— Знаешь, — вдруг сконфуженно произнёс он и, наклонившись, поднял с пола сумку, внимательно оглядел её, — наверное, всё же нет.

Усаги неожиданно ощутила, как волна жалости к промокшему Мамору захлестывает её сознание. Он выглядел сейчас как одинокий, никому ненужный пёс, которого хозяева выставили за дверь, и он вмиг лишился самого важного, что есть в жизни: человеческого тепла. Может, Мамору потерял в этом наводнении кого-то действительно важного для него?

Она тихонечко выдохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Не стоило думать о чём-то плохом, вполне возможно, что она просто накручивала себя.

— Ладно, тогда подожди пару минут, — протараторила, наконец, Усаги и быстренько юркнула за дверь.

Не прошло и четверти часа, как она вернулась со свёртком в руке. Мамору как сидел на кровати, так и продолжал там оставаться, кажется, он даже не пошевелился. Только куртку снял, а сейчас, наверное, подумывал, что было бы неплохо надеть обратно.

— Вот, это юката, — Усаги положила рядом с Мамору свёрток. — Может, не в твоём вкусе эта одежда, но по крайней мере сухая.

— Спасибо, — кивнул он и дрожащими от холода руками принялся стягивать с себя прилипшую к телу водолазку.

Усаги поскорее вышла из комнаты, чтобы не смущать ни себя, ни его. Вспоминая разбитое состояние Мамору, она невольно поёжилась, обхватила себя руками. Нет, точно произошло что-то нехорошее. Может, утонула его девушка или…? Она резко тряхнула головой. Прочь, прочь дурные мысли! И почему люди при любом «удобном» случае начинает думать о чём-то крайне нехорошем, прежде чем логически поразмышлять?

А дождь всё лил и лил, словно намеревался затопить всю Японию, даже гору Фудзияма, подняв уровень воды до самой вершины спящего вулкана. Усаги сделала маленький шаг вперёд и отрешённо смотрела на огромные лужи во дворе. Интересно, когда прибудут спасатели, если весь Токио затопит? Смогут ли они спасти всех? И прибудут ли вообще?

— Ой, ну хватит!

Усаги яростно затрясла головой, словно хотела вытолкнуть все дурные мысли прочь. Всё будет хорошо, непременно. Им нужно лишь переждать бурю, и вода уйдет. Может, там даже не настолько всё критично?

Ливень вгонял Усаги в уныние и тоску, а барабанящие по крыше капли только заставляли сильнее осознавать, как тут глухо, пусто и холодно. В комнате, по крайней мере, было сухо, тепло и светло.

— Ты всё? — не выдержала она и постучала.

Из-за двери напряжённо угукнули.

Усаги поскорее зашла внутрь, спрятавшись от дождя и холодного ветра. Свет ослепил её, но лишь на мгновение. Усаги смело шагнула к обогревателю и довольно коснулась его ладонями. Тепло, хорошо.

Она случайно бросила взор на Мамору, который непривычно тихо себя вёл, пытаясь привести одежду в мало-мальски нормальный вид.

— Ох, давай-ка сюда, — не выдержала Усаги и, приблизившись к нему, забрала водолазку из его рук.

Вскоре на обогревателе висели и мокрые джинсы; от них шёл еле заметный пар. Мамору, увидев это, усмехнулся. Усаги внутренне заликовала: хоть какое-то проявление эмоций на каменном, как маска, лице.

— Ты решила спалить мои штаны? — осведомился он, поглядывая на сидящую на своей постели Усаги.

Она фыркнула.

— Всего лишь высушить, — Усаги обворожительно улыбнулась Мамору. — Не бойся.

— Я и не боюсь, — откликнулся он.

Мамору устало облокотился спиной о стену и, прижавшись затылком к прохладной поверхности, крепко зажмурился. Усаги боялась и вздохнуть, глядя на его встревоженное лицо. Было непривычно видеть Мамору таким… таким убитым и подавленным. Это было странно, непривычно и даже больно — поэтому Усаги не смогла устоять перед своим внутренним порывом.

Она вскочила на ноги и снова приблизилась у нему. Мамору услышал шорох, а потому открыл глаза и внимательно посмотрел на Усаги.

— Что такое?

— Н-нет, ничего, — она смешалась, опустив взор, прикусила губу. — Просто…

Усаги подняла голову и сделала ещё один шаг вперёд. Ведомая внутренними непонятными для нее ощущениями, она села рядом с Мамору, прижавшись спиной к стене и подтянув колени к груди. Мамору повернулся к ней и изучающе разглядывал покрасневшее лицо Усаги. Она и сама не понимала, что именно двигало ею, но почему-то не хотелось оставлять Мамору одного наедине с его болью, какой бы она ни была.

— У тебя что-то случилось? — прошептала она, робко посматривая на него. Прогонит или нет?

Мамору долго глядел на Усаги, наверное, даже слишком долго. Потом, когда она была готова снова задать ему вопрос или извиниться за неуместные слова, вдруг усмехнулся и запустил в мокрые волосы ладонь, локтём облокотившись о колено. Он опустил голову и вздохнул.

— Ничего особенного, на самом-то деле, — Мамору поглядел на Усаги сквозь мокрые пряди, от чего ей показалось, что он даже лукаво смотрел на неё, если не насмешливо. — Я прозевал машину. Свою. И, кажется, мотоцикл тоже. Вода неумолима.

Усаги замерла, затаив дыхание. Конечно, это была тяжёлая утрата — многие уже потеряли практически всё из-за этой страшной непогоды. Но, чёрт возьми, так убиваться из-за какой-то техники, даже может и дорогой, которую всегда можно будет купить в любом магазине? Усаги этого не понимала и даже озвучила собственные мысли.

— Несмотря на цену — это то, что осталось от моих родителей, — Мамору выпрямился и серьёзно посмотрел на Усаги; на дне его красивых глаз плескалось огромное море печали и грусти. — Наследство, которое я пообещал сберечь. Но не смог, увы.

Он отвернулся от притихшей Усаги, которая мышкой сидела рядом с Мамору. Он вдруг показался таким далёким от неё — вполне вероятно, размышлял, как можно было бы найти пропажу, хоть частично.

— Ну, у тебя есть ещё квартира, — неуверенно сказала она, вспомнив слова Мотоки.

— С ней тоже непонятно что творится, — пожал плечами Мамору. — Кто знает, сколько еще будет идти этот чёртов дождь?

***

Утром не случилось чуда, как надеялась Усаги: чтобы солнце выглянуло из-за туч и разогнало тяжёлые свинцовые облака. Капли всё так же барабанили по стеклу, вгоняя в тоску, а вот ветер немного затих. Да и Мамору несколько оживился, даже шутил над Усаги в своей обыкновенной манере, вгоняя её в краску негодования.

«Может, вчера он вообще притворялся?» — зло думала она, стоя перед зеркалом в их комнате и остервенело распутывая клоки волос.

Вчера Усаги забыла заплести банты в хвостики, чтобы так не трепались, и теперь пожинала плоды собственной лени.

Когда Мамору появился на горизонте, она расправлялась с последним особо вредным клоком. До слез в уголках глаз и проклятий на устах Усаги отчаянно дергала за непослушные пряди, ругаясь, на чём свет стоит.

— Что у тебя тут такое? — вскоре не выдержал Мамору и, отложив одолженную у дедушки Рей книгу в сторону, встал с кровати.

Он приблизился к Усаги и настойчиво отобрал у неё расчёску. Надувшись, Усаги скрестила руки на груди: неужели Мамору в самом деле думал, что мог расправиться с этим безобразием безболезненно? Или ему просто захотелось помучить её?

— Ну вот и всё, — довольный голос Мамору вывел Усаги из раздумий о насущном.

— Неужели? — она опасливо покосилась на свои волосы, придирчиво осматривая каждую прядь.

— Ужели, — кивнул Мамору, плохо стараясь скрыть усмешку.

Почему-то он не спешил уходить, лишь стоял рядом и странно посматривал на надпись на её футболке. Потом вдруг обернулся на неподалёку стоящий комод и, схватив с него маркер, быстро написал на ткани какие-то буквы. Отступив на шаг назад, Мамору довольно кивнул и вернулся на свою кровать.

Усаги же и слова не могла произнести, ошарашенная подобной выходкой. В безмолвном возмущении она развернулась к зеркалу и с неудовольствием отметила приписку «Mamoru’s» сверху над надписью. «Мечта — сон? — Мамору». Чиба совсем рехнулся?

— Ненормальный! — выдохнула она почти на ультразвуке и, круто развернувшись на пятках, умчалась в ванную — смывать всё это безобразие. И чтобы Мамору не видел, как стремительно покраснели ее щёки, причем, вовсе не от злости.