Мамору только ухмыльнулся и снова уткнулся носом в книгу.

К вечеру всё-таки немного распогодилось, по крайней мере, дождь прекратился. Тучи все ещё висели над головами, давя на воспалённый разум, а где-то за горизонтом грохотала гроза, но смущённая Усаги не обращала на неё никакого внимания.

Красиво написанные рукой Мамору буквы ни в какую не желали отмываться: что Усаги только не перепробовала — все без толку. И сейчас она не хотела даже попадаться ему на глаза — внутри бушевал просто ураган эмоций. От негодования и ярости до тихого смущения и румянца на щёках. Простая шутка Мамору, какая-то банальная выходка затронули те струны души, о которых Усаги даже не подозревала. И теперь она не могла думать ни о чём, только об этих обычных, в сущности, словах. «Мечта Мамору» — она, Усаги Цукино. А было ли это правдой?

Она тихонечко выдохнула и сильнее сжала холодными пальцами металлические перила. Где-то далеко внизу плескалась вода, покрывая первые этажи многоэтажных домов. Усаги с грустью думала о своей милой комнатке, в спешке оставленной ею, и проклинала судьбу да небесную канцелярию, если она существовала, конечно.

Боковым зрением Усаги успела уловить чей-то приближающийся силуэт. Кто это мог быть? Папа, мама или кто-то из девочек? Она скосила глаза и с замиранием сердца узнала, кто это был. Одолженная у Рей юката ужасно хорошо сидело на Мамору, что Усаги внезапно осознала: ему категорически нельзя разгуливать в чём-то подобном. Иначе девичьи сердца — её уж точно — будут и дальше биться неровно и с перерывами.

— Оданго, тебе не холодно? — спросил Мамору, поравнявшись с Усаги. — Стоишь тут на ветру в тонком во всём…

— Мн-не н-нормально, — попыталась улыбнуться она и с ужасом поняла, как дрожал её голос. И вовсе не от пронизывающего кости холода.

— Да уж, я вижу, как нормально, — проворчал он, задержав быстрый взгляд на надписи на её футболке.

Улыбка тронула его губы: как солнце выглянуло, подумала Усаги. Она безропотно позволила Мамору укутать её в куртку, которая успела высохнуть после вчерашнего ливня. С наслаждением вдыхая еле уловимый аромат мужского одеколона, Усаги поняла, что готова была вот-вот сдасться на милость победителя. А когда Мамору крепко обнял её, прижимая к себе, то и вовсе позабыла, как дышать; все её ощущения устремились к сильным мужским рукам.

— Всё будет хорошо, — неожиданно даже для себя сказала Усаги.

Мамору вздрогнул и внимательно посмотрел на неё, когда она тоже повернула к нему голову и — внезапно — тепло улыбнулась.

— Ведь мы живы, — продолжала тем временем Усаги. — Значит, сможем сделать то, что можем и что должны.

— Действительно, — прошептал Мамору, не отрывая взора от её голубых глаз.

— Нужно только верить, — также тихо сказала Усаги и, не выдержав более этой сладостной пытки, закрыла глаза, сильнее прижалась к нему.

Она чувствовала, что и его объятья стали крепче, и внутренне ликовала, чувствуя необычайное тепло на сердце, которое принесло умиротворение в душу Усаги. Сейчас — здесь — ей было хорошо и даже очень. Хотелось продлить миг и как можно дольше оставаться в этом прекрасном видении.

Шорох заставил её открыть глаза. Усаги с удивлением смотрела, как Мамору, обломив невесть откуда взявшейся розе стебель, осторожно вставлял его в один из шариков оданго. Как только он снова обнял её, рука Усаги дёрнулась к голове. Тонкие пальчики ощутили нежные лепестки и парочку более плотных листьев.

— Откуда она была у тебя? — удивлённо выдохнула Усаги.

— Так, сорвал с куста, пока мимо шёл, — Мамору неопределённо пожал плечами. — Я подумал, что тебе может это… понравиться.

Он смущённо отвёл взгляд в сторону, но Усаги успела заметить еле заметный румянец на его щеках.

«Какая прелесть», — пронеслось у неё в голове.

Но Усаги не спешила что-либо говорить. Она лишь положила голову ему на грудь и наблюдала, как где-то вдалеке голубел маленький кусочек чистого неба. Может, всё-таки не зря случилась эта непогода, и чудо свершилось?

Комментарий к Н — Непогода

Изначальное название: «Надпись», но меня снова повело куда-то не туда х)

Но задуманная часть с ней всё равно вписалась в общую картину)

И да, возможно, подобное наводнение в настоящем может и не иметь место быть, но в Японии случается такое. К тому же, кто сказал, что мы пишем про доскональную реальность? В этом Токио и в этой Японии подобное наводнение оказалось возможным.

========== О — Очевидность ==========

Дверь с грохотом распахнулась, и в гостевой номер одной из гостиниц Киото устало ввалились двое, лениво переругиваясь. Не то чтобы они несли какие-то тяжёлые сумки — хотя и не без этого: за спинами у обоих висели рюкзаки. Они еле-еле дошли до нужной им «шестьсот шестьдесят шестой» комнаты — символично, конечно же — только потому, что несли какие-то небольшие стенды, расписанные различными схемами и рисунками. Плюс ко всему поздний вечер за окном не улучшал настроения, а урчание в животе только подстегивало ругаться со всеми подряд напропалую.

— Ну, наконец-то! — выдохнула Усаги и, бросив рюкзак на пол, убежала в ванную, чтобы умыть разгорячённое лицо.

— Ты почти ничего не несла, — невозмутимо отозвался Мамору.

Он с превеликой осторожностью поставил стенды около одной из стен в небольшой прихожей так, чтобы никто (Усаги) упаси боже случайно (намеренно) не уронил, не сломал или не покалечил их. Конечно, Мамору надеялся на её благоразумие, но мало ли что у неё будет на уме через пять минут?

— Я терпела тебя почти полдня! — гневно воскликнула Усаги, выходя из ванной.

Она недовольно сверкала глазами, посматривая на Мамору, и промакивала лицо полотенцем. Чёлка прилипла ко лбу, а капельки воды с волосинок капали на ресницы, от чего Усаги даже показалась Мамору слишком прелестной для такой вредины, какой она была на самом деле. Для виду он страдальчески закатил глаза на её слова — не хотелось выдавать свои истинные эмоции и ощущения с потрохами.

— Подумаешь! Я тебя почти два года терплю с момента нашего знакомства — и ничего! — усмехнулся он и, потрепав покрасневшую теперь уже от злости Усаги за щёчку, пошёл дальше в комнату.

— Да как ты смеешь!

Недовольная, она направилась следом, чтобы продолжить высказывать Мамору в лицо, всё, что она думала о нём. Вот только стоило Усаги переступить порог, как она мгновенно утихла. Озадаченный Мамору, кинув рюкзак в кресло у окна, повернулся к Усаги, которая уже начала пищать на ультразвуке что-то непонятное, но от этого не менее «потрясающее».

— Чего такое? — недоуменно приподнял бровь Мамору.

— Как это понимать? — процедила сквозь зубы Усаги, указывая на двуспальную кровать, стоящую прямо посередине номера. — И где моё законное личное пространство?

Она скрестила руки на груди и хмуро посмотрела на Мамору, который, вздохнув, устало приложил ладонь к лицу.

— Это то, о чём я тебе пытался сказать, пока мы ехали от вокзала сюда, — терпеливо начал разъяснять он. — Мне пришла смс-ка, что в том номере, который я бронировал, прорвало трубу, и остался только один. Знаешь, мне кажется, что даже этот — гораздо лучше открытого неба, — развёл он руками.

— Ага, и цифра на двери очень впечатляющая, — скривилась Усаги, вспоминая неприятные три цифры, увидеть которые никто не желал бы на дверях своей комнаты. — А у тебя еще и конференция, на которой вместо Мотоки торчать с тобой буду я!

— Я не верю в суеверия, — пожал плечами Мамору. — К тому же ты сама согласилась помочь мне вместо заболевшего Мотоки, если я в свою очередь помогу тебе подготовиться к сессии.

Он вытащил из своего рюкзака пижаму и, пройдя мимо Усаги в ванную, похлопал Цукино по макушке.

— Не дрейфь, Оданго, всё будет хорошо. Кстати, ничего, если я первый сполоснусь? — спросил Мамору, обернувшись на полпути.

— Да уж, — вздохнула она. — Иди давай, я завтра с утра пойду.