(Всем милым, романтичным, влюбленным, счастливым и несчастным посвящается. А также Ксеше Мел…)

Пусть на пути твоем преграда за преградой,

И жизнь течет, как огненный ручей,

Однажды станешь ты единственной отрадой

Тому, кто для тебя стал всех важней…

– Его нет? Его больше нет?! – Ксения смотрела полными слез глазами.

– Прочти и ты все поймешь. – Он протянул ей мятый, слегка потертый конверт и отвернулся к окну, не в силах видеть ее слезы.

Она дрожащими руками открыла конверт и достала небольшой листок.

«Дорогая моя Ксеша, если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет на этом свете. – Строчки заплясали перед глазами. — Но знай, что до последней минуты, последней секунды своей жизни я думал только о тебе и всю свою ничтожную жизнь любил только тебя…»

Она прижала письмо к губам и зарыдала. Не было сил читать дальше, слезы застилали глаза.

Немного успокоившись, она снова вернулась к письму.

«…Все, что я делал в своей жизни, все было посвящено тебе. Я так хотел, чтобы ты была счастлива! И сам мечтал стать счастливым. С тобой! Но, видно, столько грешил в этой жизни, что оказался недостоин такого дара от Бога.

Прости, за то, что не поверил тогда в твою любовь. Нет. Не прощай. Мне нет прощения. Ведь я бросил тебя, когда тебе было очень плохо. После того, что сделал, я больше не посмел приблизиться к тебе. Но поверь, я очень хотел сделать тебя счастливой. Иногда я наблюдал за тобой издалека, но так и не решился вернуться в твою жизнь.

Прости, что обидел тебя не раз, я люблю тебя до умопомрачения, и этим все объясняется. Надеюсь, ты все-таки будешь счастлива, пусть и без меня.

Целую тебя, моя родная! Как жаль, что лишь на бумаге…».

Ксения рыдала над письмом, перечитывая его снова и снова, и сама не понимала, от чего горестнее плачет – от потери любимого или о потерянном времени. Она ведь могла спасти его! Спасти его душу! Спасти его самого! Но не захотела. И уже ничего не исправить…

Задолго до этого

Ксения выскочила во двор дома, через две ступеньки сбежала вниз по лестнице и угодила прямо в лужу у крыльца. Скривилась от ощущения неприятной холодной сырости, проникающей в летние туфли, и всхлипнула.

По щекам покатились капли, то ли от дождя, а скорее, от слез, душивших ее. Она подняла голову, пытаясь остановить их, и почти буквально уткнулась в низкие дождевые облака. Над заливом растекалось темное, пугающее небо, поздний август неустанно «радовал» шквалом дождя и ветра.

Ксения поспешно раскрыла зонт, но теплее и суше от этого не стало. На душе было холодно, скверно, просто паршиво.

«Как же хочется, наконец, счастья! Необыкновенного! Настоящего!» – взмолилась она, подняла воротник плаща и решительно сделала шаг вперед.

Только куда теперь идти? Единственный вариант уехать к сестре в город. Очень не хотелось, но больше некуда.

Послышался скрип открывающейся двери, и девчонка устремилась прочь, подальше от родительского дома.

Ветер донес еле слышный возглас отца:

– Ксеша! Ксеша, вернись!

***

Покупатель должен был приехать на электричке в девять вечера. Время еще есть. Матвей вошел в зал ожидания и сел в сторонке, чтобы не привлекать внимания.

В зале было достаточно народа, никто не обращал внимания на молодого, прилично одетого мужчину, который подремывал, сидя на жесткой металлической скамейке, периодически вскидывая голову, чтобы посмотреть на часы, висящие над входом. Кроме того, все с интересом глазели на происходящую в зале сцену, словно на театральное представление.

Какой-то парень лет двадцати в растянутых спортивных штанах и видавшей виды джинсовой куртке, подсев к молодой девице, клянчил деньги на проезд до Питера, умолял, уговаривал, давил на жалость. Мол, денег нет, друзья пригласили в гости, а самих и дома нет. Потом перешел к угрозам.

Все молча наблюдали, чем закончится дело. Матвей тоже сидел тихонько и вытерпел ровно до тех пор, пока парень не принялся силой отнимать у девчонки сумку.

Та вцепилась в нее и, тихонько подскуливая, причитала:

– Отпусти, что ты делаешь? У меня же здесь документы и деньги последние. Ну не надо, слышишь?!

Она даже не оглядывалась на людей и не звала на помощь, видно, понимала, что помощи ждать неоткуда. Да, народ нынче злой, равнодушный, подумал Матвей. Вздохнул, встал, не торопясь подошел к гопнику, молча оторвал руку от сумки и, крепко ухватив за воротник куртки, быстро вывел из помещения вокзала.

***

Электричка пришла, но покупатель не приехал. Матвей в расстройстве ходил по перрону вперед-назад, нервно поправляя коробочку во внутреннем кармане. Значит, уже и не приедет, понял он. А может, следующую подождать? Он решил остаться и направился обратно в зал. Не может он вернуться домой с пустыми руками, что он матери скажет?

Девчонка сидела все там же, по-прежнему ни на кого не смотрела, только всхлипывала тихонько.

Матвей вздохнул, глянув на нее, и уж было хотел повернуться и выйти, но совесть не позволила.

– Что, украли все-таки деньги? – подошел он к девице.

– Да нет. Все на месте. – Она искоса с опаской посмотрела на него.

Высокий спортивный парень с короткой стрижкой, лет двадцать семь-двадцать восемь, не больше. Ничего такой… Ах, да, узнала, это же он ее спас.

– Спасибо вам, что помогли.

– Не за что. – Он сел на соседнюю скамейку и закинув ногу на ногу уставился на нее.

Заметив взгляд, она поспешно вытерла слезы, непроизвольно заправила за ухо прядь темных, стриженых под каре волос, и глянула с интересом. Хотя зря старается, видок у нее хуже некуда: нос красный, распух, да и глаза заплыли от слез и обиды неизвестно на кого, то ли на гопника того, то ли на отца, а может, на себя, невезучую. Да и парень этот по всему видать из состоятельной семьи. Она не очень в этом разбиралась, но куртка и кроссовки стоили явно недешево. А вот на нее без слез не взглянешь. Впрочем, какая разница? В любом случае, она, кроме сожаления, иных чувств вызвать у него не могла. Она снова всхлипнула.

– А ревешь-то чего? – Он с усмешкой наблюдал за ее оценивающим взглядом, знал, что нравится девушкам.

– Да, ничего, – отвернулась она, пряча заплаканное лицо. – В город хотела уехать, к сестре, она обещала с работой помочь, а из-за этого… – Она неопределенно махнула головой, – на электричку опоздала.

– Так следующая будет.

– Будет, да только к сестре в общежитие уже не пустят, поздно.

Он глянул на часы над входом, да, уже половина одиннадцатого. Клиента ждать бесполезно.

– Ну так домой иди. Или боишься одна? Могу проводить.

– Нет, домой не пойду. Там папка пьяный, – соврала она.

– А мать?

– А мама давно от него уехала, от нас… – Заметив удивление на лице спасителя, пояснила: – Она уехала к своим родным в Крым.

– Насовсем?

– Ага.

– А тебя с сестрой бросила? – Он удивленно поднял брови.

– Получается, так.

Матвей осуждающе покачал головой. У него была дружная семья… До некоторых пор. Теперь все по-другому. Но все равно мама очень его любила, а он ее. И Матвей даже не представлял, как будет жить без нее, ведь она тоже, как и мать этой девчонки, собиралась в скором времени уехать. Он нервно потрогал коробочку во внутреннем кармане. Наверное, зря он ей помогает. Может, все еще у мамы с отцом наладится? Это он и сказал вслух.

– Все наладится, вот увидишь. И мать вернется.

– Нет, это вряд ли.

Девушка вздохнула, на самом деле мама два года назад укатила с заезжим офицером. И именно в Крым, но не к родне, а наоборот от нее. Попросту сбежала от мужа и дочерей.

– А в город зачем собралась? Погостить или насовсем? – снова поинтересовался Матвей.