Вера свела дрожащие брови и не смогла ничего ответить. Делала ли она? Да. Этой ночью…

– Я тоже хочу жить!

Высокий парень лет чуть меньше тридцати стоял в центре шеренги и буравил Веру и поручиков бесстрашным взглядом сапфировых глаз.

– Сколько лет живу марионеткой! Я заслужил лучшей жизни, и могу прожить её так, чтобы не пожалеть об упущенном шансе на бессмертие!

Со стороны офицеров послышался возмущённый ропот.

– Вас никто не принуждал к посвящению в вечность, – сквозь всеобщий галдёж проговорила Вера.

– Это ты всю гвардию щас марионетками назвал?! – вскрикнул кто-то из приговорённых.

– Мы служим великому императору, ублюдок! Это дело чести!

– Как у тебя вообще пасть на такие слова открывается?! Расстреляйте этого урода к чертовой матери и выбросьте на свалку! Я с ним и рядом стоять не хочу!

Место казни заполнилось скандальной бранью, но двое гвардейцев, пожелавших свободы, молчали. Один сконфуженно поглядывал то на солдат, то на великую княжну, другой с непреклонным видом терпел провокацию.

– Я никому ничего не обещал, а значит, никому ничего не должен. Ребёнком меня насильно оторвали от матери и поместили в военный корпус, чтобы я служил дворцу в благодарность за бессмертие, – выразительно, точно на дебатах, заговорил он и твёрдой походкой направился к Вере. – Только вот меня забыли спросить – нужно ли оно мне такой ценой? И все вокруг считают это правильным?

Эти двое привели Веру в смятение. Один – гордый и непоколебимый, готовый встретить отпор и без потерь одержать победу. Другой – переполненный страхом и надеждой юноша, глядевший на Веру так, словно она отправляла его в завлекательное путешествие по живописным просторам девяти кругов ада и заверяла, что ему там обязательно понравится. Она не понимала их разумом, но что-то в их словах вызвало отклик в глубине души.

– Отпустите нас, Вера Владимировна!

– Мы имеем полное право на свободу.

– Ваше высочество, будьте милостивы…

– Ведь мы просим не многого. Нам обещали.

Со всех сторон заверещали гвардейцы обоих легионов:

– Расстреляйте их к чертям собачьим!

– Зарезать изменщиков! Четвертовать!

– Смерть предателям!

– Дайте мне ружьё! Ружьё мне дайте!!!

Прямо над ухом Веры выпалил требовательный голос офицера:

– Ваше высочество! Прикажите огонь!

Крики переросли в нечленораздельный гул. Приговорённые вопили что есть мочи, двое солдат молили и уговаривали Веру, пытаясь перекричать остальных. Гвардейцы первого легиона, тоже надрывая глотки, орали то на них, то на Веру, требуя отдать приказ расстрелять предателей.

Тишина обрушилась в один миг. Палачи выпрямились и отдали честь. Приговорённые, пятясь спиной, вернулись в шеренгу и потупили взоры, а протестующие солдаты обратились в статуи. Воцарилась дисциплина.

Император Владимир был не один. Его фон украшал полный состав Ордена Первого Света. Заган, смуглый мужчина в чёрном плаще, в перчатках и с завязанными угольными волосами держался ближе к величественному монарху и дальше от наряженных в кафтаны и чулки рыцарей. Только Джулиан Ховард выделялся из их братства жаждой крови в хищных глазах, нарядом вольного каменщика и пепельной шевелюрой, не имитирующей парик. Амон, генерал третьего легиона, как и Заган, слишком вычурные платья не предпочитал.

Когда Владимир поравнялся с Верой, она лишь глянула в его сторону сквозь падающий на лицо локон. На большее не осмелилась – всё внутри неё и так подверглось контузии, стоило ей ощутить его появление.

Синеглазый солдат, почувствовав более толковых и деловых оппонентов, собрался говорить. Однако император обратился напрямую к его сослуживцу, что спровоцировал всю эту суету.

– На параде я дал вам выбор. Я предложил вам всё, что вы хотели, и даже больше, но вы отказались. Что изменилось?

– Я… Я испугался, государь, – пролепетал юноша, дрожа от пристального внимания самого императора.

– Больно не будет.

– Да, но… не в этом дело.

– Дни посвящения в вечность пройдут быстро. Ты уснёшь и проснёшься уже полноценным демоном.

– Не надо, государь, пожалуйста!

– Почему?

– Ведь это… это вечное рабство…

– Государь, не слушайте его! – с готовностью выпалил синеглазый.

– Он говорит. Я не могу его не слушать, – перебил император, и тот застыл с открытым ртом.

Его сослуживец собрал волю в кулак и признался:

– Я не испугался. Просто… не хочу я больше служить.

– Я дал тебе выбор между службой и свободой, и ты выбрал. Сам выбрал, никто на тебя не давил.

Солдат стыдливо понурил голову и принялся усердно жевать губу.

Заган подошёл ближе.

– А ты? Почему выбрал службу? – спросил он синеглазого парня.

– Сами понимаете, ваше высочество, – эмоции, стадный инстинкт, страх последствий.

– Твой выбор не был бы сделан против императора и дворца. Владимир объявил об этом в присутствии всего города.

– При всём уважении, но командиры нас воспитывали иначе. Или служба, или смерть. Многие просто побоялись расправы, вот и сделали такой «выбор».

– Если бы хоть один из вас отважился высказаться при всех, – заговорил император, – всё могло бы закончиться иначе для всего легиона. Как каждый из вас мог быть уверенным в том, что он не единственный, кто захотел воспользоваться моим предложением?

Двое гвардейцев поникли и попрятали глаза. От императора также не ускользнуло и то, что остальные приговорённые не решались взглянуть ни на него, ни друг на друга.

– Государь, мы искренне раскаиваемся в том, что решили свою судьбу за компанию с другими, – сказал синеглазый солдат. – Будьте милосердны. Отпустите нас.

– Позвольте сказать, государь, – подал свой шёлковый голосок Рофокаль. Сложив за спиной руки, он смотрел на приговорённых, как на своих несмышлёных детей смотрит заботливый родитель. – Казнь затянулась, и пора бы нам с вами её уже заканчивать. Время близится к завтраку, а пунктуальность – один из главнейших наших принципов. Орден Первого Света просит вас распорядиться завершением казни и удостоить нас честью аудиенции с вами.

– Вопрос с казнью несогласных с приговором будут решать верховный главнокомандующий и генерал гвардии, – сухо ответил Владимир, не оборачиваясь к вельможам и не меняя голоса. – То есть, я и Амон. Завтрак будет ждать вас ровно столько, сколько потребуется нужным.

Очень медленно командор потянулся носом к хмурому небу. Но тут, поймав украдкой брошенный и тут же ускользнувший взгляд Веры, Рофокаль чуть прищурился и многозначительно переглянулся с коллегами.

– Как ваши имена? – спросил у солдат император.

– Герасим, государь, – расправив плечи и выпятив грудь, прочеканил синеглазый гвардеец.

– Стас. Станислав… Ваше величество, – пролепетал молодой парень, и приклонил голову.

– Я принимаю во внимание, что в самый последний момент вы всё же решились выразить себя как личности, не побоявшись отдачи со стороны большинства. Вспомните всё, что я говорил на параде, и попробуйте сделать выбор ещё раз. Герасим и Станислав, я даю вам последнюю возможность.

Солдаты вытянулись струной и задержали дыхание.

Рофокаль звонко прокашлялся.

– Вечная служба империи и лично мне или свобода? – проговорил государь, и солдаты вдруг почуяли подвох. – Но с тем условием, что право на ранее обещанное имение в Нижнем Лимбе для вас упущено. Перефразируя, теперь ваш выбор – вечная жизнь со смыслом и целью или выживание ради выживания. Бродяжничество, нищета, попытки найти своё место в чужом мире. Может быть всё что угодно. Что вы выберите?

Потрясённые Стас и Герасим молча таращились на императора.

– Я согласен, государь, – объявил Стас. – Я волен сам распоряжаться своей судьбой, и пусть у меня не будет богатства, я с благодарностью приму всё, что она мне преподнесёт.

– И в выживании найду смысл и цель, – заверил Герасим Владимира, Загана, Амона и Веру. – И сделаю выживание жизнью. Моё будущее в моих руках.