Для Вернона субботние встречи стали обязательными.
Владимир знал, что люди с Bear не только крупнее и сильнее, но и намного ловче обычных, и не раз замечал, что и Ямакава, и Сильвергейм, и Габа не просто будто не замечают своего огромного веса, но и могут двигаться со стремительностью и грацией, недоступной большинству, однако Зухра, назначенная вейверу в партнерши, была всего метр пятьдесят пять. На практике, как оказалось, огромная разница в росте партнеров совершенно им не мешала. Смуглая, большеглазая и смешливая, девушка просто жила в танце, и получала от своей обязанности огромное удовольствие, чем, похоже, и разбила лед между своей командой и новым лидером планетологов. Ребята быстро поняли, что общего у Вернона с Зухрой только любовь к движению, и “вертикального выражения горизонтального желания” между ними нет даже в танго. Когда Владимир увидел это впервые, он был просто поражен тому, что безупречные па этого страстного танца в своей идеальной выверенности и красоте могут быть настолько невинными.
На состояние Ямакавы эти занятия абсолютно никак не влияли. Вейвер скрупулезно выполнял все предписания Морриса, успевая, тем не менее, за четыре часа переделать столько, сколько другие не успели бы и за двенадцать. Оставшееся время Вернон заполнял разнообразным досугом: улетал гулять по горам, или на острова, слазил в ледяную пещеру где-то возле южного полюса, несколько раз выбирался на космические прогулки, много читал, сидя на лужайках, начал несколько углубленных учебных курсов… Владимир так и не нашел времени поговорить с ним. ”Надо просто взять и запланировать!” ― разозлился на себя Семенов, наблюдая с галереи, как Ямакава обсуждает что-то с Алией. Руководитель экспедиции удивленно наклонил голову на бок. Он только сейчас заметил, что вейверы стоят держась за руки и касаясь друг друга плечами. К ним подошел третий вейвер, Герман. Вместо обычного рукопожатия переплел пальцы со свободной рукой Вернона, обнял Барабур за талию, чуть отстранился, чтобы достать планшет. Владимир нахмурился, припоминая, что раньше такое откровенное нарушение личного пространства он видел только между аделаировцами, но теперь это странное поведение распространилось на всю команду планетологов.
– Эусоциальность, ― прокомментировал подошедший сзади Моррис. ― В развед-вейвах нет психологов. Пушечному мясу не положены такие тонкие материи как психология, это слишком дорого. Проще отобрать или вывести отморозков, социопатов, которые ставят дело выше людей, и вымуштровать их до соответствия определенным стандартным требованиям. Не привязчивые, безразличные к смерти, что чужой, что своей. Объединенные лишь целью исследования звездной системы, куда их пошлют. Взаимозаменяемые. Из обычных людей такое не сделать, конечно, но человечество большое, есть из чего выбрать. И им не надо беспокоиться о продолжении рода, с них всех собирают половые клетки… Одноразовые расходники для индустрии освоения космоса.
– Зачем ты мне это рассказываешь? ― Владимир резко обернулся к собеседнику. Он и так знал, откуда берутся вейверы, и циничный тон Морриса по отношению к людям, которых Семенов считал своими друзьями, вызывал у него желание кричать от бессилия. “Неужели новыми мирами можно оправдывать это безумие?!”
Грегор кивнул в сторону планетологов, которые двинулись куда-то к лабораторным корпусам.
– Смотри, они привезли с Аделаира другое решение. Можно быть винтиками, а можно – муравьями. Люди, которые не образуют психологически связанную команду, значительно теряют в эффективности. Но как только мы создаем эту команду, нам становится чертовски тяжело позволить товарищам умирать. На Аделаире к моменту обратного старта у экспедиции было тридцать кубических метров жилых отсеков. Семь человек, как жуки, запертые в коробке юным натуралистом. Люди не жуки и не роботы, но, как оказалось, есть способ не уйти вслед за умирающими. Насколько близкими могут быть члены команды? В тесной жестянке посреди пустоты люди могут сблизиться настолько, что жизнь одного уже не будет ничего значить, ведь остальные знают его так хорошо, что для них он не может полностью умереть. Социализация настолько высока, что каждый в отдельности перестает бояться смерти, потому что продолжается в социуме, а социум не боится терять, потому что никто не один. Это способ реализации эусоциальности у людей. Весьма несовершенный, надо заметить, не сравнимый ни с общественными насекомыми, ни даже с голыми землекопами. И, что важно, совершенно непригодный для обычной жизни. А вот для экспедиции наши вейверы решили его восстановить. И это, ― Моррис завершил свой монолог, ткнув Владимира пальцем в грудь, ― строит стену между ними и остальными ребятами. Ни к чему хорошему это не приведет!
* * *
Хилмид, 2549-05-28 18:36
После этой неприятной беседы Владимир стал замечать подсказанную Моррисом закономерность, причем не только на ежедневных пересчетах социально-психологической части того, что осталось от модели колонии. Нет, в коллективе не возникало конфликтов, во всяком случае, новых, но вейверы, будучи официально объединенными в одну команду, постепенно становились самой обособленной группой в составе экспедиции на Вудвейл. Планетологи, гораздо более опытные космонавты, чем другие будущие колонисты, с легкостью подтвердили свою квалификацию на тестах по базовой подготовке: техника безопасности на корабле и на планете, основы пилотирования и работы в открытом космосе, стандартный минимум по выживанию ― и после этого не посещали никакие общие занятия, а странное стремление нарушать личное пространство друг друга отпугивало прочих в остальное время.
Самое неприятное заключалось в том, что Ямакава, похоже, делал это намеренно, а команду спасателей вообще специально настраивал против себя и своих ребят. Он зачем-то назначил планетологам дополнительные тесты, которые были обязательны только для людей Сильвергейма, такие как экстремальное атмосферное и космическое пилотирование, работа в нестандартных средах, вроде глубоководных скважин и вулканов, и даже специальные комплексные кейсы вроде эвакуации экипажа харверстера из пояса астероидов. Вейверы показали примерно такие же результаты, как и спасатели, и итоговый балл в единственной попытке планетологов был на три тысячных выше, чем усредненный результат ребят Арчи. Да, статистика так не работает, и нельзя сравнивать одиночное абсолютное значение, зависящее не только от навыков испытуемых, но и в значительной мере от кучи случайных факторов, с многолетним и куда более достоверным средним, но этот крохотный мнимый проигрыш действовал на спасателей удручающе, а на самых горячих из них ― как красная тряпка. Масла в огонь подливал Якоб, один из лучших пилотов в отряде Ямакавы, который повадился устраивать нестандартные, рискованные взлеты и посадки над лагерной парковкой всякий раз когда куда-то летал, порой по дюжине за день.
Еще об одной стычке в этой холодной войне Семенову рассказал Жан Ровен, один из агротехнологов, занимающийся подготовкой колонистов к ведению сельского хозяйства, как в стандартных, так и в экстремальных условиях. Еще несколько лет назад, в самом начале программы, было решено, что этот курс будет расширен и углублен, так как при сравнительно малых затратах это значительно повышало стабильность МК, поэтому все члены экспедиции учились не только выращивать картофель и жать злаки, но и ухаживать за плодовыми деревьями и даже пчелами. Прямо скажем, ребята Сильвергейма были от этого дальше, чем кто угодно другой из команды. По словам Ровена, Перси, рыжий вихрастый парень с одной из аграрных колоний (сделавший всё, чтобы не иметь с сельским хозяйством ничего общего) после пятой неуспешной попытки срезать веточку яблони для прививки в расщеп, возмутился, почему планетологи этим не занимаются. Оказавшийся поблизости Ямакава ответил, что они писали учебник. Это было чистой правдой, в качестве источника свежих овощей на Нью-Церере выращивали специальные генномодифицированные томаты, привитые на картофель, но, следуя рассказу Жана, Вернон высказал это в своей раздражающей, откровенно манипулирующей манере, целенаправленно усугубляя раскол.
