На этот раз нас нарядили поспокойнее: все трое в тёмно-синих джинсах и невзрачных ботинках, я в коричневой футболке, Чан в белой рубашке навыпуск, поверх которой надет кремовый кардиган, а Ненависти досталась бордовая кофта с капюшоном.

Подготовившись, мы вышли за дверь и сразу оказались в просторном зале супермаркета. Одна стена полностью застеклена от потолка до пола, а за ней стоял густой непроглядный туман. Вокруг толпятся люди и взволнованно, но очень тихо, перешёптываются. Дверь за нами закрылась, раздался щелчок замка. Ближайшая к нам бабуля, разлёгшаяся на полу на надувном матрасе, сердито посмотрела на нас и приставила палец к губам.

– Вы что, убить нас захотели? – прошипела она, когда мы подошли поближе.

– Что произошло, бабуля? – решил подыграть я.

– А вы что, ещё не поняли? – удивилась она. – На город напали какие-то чудища! Что-то есть в этом тумане! Оно ориентируется на слух! Вот что я вам расскажу, если есть желание послушать: трое тутошних кладовщиков отправились на склад, чтобы поискать патроны для дробовика… Ребятки очень громко разговаривали, хотя я сама лично просила их вести себя как можно тише… Но вы же и сами знаете эту молодежь: им вечно кажется, что любая беда обязательно обойдёт их стороной… Но на этот раз им не повезло – твари услышали их праздную болтовню и пришли за ними! Какие вопли стояли – батюшки светы…. Мы еле успели дверь на склад запереть, а то чудища бы и до нас добрались! А буквально полчаса спустя моя сестричка, старая клюшка – Люси, которую весь наш городок, да и вы, наверное, тоже, многие годы называл Дурная Люси за её невыносимую любовь к телефонным разговорам и за то, как она кричала в трубку, словно дурная, думая, что собеседник не услышит её, если говорить чуть тише… В общем, моя дурная сестрица решила вызвать полицию и пошла в туалет: она всегда считала, что в туалетах связь ловит лучше, хотя ей многие пытались объяснить, что это не так, причём не только сегодня, а уже много лет пытались её вразумить, да всё без толку. Так что пошла она в туалет и стала там громко пересказывать полицейским, что тут у нас приключилось. И разумеется, не прошло и минуты, как её тоже насмерть задрали эти твари… Слава богу, охранники супермаркета и тут проявили расторопность и быстро завалили вход в туалет мешками с кормом для свиней. Вот только плохо, что теперь приходится ходить в мужской туалет, чтобы пописать. Больно у вас в мужичачем туалете унитазы неудобные: какие-то скошенные, сидишь на них как-то полустоя, стульчаков нет – заднице от ледяного фаянса холодно… Да и открыт всем ветрам: кто зайдёт – сразу увидит, чем ты тут занимаешься… Срам какой-то, а не туалет…

– Бабуля, есть же кабинки… – заметил я.

– Только одна, – кивнула бабуля, – и она уже несколько часов как занята, а я столько терпеть не могу. На улице холод страшный, а мне уже не пятнадцать: я и получаса в такую погоду утерпеть не смогу…

– А вы неплохо подготовились, – с уважение кивнул я. – Что-что, а актёры в этой игре что надо…

– Спасибо, внучок, на добром слове, – кивнула бабуля, а потом добавила, сменив голос на пугающий сиплый бас:

– Ещё раз выйдешь из роли, сломаю тебе нос…

– Что простите? – нахмурился я.

– Говорю, ещё раз упомянешь, что тут у нас игра, а не реальный ужас, и утром будешь зубами срать, понял, гнида? Не мешай работать…

Только сейчас я обратил внимание на кадык размером с лошадиную голову, огромные ручищи со сбитыми костяшками и татуировку, изображающую смерть с косой на шее… Это была не бабуля, а здоровенный мужик в образе бабули, который так круто играл свою роль, что умудрялся выглядеть как щуплая беззащитная бабуля… Охренеть – вот это мастерство…

– Понял вас, бабуля, приятного вам вечера, – я улыбнулся ей и поспешил удалиться. Чан и Ненависть бросили на бабушку недобрые взгляды, но я, ухватив их за рукава, потащил их за собой:

– Человек работает, душу вкладывает – не нужно ему мешать…

Мы прошли мимо стоек с прессой и подошли к кассам, у первой же из которых собралась небольшая толпа людей, шёпотом что-то горячо обсуждающих. Больше всего меня заинтересовали женщины и дети, потому как после разоблачения бабули, я вспомнил слова отца Ярослава о том, что к нам в игру женщин не допустят (а детей, как мне кажется, тем более). И действительно – дети при детальном рассмотрении оказались гномами с писклявыми голосами (модуляторы голоса?), а женщины – мужиками…

– Ты не должен идти туда, Билли… – шёпотом протестовал мужик в фартуке и с ножнами на боку, из которых торчала рукоять тесака (явно продавец из мясного отдела). —Ты же видел, что случилось с Чаки и Ойлом? Они их в клочья разорвали!

– Я ничего не видел… – прошипел в ответ Билли – мужик преклонного возраста в джинсовой куртке и бейсболке с надписью: «Деревенщина». – Может быть, их крысы разорвали… Мы же не знаем…

– Крысы? – выпучил глаза продавец мясного отдела. – Крысы не могли разорвать на куски двоих человек менее чем за одну минуту…

– Ты не знаешь, о чём говоришь… – прошептал в ответ Билли. – Ведь ты не видел, на что способна сотня этих голодных серых тварей. Однажды, когда я служил в армии, мы патрулировали заброшенный город… Там была бомбёжка, всех выживших эвакуировали, а всё продовольствие вывезли …

– Знаю, знаю! – нетерпеливо закивал продавец мясного отдела. – Ты эту историю сотню раз рассказывал по пьяной лавочке: полчище крыс в одно мгновение утащило твоего напарника в канализационную шахту…

– Вот именно, Энди! – на мгновение забывшись, повысил голос Билли, но затем опомнился и снова перешёл на шёпот:

– За ОДНО МГНОВЕНИЕ… Вжух – и нет его… Так что я пойду наружу и проверю, так ли там всё плохо…

С этими словами он растолкал толпу и решительно направился к выходу из магазина. Вытащив из дверных ручек швабру, которая служила дополнительным засовом, он повернул ключ и, распахнув дверь, вышел наружу. В следующее мгновение он вошёл в туман…

– АААААА! – раздался дикий вопль Билли. – Тут действительно плохо! ВСЁ ОЧЕНЬ ПЛОХО! Это нихрена не крысы!

Через секунду крик Билли оборвался, и из тумана по витрине супермаркета ударил фонтан крови… Он бил несколько секунд и крови было неестественно много, словно она подавалась из…

– Я его вижу! Мужик со шлангом! – прокаркал Ненависть. – Дохрена кровищи! Не бывает столько! Умер всего один!

– Откуда ты знаешь, сколько крови бывает от убийства? – презрительно сощурился Чан. – Кого ты убивал-то вообще? Москитов в эльфийских лесах?

– Всех! – злобно сообщил Ненависть. Лицо вмиг покраснело от ярости. – Я много убивал! Убивал людей! Убивал чудовищ!

– Чудовищ? – усмехнулся Чан. – Ты про того таракана, которого как-то случайно раздавил в столовой? Да ты только болтать и умеешь… Говорить об убийствах – ещё не значит убивать…

– Пожалуйста, потише… – шёпотом взмолился продавец мясного отдела. – Они же нас услышат…

– Говорить?! – возмутился Ненависть. – Говорить?! Могу убить любого! Смотри, тварь!

Эльф вырвал из ножен продавца тесак и со всего размаху воткнул его ему же в голову. Лезвие тесака ушло в череп сантиметров на пятнадцать, глаза продавца задёргались во все стороны, а по лицу заструилась кровь… Пару раз качнувшись, мужик рухнул на пол.

– Какого, мать твою, хера?! – не выдержал я и залепил смачную затрещину ополоумевшему эльфу. – Ты что такое творишь?! Совсем, блин, свихнулся?!

– Он спровоцировал! – вжал голову в плечи Ненависть и бросил сердитый взгляд на Чана. – Надо уволить! Пусть сваливает! Много говорит!

– Убить мясника может любой… – заметил Чан, демонстративно зевнув. – Все мы знаем, что у тебя мягкое сердце… Потому что в душе ты девчонка… Кажется, однажды ты не опустил люк свою каюту, и я видел, как ты примерял девчачье платье…

– Могу убить любого! – возмутился эльф и быстро огляделся. – Сможешь убить ребёнка? А я смогу!

Ненависть схватил ближайшего к нему мало̀го и одним ловким движением свернул ему шею.