – ведь это так просто, но быстро уходили с пустыми карманами, а которым меньше повезло и без верхней одежды.

Не далеко от них, стоя у стены, какой-то вихрастый парень самозабвенно начал декламировать собственную стихотворную чертовщину:

«Я слышу, как под кофточкой иглятся,

Соски твои – брусничники мои, …»

Вокруг него стала собраться толпа молодых зевак…

«Ты властна надо мною и не властна,

И вновь сухи раскосинки твои…»

Вдруг, не далеко от него какой-то пародист, заглушая своим натренированным голосом стихотворную чертовщину, начал декламировать пародию на его «стихи» и молодёжь переметнулась к пародисту:

«Ты вся была с какой-то чертовщинкой,

С пленительной смешинкой на губах.

С доверчинкой до всхлипинки с хитринкой,

С призывной загогулинкой в ногах».

Пародист на короткое время замолк, но увидев зевак вокруг себя, набрав полную грудь воздуха, продолжил:

«Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,

С лукавинкой в раскосинках сухих.

Что сам собою нежный стих с лиринкой слагаться

И вырос вдруг в извилинках моих.

Особинкой твоей я любовался,

Вникал во все изгибинки твои,

Когда же до брусничинок добрался,

Взыграли враз все чувствинки мои.

Писал я с безрассудинкой поэта,

Возникла уж опасенка потом,

Вдруг скажут мне: не клюквинка ли это с изрядною развесинкой притом?»

Собравшаяся группа зааплодировала. Обойдя эту эмоциональную публику, Оскар столкнулся с зеваками, собравшихся вокруг парней, и затеявших игру «Угадайка» на щелбаны.