Усаги против воли кивнула, и, Мамору, бережно усадив её на стул, пошёл разбираться с противнем и подгоревшим печеньем. А она тем временем пыталась понять, что же, собственно, сейчас происходило. По-видимому, упомянутая Лея была её внучкой и, похоже, ещё маленькой, раз уж спала днём: Усаги пару минут в упор смотрела на часы, показывающие половину четвёртого. Во-вторых, находились они все не в квартире, а в небольшом уютном особняке в том же самом районе, где в детстве жила она сама: из окон можно было прекрасно увидеть Токийскую телебашню, маячущую на горизонте. В-третьих же…
Неожиданно Усаги смутилась, во все глаза глядя на широкую спину Мамору. Он вдруг обернулся к ней и улыбнулся, показал на тарелку печенья, которое смог отцарапать от противня.
— Всё не так уж и плохо, да? — добродушно усмехнулся он и вернулся к своему занятию.
Заметив странный блеск на его левой руке, Усаги осторожно посмотрела на свою. Золотой ободок обручального кольца, сверкающего на безымянном пальце, был красноречивым доказательством её невозможной, казалось, идеи.
Они были женаты.
И, по-видимому, уже очень давно.
Как это могло случиться? Как все прошедшие годы выпали из памяти Усаги, что она теперь сидела на собственной кухне, в своём же доме растерянная и опустошённая. Или это в порядке вещей, что у неё были такие провалы в памяти? А Мамору?
Она опасливо покосилась на мужа, который уже мыл противень, а печенье привлекательной горкой лежало неподалёку на столе в белой, украшенной узорами цветов, тарелке.
— Ба? — раздался в коридоре детский голосок.
Усаги и Мамору, как по команде, повернулись и увидели на пороге девочку лет трёх-четырёх, которая отчаянно тёрла кулаком глаза, а другой рукой она держала за лапку серого плюшевого зайца. Любимая игрушка Леи, вспомнилось Усаги, они с Мамору подарили её ей на прошлый Новый год, и теперь внучка не расставалась с ним ни на шаг.
— Иди сюда, солнышко, — Усаги снова подивилась собственному голосу и протянула руки.
Лея босыми ногами прошлёпала к ней и забралась рядом на диван, усадила зайца рядом с ней, прижалась детской нежной щёчкой к бабушкиной руке и вздохнула.
— Приснилось что-то, Лея? — спросил Мамору, вытирая руки полотенцем.
Лея замотала головой и хихикнула, спрятавшись за бабушку.
— Ах ты, притворщица, — Усаги пощекотала детскую голую пяточку, и Лея с визгом спрятала ноги под себя. — Будешь молоко?
— Бабушка тебе печенье испекла, — подмигнул Мамору и пошел доставать их кружки из навесного шкафчика.
— С печеньем буду, — согласилась Лея и села ровно, притянув поближе зайца.
Усаги подняла на ноги и пошла к холодильнику, за пачкой молока. В голове послушно вспыхнули отголоски воспоминаний о том, как их с Мамору дочь, тоже Усаги, впервые рассказывала родителям, что Лее нужно пить побольше молока, однако девочка его терпеть не могла. Хныкала и воротила нос, отпихивала стакан в сторону, а то и вовсе заводила истерику, стоило ей только увидеть пенку на поверхности. Только бабушкины печенья спасали от детских капризов.
Втроём они спокойно закончили полдничать и вскоре отправились гулять, чтобы потом отвести Лею к её родителям — уже было воскресенье, и завтра ЧибиУса должна была вести дочь в детский садик. Усаги и Мамору же планировали куда-то поехать, захватив по пути Минако и её мужа.
Усаги не успела спросить о месте назначения: в голове вдруг снова зашумело, она опять наполнилась голосами и невыносимым гулом. Усаги зажмурилась и охнула, начиная падать назад. Как сквозь туман она слышала отдалённый голос Мамору, но уже не разбирала, что он говорил. Тьма вновь поглотила её, но не держала слишком долго, выплюнув на яркий свет.
Вскрикнув, Усаги резко села на постели. Она тяжело дышала и ошалело смотрела на окружающие стены явно не её комнаты. Плечи ныли, а спину ломило, однако не так, как до этого, когда тело Усаги было старым.
Она вздрогнула и резко посмотрела на свои руки. И облегчённо выдохнула, снова увидев гладкую светлую кожу. Ей снова было четырнадцать.
— Слава богу, — пробормотала Усаги. — Это было так странно…
После сна в голове снова звенело, но не так, как до этого, когда ей приснилось кое-что, из ряда вон выходящее. Чтобы она и Мамору были женаты, а у них была внучка и, что самое важное, дочь… Усаги густо покраснела и закрыла лицо ладонями. Все эти мысли смущали и путали её. Разве могла Усаги в здравом уме и памяти выйти за этого противного мальчишку, который вечно насмехался над ней? Да ещё и иметь от него детей! Уму непостижимо. Но то ласковое прозвище, от которого замирало сердце, до сих пор звучало в её голове.
— Всё, хватит, — строго сказала она себе. — Это был всего лишь сон, дурацкий кошмар. Не нужно так близко к сердцу воспринимать его.
Слова немного подействовали на распалённые чувства Усаги. По крайней мере щёки уже не пылали, а ноги не подкашивались, и она смогла наконец выйти на свежий воздух.
Приятный лавандовый аромат ударил Усаги в нос, когда она покинула их с родителями и братом арендованный домик. Пару дней назад они приехали на горячие источники, чтобы отдохнуть и развеяться — папе дали отпуск в эти летние каникулы, и просто грех было не воспользоваться этой возможностью, чтобы куда-нибудь съездить.
Те источники, на которые они обычно ездили, были на ремонте из-за землятресения, поэтому Икуко и Кенджи решили свозить детей на старые, многими забытые, но всё ещё действущие. Домиков рядом с ними было гораздо больше и вопреки тому, что о них якобы никто не знал, в эти дни народу тут было предостаточно. Усаги даже успела вчера сдружиться с дочкой владельца этой небольшой деревушки.
Усаги медленно брела по тропинке, ведущей к одной из купален. С утра тут обычно никого не было, и перед завтраком она уже успевала вдоволь накупаться. Женская часть оказалась закрытой по техническим причинам, но Усаги, не долго думая, отправилась к общей. Всё равно тут никого нет, запоздало подумала она, когда в раздевалке стягивала юкату и заворачивалась в полотенце.
Вода была тёплой и приятной; она так и завлекала погрузиться в неё, отдохнуть и прогнать ненужные мысли о черноволосом вредном красавце. Усаги убрала волосы в кулек на голове и осторожно вошла в воды источника, которое обволокли её тело, наполняя сладким покоем. Тихонечко вздохнув, Усаги закрыла глаза и головой откинулась на бортик, кожей ощущая приятное покалывание пузырьков воздуха.
Она уже почти и думать забыла о необычном сне, но голос — опять тот самый, завораживающий и ехидный — вырвал её из состояния дремоты:
— Не ожидал тут увидеть Оданго — думал, застесняется в общую заходить.
Она резко открыла глаза и с возмущением уставилась на Мамору, который, склонившись над Усаги, заинтересованно поглядывал на неё.
— Ты-то тут что забыл? — недовольно проворчала она, стараясь смотреть только на его лицо. — Думала, в Токио останешься, хоть тут мне покоя дашь. Так нет же!
— А решил проветриться, — неопределённо отозвался он и наконец выпрямился.
Скользнув взглядом по обнажённым плечам и напряжённому торсу, Усаги зарделась и отвернулась. Конечно, он тоже был в полотенце, не расшагивал тут совсем нагишом, но, во-первых, было неприлично так глазеть, а во-вторых снова вспомнился тот сон, в котором они… Усаги не додумала и покраснела ещё больше. В голове назойливо стучала мысль, от которой она никак не могла отвязаться.
Тем временем Мамору тоже погрузился в источник, и Усаги смогла спокойно выдохнуть. Конечно, под водой они оба были без полотенец, которые остались лежать на бортике, но дрожащая поверхность всё скрывала, и наверху были лишь их головы и плечи. Тем не менее, фантазия у Усаги была и очень даже отличная, хотя каких-то слишком интимных частей тела она не могла должным образом представить. И это было облегчением.
— Ты тут с родителями? — спросил Мамору, наверное, только потому, что нужно было хоть что-то спросить.
— Угу, — булькнула Усаги: она успела по нос спрятаться в воде и теперь лишь сверкала глазами в сторону Мамору. Понять её более точные эмоции он никак не мог.
