Иззи убегает переодеться для школы – что касается сборов, тут она категорически отказывается от моей помощи, – и Энди дарит мне колье из молочно-голубых камней на изящной серебряной цепочке. «Спасибо», – говорю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Не плачь, не плачь, не плачь. Еще есть флакон моих любимых духов с запахом инжира и хорошая подборка интересных книг.
Он действительно расстарался и точно хотел порадовать, но выходит иначе – меня охватывает такая печаль, что я едва сдерживаюсь. «С днем рождения, дорогая», – говорит он, доливая кофе мне в чашку, точно услужливый эльф. Наконец Энди отчаливает на работу, а мы с Иззи отправляемся в школу.
Хотя Спенсер никогда не удосуживается бросить открытку в почтовый ящик, он звонит в обед и клятвенно обещает скоро приехать. Нередко эти заверения оказываются впустую, и я даже надеюсь, что сегодняшнее – из этого разряда. Иззи может не замечать возникшего между нами напряжения, но сын точно уловит неладное.
– Какие планы на вечер? – интересуется он.
– Папа забронировал столик, – отвечаю я. – Не знаю, куда мы идем. Это сюрприз.
– Вау, класс! Наверное, в какое-нибудь крутое местечко?
– Надеюсь, что не в «Пицца Хат».
Сын хихикает, и, когда разговор окончен, мне приходит в голову, что дело не в том, что Энди забронировал столик, а в том, что он также позаботился о няне. Ему пришлось узнать у меня ее номер. И он обо всем договорился – впервые, на моей памяти.
Ресторан, как выясняется, – прелестное местечко, где подают морепродукты, что в обычной ситуации меня очень порадовало бы. Но сейчас я понимаю, что мы оба притворяемся, будто это обычный день рождения и все прекрасно, что мы счастливы и по-прежнему очень любим друг друга. Я охотно ковыряюсь всеми этими щипчиками и вилочками, притворяюсь, что ракообразные за астрономическую цену с их бледным мясом мне очень по вкусу, и замечаю, как у Энди бледнеет физиономия при виде счета.
Позже, когда уходит няня, он лезет ко мне с поцелуями и ласками и осыпает комплиментами по поводу моего тела, лица и красиво вышитой комбинации, подаренной Пенни. Трудно поверить, что до того как все это случилось, секс со мной был для него повинностью, типа уборки общественной территории (в которой мы, как сознательные граждане, всегда принимаем участие). И у меня даже складывалось впечатление, что уборка, пожалуй, ему больше по душе. Он всегда так радовался, когда организатор мистер Сингх раздавал мусоросборники, что могло показаться, будто он подумывает опробовать их в нашей интимной жизни.
Но теперь все иначе. Нынче ночью мы действительно занимались «этим» – впервые с тех пор, как вскрылось про Эстелл, причем обошлось без намеков на ишиас/люмбаго и разговоров о том, что утром ему надо рано вставать. Я чувствую себя немного странно и отчужденно, но по крайней мере мы еще на это способны, все не так ужасно, и это ободряет и вселяет надежду на то, что, возможно, у нас еще не все потеряно.
Думаю, я по-прежнему люблю его. Но вообще-то это бесит, что невозможно отключить чувства к изменившему тебе партнеру. Они все еще живы – бурлят под толщей гнева и обиды: я, как прежде, восхищаюсь его самоотверженностью в работе и тем, какой он замечательный отец – заботливый и добрый, каким я его и представляла. Мне бы ненавидеть его, но все не так просто. Он по-прежнему тот самый мужчина, которого я полюбила много лет назад, и единственный, от кого хотела иметь детей. Кроме того, я по-прежнему, несмотря на все, считаю его привлекательным. Он совершил ошибку – ох, как же это по-взрослому звучит! – и раскаивается, и, я думаю, мы сможем это пережить. Мне не единожды хотелось проверить его телефон, но до сих пор я удерживаюсь.
То есть мне нужно поверить ему снова? Или что?
Глава восьмая
Три недели спустя: среда, 20 марта
Всю неделю лил дождь и наконец прекратился. Сегодня у меня выходной. Прием у стоматолога, а кроме того, я решила посвятить несколько часов себе.
В доме пустота и блаженная тишина, и, глядя из кухонного окна, я замечаю, насколько красив сад. Расцветают крокусы – фиолетовые и белые, с шафрановыми пестиками, а ниже бордюром идут нарциссы. Я люблю наш сад. Он слегка запущенный и диковатый, но все в нем возникает именно там, где нужно. У Иззи есть своя маленькая делянка, где она выращивает анютины глазки всевозможных цветов. Я забираю дочь после школы, и мы возимся в саду под вечерним солнцем, почти не разговаривая, но с ощущением счастья, что трудимся бок о бок.
Моя тревожность прошла не до конца, я все еще время от времени просыпаюсь по ночам с бешено колотящимся сердцем. Однако это началось задолго до того, как я узнала про Эстелл, и сейчас я понимаю, что уже почти пришла в норму. По крайней мере, состояние полной раздробленности совершенно точно позади.
Раньше я думала, что роман на стороне означает конец брака, финал истории. А теперь не уверена, что это так. Во-первых, меня пугает мысль в пятьдесят три года остаться одной. Дело не в том, что некому будет вывозить мусорный контейнер или собирать мебель. Это даже не финансовый вопрос (я уверена, что в итоге мы как-нибудь справимся). Скорее страшит сама мысль о внезапном одиночестве – у меня его не было с двадцати семи лет. Крохотная частичка меня считает, что это здорово и, может быть, я снова почувствую себя на двадцать семь – энергичной, исполненной жизни и амбиций, с гладкой кожей, упругой задницей и жаждущей приключений. Да, это звучит волнующе. Но в остальном, когда я думаю о том, что буду начинать все заново в качестве одинокой женщины, я ощущаю глубокую тоску и откровенный страх. Я знаю, это тот жизненный этап, когда надо меньше «париться», чувствовать себя увереннее и не переживать о том, что думают окружающие. Но так ли это на самом деле? Если это естественный ход вещей, значит, произошел какой-то сбой, потому что со мной все обстоит совсем иначе.
Тем вечером, после того как Энди уходит спать, я сижу на заднем крыльце и пытаюсь удержать состояние покоя, которое ощутила раньше, когда мы с Иззи были в саду. В маленькой записной книжке я создаю список, озаглавленный «Причины, чтобы расстаться»:
Потому что я чувствую, что так надо.
Не уверена, что смогу доверять ему снова.
Чтобы наказать его.
Это все, что мне удается из себя выдавить.
Что касается «Причин, чтобы не расставаться», то их – хоть отбавляй, а именно: «Так лучше для Иззи», «Не будет потрясений» и «Если брак можно спасти, то нужно попытаться». Но это я опускаю и пишу только одно:
Потому что я по-прежнему люблю его.
Пятница, 22 марта
Во время нашего тихого и самого заурядного вечера до меня вдруг доходит, что случилось нечто из ряда вон. Иззи спит, а это значит, что мы могли бы в который раз перемалывать ситуацию с Эстелл. Но этого не происходит.
Вместо этого за ужином мы обмениваемся историями о событиях сегодняшнего дня. Энди, который никогда не вдается в подробности своей врачебной практики, рассказывает о женщине, пришедшей на консультацию с тремя детьми, и они устроили в приемной настоящий пикник – выложили сэндвичи, чипсы и шоколадные батончики. «Никто не отважился сказать им, чтобы убрали», – говорит он.
Впервые за долгое время муж делится со мной впечатлениями прошедшего дня, тогда как обычно ссылается на то, что «слишком устал» для разговоров. В результате я перестала его расспрашивать. Я, в свою очередь, рассказываю о том, что сегодня моей начальнице доставили ярко-розовый «фитнес-бол» – такой громадный пляжный мяч, на который Роуз громоздится, чтобы «стабилизироваться», когда не сидит в кресле, но регулярно сваливается (надеется тем самым укрепить «сердцевину тела» без отрыва от китайских вопросов). Конечно, на искрометные анекдоты наши байки не тянут, но, по крайней мере, мы относительно нормально общаемся и не дергаемся в присутствии друг друга. Энди наконец-то перестал гладить меня по волосам, когда я загружаю посудомоечную машину, и не маячит за спиной, норовя клюнуть в шею, когда я складываю выстиранное белье. Всплеск любовной активности – это понятно. Но то, что она пошла на спад, – тоже ведь неплохо?