Еду вчера после изрядно выпитого, вы знаете, закоулками, практически ночь, а они, заразы, – дежурят. Сразу за поворотом стоит наряд и несколько остановленных машин. Один тормозит меня, подходит. Приоткрываю окно, сую ему документы, быстро закрываю. Идёт в свет фар, проверяет номер, возвращается и манит рукой – выходи. Я сижу. Стучит в стекло: «Выйдите, пожалуйста». Вежливый такой. Мотаю годовой – не-а. Он снова: «Я вас прошу, выйдите, пожалуйста». Открываю, ставлю одну ногу, держусь руками за верх двери, выпрямляюсь. Такого удивлённого возмущения я не слышал:

– Вы же на ногах не стоите!

– А вы считаете, что я должен ездить стоя?

Искренний смех гаишника слышу тоже первый раз. Возвращает права: «Тебе куда?» – называю адрес. – «На мост Александра Невского не суйся. Удачи».

Никогда не знаешь, какое неожиданное знакомство может всё изменить. Хорошо, если к лучшему. Все на это надеются… Даже те, в тайне от себя, кто это «всё» давно имеет.

У Иры книжечка тонкая, но в ней есть то, что оказалось важным. Когда училась, родители не знали: огорчаться или радоваться. Приходилось вставать по ночам и отнимать книги (которые, на самом деле, учили главному). Она с отличием окончила школу. Вот только мир её возвышенных чувств и юношеской любви не удалось надолго соединить с мужем, отчисленным из института, отслужившим в армии и не желающим после возвращения ни толком работать, ни учиться дальше.

Хотел написать «При первом же знакомстве…» и остановился. Какое знакомство? Позвонили из отдела кадров:

– Людей заказывали?

– Заявка у вас.

– Троих возьмёте из электротехнического?

Сидят у меня в кабинете три девушки, одна заметно выделяется, отвечает названию популярного тогда фильма «Самая обаятельная и привлекательная». У неё всё есть, и всё на месте, в том числе настороженность. Большие глаза оценивают, не показывая этого, за улыбкой спрятано понимание. Повезло кому-то. Хотя какое мне дело до неё? Тем более, ей до меня. Я начальник, сотрудников много, девушек, как тогда говорили, – ещё больше.

Спрашиваю через месяц у её завотделом:

– Как новая птица?

– А как ты сумел сразу подметить? Точно – птица-говорун Кира Булычёва, отличается умом и сообразительностью. Попросил её найти ошибки в чужой программе, быстро справилась.

– Неплохое начало.

– Окончание не хуже – диалога с тем, кто написал программу. «Пойду думать» – «Не наговаривай на себя».

Я не графская развалина (хотя бабушка рассказывала про какие-то корни) – достаточно спортивен, характер, может быть, и не нордический, но в «порочащих связях замечен не был». Девушки обращали внимание, не без этого, правда, не то, чтобы вешались на шею, но завести отношения были не прочь. Я принимал, хотя и не особенно. Не нравилось просто служить той самой вешалкой и, открывая шкаф, перебирать гардероб – не пора ли его поменять. С другой стороны, ещё большой вопрос: у нас были девушки, или наоборот – мы у них?

И вдруг – Ира. У каждого свой круг общения, разница в возрасте семнадцать с лишним лет. Впрочем, почему лишних? Мне они нисколечко не мешают. Да и что может помешать человеку под пятьдесят, у которого «всё» есть? При встречах я, конечно, не отказывал себе в удовольствии пошутить. Ответом частенько был смех в коридоре или в комнате, где она сидела, и куда я заглядывал, разумеется, по делу. Частенько видел там ребят из других отделений, потом сказали, что они отирались в попытках развить с ней знакомство.

Сидят двое таких: смотрю на часы, до обеда ровно час. Считается, что я отличаюсь вежливостью.

– Скажу вашему шефу, чтобы дал премию.

– Спасибо, за что?

– Не за что, а на что – на часы. Ваши спешат на сутки.

Завтра как раз будет перевод стрелок на летнее время.

Вечер, четверг, наших нет, Ира отпросилась. Словно на необитаемом острове, в её комнате один из тех, кого вижу чаще других. Извиняющийся голос:

– Жду.

– Пятница у нас завтра.

Почему сказал «у нас», при чём тут я? Она же не ко мне приходит – на работу. Утром останавливаю её в коридоре:

– К тебе вчера… Робинзон приходил.

– Многие о себе так думают.

Шутки шутками, но когда узнал, что Ира начинает работать над кандидатской, почти обрадовался: могу что-то предложить и я, точнее – себя. Если будут проблемы – обращайся.

Какие есть семейные праздники? День рождения. Хорошо что-то подарить. Но ведь ни черта ещё не купить – за сапогами девушки сколько сезонов охотятся, а цены растут. Есть праздник, который ждут не один год. С точки зрения учреждения (государства) он плановый. Сидим с завотделами его обсуждаем – повышение зарплаты. Процедура стандартная: проходит срок – её добавляют. Сейчас есть возможность перевести нескольких инженеров с опытом на должность мнс. Пётр ждёт, он – педант, не торопится, всё делает тщательно. В колхозе, куда осенью возят на уборку, на своей грядке ничего не оставляет. Жена дома ругается: «Что ты всё копаешься?» – а в программировании это важно, не наворотишь сгоряча ошибок. Адик (никто не зовёт его Адольфом, в том числе и он сам себя) активный, пытается в отделе внедрять что-то новое, летает в облаках, говорят, что пишет стихи. Не успел спуститься на землю: «Иру нужно перевести досрочно». Третий завотделом, давно просивший за своих, недоволен: «Это не комильфо» – в школе учил французский, чем и гордится.

– Наоборот – комильфо, – я расставляю точки, – в боевой авиации был приём обучения «делай, как я». Адик предлагает хороший пример поощрения на будущее. Чтобы было не обидно и не менять наших планов, я выбью дополнительную должность. Можете своих поздравить.

«Бездарное время» (с чего я начал про Питер) было и в смысле нашего с Ирой общения, вернее, в его отсутствии – дежурный обмен улыбками. Как-то заходит Адик отпроситься:

– Отцу плохо, положили в больницу, еду к нему. Вечером спектакль, я на него рвался, ты знаешь, теперь вот билет хочу отдать тебе:

– С врачами не помогу, знакомых, к счастью, нет, за внимание спасибо.

Провожаю его по коридору. Одну комнату временно освободили. Там проводят инъекцию от гриппа, запускают по два человека. В очереди ожидают несколько девушек, в том числе Ира, за ней один из её поклонников. Адик ему: «Ты же уколов боишься». Шедший навстречу нам другой поклонник нашёл чем зацепить: «Он не знает, что колоть будут в руку». Через несколько шагов оглядываюсь. Стоп. Не моё это дело, да и что, делать мне больше нечего? Ира ещё в очереди, соперников нет.

Театр – хорошее место для сближения людей, если, конечно, они того стоят. Сидим в ложе, мужчины сзади, до начала спектакля есть время, не любим опаздывать. Пользуясь случаем, делаю приятное, на мой взгляд, – разливаю по специально захваченным серебряным стопочкам Мартель, он помягче. У Юры, оказавшегося хорошим Ириным знакомым, тост «За театр», она расширяет: «За жизнь, какая она есть».

Его жена, Лена, рюмку берёт, но недовольна: «Нетрезвый вид – неуважение к актёрам».

– Послушай, как удачно соединились два тоста в рассказе мамы, – Юра всегда найдёт удачное объяснение, потом это достойное качество неоднократно подтвердится.

Ленинград перед войной. «Травиата», Жермона приехал петь Лемешев, зал забит. Сцена, где Виолетта прощается с Жермоном, отходит от него и останавливается. Жермон опускается на колени, молит остаться. Заметно, что Лемешев (не Жермон) выпил. «Талант не пропьёшь», тем более такой. На колени опустился легко. Потом он должен встать, подойти к Виолетте и постараться задержать её, не прерывая арию. Поёт, как всегда, выше всяческих похвал. А встать не может. Пытается – никак (думаю, что многие пробовали в таком состоянии). Зал ждёт, сюжет знают. Лемешев продолжает петь, подтаскивает стул, опирается на сиденье одной рукой. На коленях, облокачиваясь на стул и, толкая его перед собой, передвигается через сцену. Когда, таким образом, добрался до Виолетты, упёрся в стул двумя руками и (мама говорила, что она тоже напряглась, стараясь встать вместе с ним – вот-вот конец сцены, а у него не получается). Не с первой попытки, с трудом, удалось-таки встать и закончить арию. Зрители долго аплодировали стоя.