Они ещё немного помолчали. Усаги бросала на него косые взгляды, а Мамору рассеянно разглядывал деревянную стену, ограждающую купальню от остального мира. Усаги не знала, о чем он сейчас думал, но неожиданные эмоции при его появлении всколыхнулись в душе. Как и тогда, во сне.

Вспомнилась Лея, её маленькие яркие глазки, и то, как она доверительно прижималась к её руке. Лея была очень похожа на Мамору, как смутно помнила Усаги: такие же тёмные волосы и хитрые звёздочки во взгляде. Усаги вдруг подумала: ЧибиУса, их с Мамору дочь из сновидений, была точно такой же, напоминающей Чиба, или все же она была блондинкой? Интересно, были ли у них ещё дети, и если да — то как они могли выглядеть?

От этих вопросов Усаги вдруг закашлялась. Поразительно! Как она могла с такой лёгкостью рассуждать, какого цвета волосы или глаза могли быть у их с Мамору возможного сына или дочери. Бог с ними, с детьми. Но с Мамору! И… Она была даже не против! Эта мысль настолько ошеломила Усаги, что она зашлась в хрипах, наглотавшись от возмущения воды.

Мамору оказался рядом в одно мгновение, и только с его помощью Усаги смогла, наконец, откашляться. Она отдышалась и, подняв взор на Мамору, снова покраснела. Он был близко, невыносимо близко, как и в том сне. Вот только сейчас он был молод, подтянут, фланелевой рубашки на нём не было и в помине, и это ещё больше сводило Усаги с ума.

— Ты в порядке? Уса, не молчи, прошу!

Она замерла, услышав те же самые слова, озвученные им когда-то давно. Или это был сон? Или — вдруг — видение далёкого будущего? Усаги не знала, а потому растерянно моргала, глядя прямо в глаза Мамору.

— Я… — начала она и осеклась. Сейчас дело было вовсе не в печенье. — Задумалась просто, — выдохнула Усаги.

— Осторожней будь впредь, пожалуйста, — серьёзно сказал Мамору.

Она видела, что он переживал за неё. Неожиданно Усаги вспомнила, что в критические моменты он всегда волновался за неё: когда нечаянно падала или обливала на себя горячий чай в «Короне». Мамору неизменно оказывался рядом и всегда оказывал помощь. А она отвечала ему жуткой неблагодарностью, огрызаясь и отвергая и его, и собственные чувства.

— Я… Спасибо большое, — тихо проговорила Усаги и робко коснулась его плеча под водой. — Прости меня за… за всё.

Мамору подозрительно на неё посмотрел. Еще бы, подумала Усаги, она же никогда не извинялась перед ним, никогда.

— О чем ты?

Усаги поджала губы, глядя куда-то в сторону. Руки она так и не смогла отнять, чувствуя приятное тепло его кожи. Мамору, в свою очередь, тоже не спешил отстраняться. И это внушало надежду.

— Тебе нравится имя Лея? — словно невпопад рассеянно спросила Усаги.

Она вздрогнула, когда увидела, как расширились его глаза, и услышала, как шумно он выдохнул. Усаги нахмурилась. Он мог что-то знать или… Так звали его маму, погибшую в автокатастрофе? Или… Или что?

— Тебе тоже приснился тот сон? — негромко спросил Мамору, внимательно глядя на неё, не догадываясь, что ответил если не на все, то очень многие вопросы Усаги, что бешеным вихрем крутились в её голове.

— И подгоревшее печенье?

— И плюшевый заяц?

Секунд пять они смотрели друг другу в глаза. А потом, не сговариваясь, одновременно рассмеялись. На душе хоть и стало легче, но ещё больше вопросов возникло в уме Усаги. Как так вышло, что им приснился один и тот же сон? Почему он вообще пришёл к ним? И к чему было всё это? Знак или судьба? Предупреждение или видение будущего?

— Я… Знаешь, Мамору, — вдруг серьёзно сказала Усаги, отсмеявшись; она не смотрела на него, старательно пряча глаза, — я бы хотела, чтобы это было правдой. Нашей правдой.

Мамору замер, не смея даже дышать. Усаги краснела и не смотрела на него, но теперь уже точно знала, что за чувства родились сегодня в её душе. Или это появились давно, задолго до того, как Усаги смогла, наконец, осознать их?

Вода приглушённо мерцала, а пузырьки воздуха весело булькали, щекоча пятки, лопаясь на поверхности и разлетаясь брызгами в разные стороны. Мягкое свечение окутывало тела молодых людей, принося в их души покой и умиротворение. У них всё в самом деле было впереди, нужно было только постараться, пересилить себя, чтобы строить завтрашнее «мы» вместо эгоистичного вчерашнего «я». Но у них было время, и оно позволяло наслаждаться минутами тишины и робко, почти невесомо, касаться чужих, но таких родных губ…

========== Й — Йогуртовый микс ==========

Комментарий к Й — Йогуртовый микс

В задумке было всё совсем другое, если честно)

В прохладном вечернем воздухе остро ощущалось веселье. Оно пахло корицей и шоколадными бананами, кислыми лимонами, посыпанными сахарной крошкой и воздушной ватой, которая так и таяла во рту, стоило только положить её на язык. А ещё оно пахло свежестью и молодостью: мимо их палатки проходили влюбленные парочки и дружеские компании, которые заражали своим безудержным задорным смехом. Хотелось присоединиться к ним, идти дальше, позволяя людскому потоку уносить её всё дальше и дальше, туда, где дрожали тёмные воды Сумиды, одной из рек Токио, на которой проводился фестиваль фейерверков. Но она не могла оставить их ятай, не сейчас, когда посетители с удовольствием покупали прохладительные напитки.

Усаги тяжело вздохнула и одним ловким — за несколько часов пребывания здесь она стала справляться с этим практически безупречно — движением закрыла стаканчик прозрачной крышкой, затем проткнула его пластиковой трубочкой и, улыбаясь, протянула ожидающей её девушке. Покупательница просияла.

— Аригато, — довольно поблагодарила она, высыпала на прилавок несколько звонких монет и отправилась дальше.

Стоящий рядом с Усаги Мамору сгрёб йены в ладонь, быстро пересчитал и высыпал их в кассу.

— У тебя уже неплохо получается, — поддел он Усаги, которая тут же невольно зарделась, и вовсе не от смущения.

— Да уж, спасибочки, — кисло выдавила она и отвернулась от него.

Мамору только усмехнулся, покачав головой.

С каким непередаваемым удовольствием Усаги надела бы на его голову фризер, вот только Мотоки был бы не очень рад такому исходу их совместной с Чиба деятельности. И дёрнул её какой-то чёрт случайно сказать, что родители опять лишили её карманных денег, и чтобы прогуляться между палатками на фестивале ей нужно было где-то подзаработать. Вот Мотоки и предложил Усаги постоять в его палатке и пару часов попродавать молочные коктейли и рожки с мороженым: нынешний август выдался слишком душным, и даже вечер был жарким, хоть и по-вечернему свежим.

Жаль, что Мотоки забыл упомянуть, что её невольным напарником будет Чиба Мамору. Усаги тогда бы в жизнь не согласилась.

Она снова тяжело вздохнула, поглядывая на веселящихся людей. Через полчаса снова начнут запускать фейерверки, и Усаги хотелось бы посмотреть на них также, как и остальные: в безмолвном восхищении, задрав голову, любоваться разноцветными вспышками, держать в руке какое-нибудь лакомство и совсем забыть, что оно может растаять, а потом случайно про него вспомнить и, хихикая, слизывать с руки сладкий липкий след. Вот только…

У неё работа. И всё бы ничего, но… с Мамору. С противным мальчишкой, которому безумно нравилось её донимать.

Усаги скосила на него глаза. Мамору в это время накладывал порцию мороженого для маленькой девочки, во все глаза следящей за его действиями. Как и все прочие, он сегодня тоже надел юкату, тёмно-синую, почти чёрную, которая ему — внезапно — очень и очень шло. Усаги, конечно же, и в будние дни замечала, как он красив, но сейчас Мамору был просто чертовски хорош.

«Некоторым просто категорически нельзя носить юкату», — думала она, прикусив нижнюю губу.

Возможно, именно из-за этих мыслей Усаги сегодня не так сильно ругалась с Мамору: они обескураживали и смущали.

— Чего грустишь, Оданго? — усмехнулся он, повернувшись к Усаги, когда отдал покупательнице сдачу.

— Ничего, — огрызнулась она, стараясь не выдавать одолевающих её эмоций.