Остыв от лихорадки первой любви, Маруся влюбилась в доцента кафедры языкознания. Высокий, тощий, рыжий, с короткой бородкой, слегка картавящий, он вдруг показался студентке верхом совершенства.

Однокурсник Мишка, верный друг и товарищ, узнав о новом увлечении своей подруги, презрительно скривился.

– Тьфу! И что тебя вечно тянет на уродов?

– Да какой же он урод? – волновалась Маруся.

– Это как в песне, помнишь? – Мишка захохотал и пропел гнусаво: – «я его слепила из того, что было…»

– Дурак ты, – Маруся оскорбленно отвернулась.

– А ты глупая гусыня, – Мишка возмущенно фыркнул. – Хоть бы раз влюбилась в нормального мужика. Все каких-то фриков выбираешь.

Любимая подруга Сашка с Мишкой согласилась.

– Ты слишком идеализируешь тех, в кого влюбляешься. Не видишь их недостатков. Это плохо. Ты не знаешь себе цену.

Позже был еще стоматолог. Серьезный, важный, манерный. Уж он-то себе цену знал, деньги считал и умел ими распорядиться. Цветы не покупал, считая это расточительством. Конфеты есть тоже не разрешал, страшно переживая за здоровье ее челюстей. А главное, нежно целуя свою возлюбленную, пытался по привычке заглянуть ей в рот, чтобы сложить мнение о возможном кариесе на ее зубах. Маруся ужасно нервничала, долго терпела, а потом громко послала его на все четыре стороны.

Годы шли. Настоящих, серьезных романов не случалось. Прилипчивые ухажеры долго не задерживались. Были среди ее мужчин и профессоры, и инженеры, и даже летчик однажды попался. Но ни один из них не пришелся по сердцу, не оказался единственным.

Когда отпраздновала свое тридцатилетие, Мария вдруг осознала, что пересекла некую границу, за которой остались девичья непосредственность и бесконечная доверчивость.

В то далекое утро она, вспомнив погибших маму и бабушку, долго плакала, потом поехала на кладбище, а вечером, сидя с Александрой, Мишкой и еще двумя друзьями в кафе, взяла бокал и, горько усмехнувшись, предложила неожиданный тост…

– А давайте, ребята, выпьем за счастье. Оно – штука нечаянная, непонятная и непредсказуемая. Его нельзя пригласить на чашку чая, ему невозможно позвонить, высказать претензии, назначить встречу. Оно само выбирает, кого одарить любовью, здоровьем, верностью. Без него плохо, но и с ним сложно. Его трудно обрести и жалко потерять. Оно может быть мгновенным, как вспышка, или долгим, как вечность. Это темная лошадка, которую все мечтают встретить, и яркая звезда, о которую страшно обжечься. Ожидание счастья сводит с ума, но приход его можно и не заметить. К нему быстро привыкают, а проворонив, растерянно пожимают плечами. Счастье – невероятная редкость и божий дар. Сегодня мне тридцать. Мое счастье где-то заплутало… Но я умею ждать. За счастье!

Гости притихли, задумались о том самом счастье, которое, говорят, любит избранных, избегает публичности и предпочитает тишину. Каждый из сидящих за столом пытался понять, а не упустил ли он свою Синюю птицу, правильную ли выбрал дорогу на перекрестке, именуемом Судьбой.

Вернувшись в день нынешний, Маруся, пригревшаяся под пледом, обмякла, расслабилась, оправдывая название «ленивого» выходного. Она почти задремала, но именно в эту сладкую минуту дремоты зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, она недовольно поморщилась.

– Да?

Мишка, как всегда, торопился, словно боялся, что Маруся бросит трубку.

– Машка, ты где?

– Дома.

– Спишь, что ли?

– Нет, конечно, – Маруся занервничала. – Тебе чего?

– Вот что ты за человек? – возмущенно тараторил Мишка. – Нет, чтобы спросить у друга – как дела, как самочувствие? Так нет же! Сразу – чего надо?

Маруся пожала плечами, забыв, что Мишка ее не видит.

– Да чего спрашивать? Я и так по твоему крику понимаю, что ты жив-здоров, и дышится тебе легко.

– Слушай, – Мишка довольно хохотнул, – я вот о чем хотел сказать…

– Ну?

– Не перебивай. Помнишь, месяца два назад ты мне три книги давала? Драйзера, помнишь?

– Ну?

– Чего ты заладила? Ну да ну… Тоже мне, филолог. В общем, в одной из них я нашел странную вещь.

– Какую вещь? В книге? – Маруся мгновенно насторожилась.

– Вот… Сразу проснулась. Да, в книге.

Маруся сбросила плед, напряглась. Не выдержав паузы, которую противный Мишка долго держал, бросилась в атаку:

– Ну, что ты молчишь? Выкладывай быстро…

– Может, я заеду? – робко предложил Михаил. – Привезу тебе это…

– Да что это-то? У вещи есть название?

– Есть. Конверт и фото.

– Так это конверт… – разочарованно протянула Маруся. – Обычный? И просто снимок?

– Ну, да… Или нет. Не знаю. Что-то тут написано. То ли адрес, то ли напоминание какое-то. Если тебе не нужно, пусть тогда лежит и дальше в книге.

– Давай. Лети ко мне… Быстрее, – услышав про надпись, велела Маруся.

«Ленивый» день оборвался. Нечаянно и неожиданно. Но именно этот день пустил росток долгожданного счастья в ее нелегкую и странную жизнь.

Михаил родился в очень известной семье. Отец – блестящий тележурналист, и мама – спортивный комментатор, приходили в каждый дом два раза в неделю. Их, известных всей стране, многие люди воспринимали как близких и родных. Увлеченность, глубина и страстность отличали их статьи, комментарии и выступления. И, на удивление, среди коллег у них было больше друзей, чем врагов, хотя зависть и корысть никто не отменял.

Приятели, соседи и родственники так и говорили, поздравляя родителей с рождением сына: «Повезло малышу – родился с золотой ложкой во рту». Другие согласно кивали: «Под счастливой звездой появился на свет». Третьи разводили руками: «Судьба сразу улыбнулась мальчонке, счастливым будет!»

Бабушка, сердясь, стучала по дереву и плевала через левое плечо:

– Чего болтать попусту? Сглазят! Как пить дать, сглазят ребенка!

Но Михаил сглазу не поддался. Рос веселым, послушным и довольно рассудительным, очень любил книжки с яркими картинками, мультфильмы и конфеты «Мишка косолапый». Подрастая, увлекался всем понемногу, но особенной его любовью вдруг стала музыка. Это оказалось большой неожиданностью для родителей и приятным сюрпризом для бабушки, которая в молодости солировала в одном из музыкальных театров столицы.

Михаил выбрал фортепиано. С той поры в их доме всегда звучала фортепианная музыка: то дивные вальсы Шопена, то удивительные прелюдии Баха, то техничные этюды Черни… Ребенок отправился учиться в самую известную музыкальную школу, где основным предметом все-таки считалась музыка, но наряду с этим преподавались и все обязательные школьные предметы.

Бабушка, души не чаявшая во внуке, сопровождала его повсюду: то подавала Мишеньке курточку, то поджидала его после концерта, то кормила обедом, то разыгрывала с ним в четыре руки гаммы или просто импровизировала на заданную тему. Мальчишка, ей на радость, подавал большие надежды, ему прочили великое будущее, и никто не сомневался, что после школы он поступит в консерваторию.

Однако Михаил умел удивлять. Однажды вечером, когда вся семья, собирающаяся за общим столом довольно редко, угощалась вечерним чаем, Мишка вдруг встал, внимательно всех оглядел.

– Хочу вам сообщить важную новость, – смело заявил он.

Мама заинтересованно развернулась к сыну, отец нахмурился, а бабушка, будто чувствуя опасность, осторожно поставила на стол свою чашку. Повисшая пауза добавила напряжения и тревоги.

– Ну? В чем дело? – нетерпеливо кивнул отец.

– Да не напрягайтесь вы так, – улыбнулся Мишка. – Я не женюсь и не уезжаю в Африку.

– И на том спасибо, – облегченно выдохнула мама.

– Мишенька, а все же… – не приняла шутку бабушка. – Что такое?

– Я в консерваторию поступать не пойду, – выпалил Мишка.

– Как? – бабушка схватилась за сердце.

Отец промолчал, мама в обморок не упала. Она, покачав головой, лукаво усмехнулась.

– Почему-то я не удивлена. Мне всегда казалось, музыка – это только начало пути, но не единственное направление, – она переглянулась с отцом. – А куда пойдешь? Откроешь родственникам секрет?