Джеймс подхватывает его за бёдра, словно Скорпиус не весит ровным счетом ничего, и тот обвивает его в лучших змеиных повадках, практически удушая напористостью, не желая отстраняться ни на дюйм, пока Джеймс перемещает их обратно к кровати.

Они переплетением тел падают на шёлковую простыню, и Скорпиус тут же жалобно стонет от немалого веса Джеймса, придавившего его. У Джеймса же в голове ни одного угрызения совести. Он выучил Скорпиуса. Знает, что ему нравится, когда Джеймс сверху. Нравится быть в его власти.

Скорпиус прыткий, острый на свой чистокровный, всегда соблюдающий манеры язык, который развязывается в присутствии Джеймса. В каждой его колкой фразе развивается флер мести за заносчивый нрав Джеймса в школьные годы. Но Джеймса не задевает. Скорее заводит.

Особенно то, как Скорпиус меняется, стоит оказаться в щекотливом подмятом под Джеймсом положении.

Он выучил Скорпиуса экстерном за эти месяцы.

Скорпиус не громкий, не порнушно-крикливый, но до одури отзывчивый. Его реакция неподражаема, когда Джеймс проводит влажную дорожку от ключиц вниз к солнечному сплетению, параллельно сжимая кожу под коленкой и надавливая, ведя ладонь выше к эпицентру расходящегося волнами жара.

Джеймс мешает коктейль из нежности и едва не переходящей грань грубости, подобно искусному бармену, а Скорпиус методично пьянеет от одного взгляда на льющуюся в бокал смесь.

Выгибается, непрерывно шепчет одними губами. Ещё. Сильнее.

И от каждой молящей просьбы у Джеймса фейерверками взрываются в мозгу все нейрохимические связи, выкидывая его в мир, в котором существует только дрожащее в его руках тело. А смысл жизни сужается до одной цели — доставить Скорпиусу сладостное, почти дикое наслаждение, чтобы услышать так необходимый стон, очерченный в его имя. Джеймс.

— К этому невозможно привыкнуть… — сбивчиво шепчет Скорпиус. Джеймс чувствует, как его лёгкие пытаются расправиться, вернуть нормальный ритм дыханию, и тот факт, что его тяжелая голова лежит на лопатках Скорпиуса особо не помогает.

— И не надо, — Джеймс касается полуулыбкой фарфоровой кожи, — пусть каждый раз будет, как в первый.

— Ну уж нет, хотя бы второй! — Скорпиус смеется, ёрзает, будто хочет повернуться к нему лицом. Но Джеймс не двигается, опасаясь, что тот намеревается снова его шлёпнуть и только сильнее обхватывает тонкие плечи Скорпиуса.

— Не хочу тебя отпускать…

— Это я уже понял. Таков же был твой план? Не вылезать из постели. — У Джеймса в горле прокатывается горький ком от минорных нот в любимом голосе. — Кстати, да. Где кино, Джеймс? — Скорпиус ведет головой в его сторону, явно стремясь перехватить взгляд, который Джеймс прячет, разглядывая точечный рисунок из родинок на его спине. Повеселевший претенциозный тон бьёт по ушам и немного по совести. — Где вся Америка и хиты восьмидесятых, а?

Скорпиус не вкладывает в слова и близко той доли укора, которую накручивает Джеймс, но невыполненные обещания всплывают в омуте памяти, как решающие в деле улики, указывающие на его виновность.

Тогда, посреди идеалистического иллюзорного сада, это, правда, казалось осуществимым.

— Джеймс? — Скорпиус, воспользовавшись помутнением, разворачивается, и Джеймс приходит в себя, только когда чувствует ладони на своём лице. — Я же не серьезно. Мне достаточно тебя и нашего маленького мира, что мы создали.

А мне нет.

— Ты не представляешь, как я счастлив возвращаясь сюда.

Скорпиус не иначе как светится, прикрывает веки и так честно и легко касается его губ, что Джеймс снова ощущает себя подлым обманщиком, недостойным этого света. Эгоистом.

— Я не хочу, чтобы ты возвращался. Чтобы тебе нужно было возвращаться ко мне.

Лицо Скорпиуса обрастает непроницаемой маской.

— То есть?

— То есть я могу сам вернуться в Англию. — Боже, он должен был принять это решение ещё в тот момент, когда первый раз провожал Скорпиуса на рейс до Лондона. — Навсегда.

— Но… ты… ты же терпеть не можешь Лондон! Ты уехал не просто так, и у тебя здесь вся жизнь. — Скорпиус молниеносно присаживается на кровати, оглядывая студию в поисках весомых доказательств. — У тебя здесь всё!

— Здесь нет самого главного, — Джеймс впивается в Скорпиуса осмысленным твёрдым взглядом, — тебя.

Скорпиус словно не верит ему, настороженно прикладывает ладонь ко лбу Джеймса, проверяя на наличие лихорадки, вызвавшей горячечный бред. И Джеймс, умиляясь этим жестом, берет её в свою, успокаивая и заверяя, что с ним всё в порядке.

— И я ненавидел дом, когда мне было восемнадцать. Знаешь, я тогда был тем ещё придурком.

— Можно добавить ещё парочку эпитетов, — всё ещё растеряно усмехается Скорпиус. Не верит. Буквально сканирует Джеймса. И видимо, не найдя ни одного сомнения или подвоха, чуть расслабляется. — И как мы это провернём? Как объясним?

— А Малфои должны кому-то что-то объяснять? — Джеймс многозначительно вздергивает бровью, так напоминая свою надменную версию из школьных лет, но Скорпиуса она не пугает. Наоборот, Скорпиус впервые заряжается его фривольным наплевательским настроем. — Растормошим этот затхлый магический мирок парой скандальных заголовков. Ты со мной?

Джеймсу под пальцы бьётся учащённый пульс, едва ли уступающий его собственному.

Джеймсу проще, он прекрасно это осознает. Джеймс всего лишь подтвердит свой образ самого отбитого на голову Поттера. Для Скорпиуса же подобный поворот абсолютно безрассудный, рисковый. И хрен знает, оправдан этот риск или нет.

У Скорпиуса репутация, определенное положение, статус. И Джеймс уже готов взять необдуманные слова назад, когда Скорпиус отмирает и с невероятной кошачьей грацией взбирается к нему на колени, утягивая на глубину хитрых бесстыжих глаз.

— Джеймс Сириус Поттер лично приглашает меня поучаствовать в самой громкой и фееричной его выходке… — Скорпиус заговорщически улыбается, практически задевая губами его замершие в предвкушении губы. — Как я могу отказаться?

И Джеймс порывается вперед, врезаясь в Скорпиуса говорящим за него всё поцелуем.

Да, Лили выест его мозг чайной ложечкой за то, что бросает её тут одну в Нью-Йорке, но потом, он уверен, будет прятать счастливые слёзы, уткнувшись в его пальто.

Да, предстоят долгие разговоры с родителями и, возможно, самый напряженный диалог с Альбусом, который однозначно не поскупится на выражения в его адрес. Но, в итоге, ему хватит одного взгляда на счастливого Скорпиуса, чтобы враз остыть и принять ситуацию.

Да, Малфой-старший наверняка попытается убить его всеми магическими и магловскими способами. Но… никаких “но”. Лучше всегда держать палочку при себе.

Им придется постоянно бороться за свои отношения.

И одно Джеймс знает точно.

На этот раз он не сбежит.

Джеймсу двадцать семь лет, и ему есть, что доказывать.

Он должен одному единственному человеку. И он собирается доказывать ему свою любовь каждый проведенный вместе или в разлуке день.