Данте увидел Беатриче в девять лет. Он только смотрел… и оставил нам то, чем восхищаемся. Я постарше. Что такое скоро пятьдесят? Если иметь в виду не юбилей, когда хорошо выпьешь, и это будет совсем не предосудительно. А возраст, когда в браке второй раз, и снова удачно. Рассчитывать на что-то новое уже поздно, да и что может быть нового?

Стоит ли привлекать её внимание? Когда любишь, то думаешь, во-первых, о счастье того, кого любишь. Не сломаю ли ей жизнь? Сейчас-то я заметен, даже на фоне её сверстников, а как буду выглядеть лет через двадцать рядом с молодой и красивой женщиной? «Жизнь – потрясающая штука, если затевать её вовремя» – справедливо напишет Дина Рубина. Хотя, мой отец, вообще-то, и в восемьдесят был ого-го.

Некстати, или наоборот, – к месту, вспомнил рассказ Шарля Азнавура, который пользовался исключительным женским вниманием. С возрастом оно убывало, убывало и ушло. На улице девушки перестали бегать следом стайками. И уже он смотрит на них, но без ответа. Стоит грустный у перекрёстка, и вдруг подбегает красавица, светится радостью встречи, он повеселел, подтянулся. Девушка берёт под руку:

– Разрешите… я помогу вам перейти улицу.

Если человек считает себя удачливым, он пробует разное и ему повезёт, потому что отважился на то, на что другие не решались. В отделе, где Ира, был тотализатор по футболу («Зенит» – чемпион). У каждого свой стиль: она знала про тренеров и про игроков, кто прислушивался к её мнению, тот обычно выигрывал. Сама же часто говорила: «А-а, рискну» – хотелось красивой игры. Бывало проигрывала. Такие люди, на самом деле, понимают жизнь глубже и летают выше. Удача сама попадают им в руки.

Забавное подтверждение этому получили в другом месте. Позвали меня сходить на баскетбольный матч «Зенита», вид спорта, которым я в юности тоже баловался, причём хорошо. Места во втором ярусе. Конечно, не НБА, и комментатор не Гомельский, но зал забит, тысяч семь. В перерыве лотерея для зрителей, призы – две майки с эмблемой клуба. Народ криками убедил комментатора: «Бросай, кто поймает». Первая летит на противоположную от нас сторону. Короткая схватка, крики недовольных. Вторая – на нашу трибуну, и падает Ирине на колени. Зрители встречают хлопками. Подталкиваю: «Встань, покажись». Поднимается – шквал аплодисментов. Комментатор: «Приз нашёл своего зрителя».

Речь была о театре, но хочу обратить внимание на другой, необычный театр, по сути, конечно же, он-то и есть самый обычный, по Шекспиру: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры». Все ли его замечают? Спектакль о любви в нём играют двое. Чтобы кого-то туда принять, его нужно понять, и происходит это не сразу. Хотя многие поступают наоборот – сначала принимают. Тогда на спектакле, как было сказано, учатся, для чего театр и создавался. У Хемингуэя получилось с четвёртого раза. Почему бы и мне не попробовать написать пьесу про любовь. Каждый для себя пишет сам, если повезёт, то – вдвоём. Тогда обоим понравится.

Вот её страницы. Они не первые. Началось всё, на самом деле, с нежданного «знакомства». Я не понимаю до сих пор, почему так долго старался его не замечать. Не зря Сергей удивился.

В настоящем театре мы сидим в партере, в первом ряду за проходом. Её приятелей не заметил. Знают, наверное, что им тут не «выиграть». В разговоре незаметно перешли на «ты», вернее она, я и так был на «ты» со всеми, кроме генерального. Несколько пар остановились невдалеке, что-то обсуждают, смотрят на нас. Я насмешливо улыбаюсь. «Ты ошибаешься» – вот оно, первое «ты». Поражаюсь её пониманию. Моему взгляду она не сразу, но всё-таки отвечает:

– Завидуют не тебе, а нам.

Решился пригласить в кафе и не напрасно ожидал, что согласится, тем более, и погода способствует. Васильевский остров, берег Финского залива, столики недалеко от воды. Вечер привычно отвлекает горожан от проблем рабочего дня. Закатное солнце ласкает Ирины плечи. Речь идёт о возвышенном, то есть, о чувствах, но о других – о поэзии. В разговор вмешался Сарасате «Цыганскими напевами» и, как говорил тогда Горбачёв, всё усугубил (с ударением на третий слог). Пронизанная тоской мелодия совершенно естественно переключает меня на цитируемого тогда Бродского «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать». Хорошо, что не поделился. Ира продолжила музыку тремя строчками

из стихотворения «Вечер» Ахматовой. И закончила: «Не хватает „на блюде устриц во льду“». Недавно вышел сборник лирики Анны Андреевны. Место подходит: морем, правда, пахнет не остро, не как было у Ахматовой с Модильяни, зато музыка – точно оттуда. Подходит ли «нам» окончание короткого стихотворения: «Благослови же небеса – Ты первый раз одна с любимым»? Ира до него не дошла. Понимай, как хочешь. А что я хочу – чтобы молодая красавица призналась в любви «мужчине в возрасте», вот так, с бухты-барахты?

В такт ритму слов поднимались и опускались ресницы, ветерок играл в прятки с глазами завитушками волос. Я любовался и не пытался это скрывать, как раньше. Хотелось дотянуться и раскрыть их чуть побольше. На меня.

Написал я это, разумеется, позже, но потянуло на рифму сейчас – прежде тянуло, как отмечал, в другое место, с приятелями. Ира часто говорила удачными экспромтами. Не от этого ли и у меня появилась причина складно поговорить с собой? Конечно, это не стихи, но дело в другом: может быть, удастся, пусть и неуклюже, продолжить в рифму с ней? С одной стороны шелест ресниц, он рядом, с другой – листья клёна.

Осторожно надеюсь, – на Ахматову можно, – что простое увлечение переросло во что-то значимое и взаимное. Будь, что будет. Неспроста даже случайное место подталкивает: перед нашим столиком клён, листья кстати близко, и в прямом смысле. Ничего не поделаешь, теперь уже не кстати, – до моей осени тоже недалеко. Не буду её ждать. Всё равно на вопросы, заданные жизнью, верный ответ даёт только время.

Наклоняюсь, голос сам по себе понижается, но я всё-таки уверенно говорю, что хотел бы сделать ей подарок. Самый дорогой, возможно, самый древний, какой девушки получают. Скорее всего, первый раз его преподнёс неандерталец – высокий, сильный мужчина, пленившей его представительнице гомо сапиенс сто тысяч лет назад. Это не только красивый подарок, но и нужный, – он подарил Луну. В те времена днём-то было опасно, а ночью и подавно. Чем осветить дорогу любимой? Луной. Влюблённый неандерталец протягивает к небу руки: «Жди, принесу». И уходит. Откуда ему было знать, что Луна не прячется за горизонтом. Как настоящий мужчина он не мог вернуться, не выполнив того, что обещал. За горизонтом открывался новый горизонт. За ним ещё и ещё. И нет им конца… А у жизни был.