Андрей осторожно вытащил руку из кармана, в котором действительно лежал добрый кусок свинца, отлитый под хват ладонью, вполне заменяющий кастет, но не запрещённый, в отличие от последнего, законом. В Яму без такого подспорья Фоменко и не рисковал соваться. Был соответствующий опыт. Но вот откуда Кот об этом узнал? Или взаправду – из этих… Или тех?
– Как же мы уйдём, товарищ… Кот? А Наум вот-вот вернётся с раками и пивом? Что подумает?
– А ничего и не подумает, – засмеялся Кот, и смех его отчего-то Андрею понравился. – Мы ему вот на столешнице пару красненьких оставим, и он сразу обо всём забудет.
С этими словами мужчина вытащил из кожаного лопатника пару червонцев и затолкал под общепитовскую тарелку с останками раков.
– Пошли, – кивнул он Андрею, и, не оглядываясь, двинулся сквозь пьяное марево к выходу из пивной. Андрей беспомощно огляделся по сторонам, сгрёб со столешницы помятую кепку, прихватил хвостик воблы и двинулся следом.
Наум подоспел к столу только через четверть часа, но застал только пустые кружки и тарелки, с которых местная шпана уже смела даже косточки воблы… Только пара сиротливых купюр манила из-под блюда.
Наум поставил на мрамор столешницы кружки и раков, на всякий случай огляделся – Андрея и таинственного незнакомца нигде не было.
– Да и ладно, – бросил самому себе художник. – Однако, и прёт мне сегодня!
И он опрокинул в себя первую кружку… Впереди был замечательный вечер, достойный истинного служителя муз.
– А потом нам лекции читал товарищ Курчатов, и я окончательно понял, что моё призвание – ядерная энергетика, – Андрей внезапно остановился и уставился на Кота. Тот смотрел на него с чуть насмешливым прищуром. – А чего это вдруг вы так внезапно этим интересуетесь? По вашему виду не скажешь, что вы и семь-то классов окончили, а тут – деление ядра…
Мужчина сдвинул на затылок кепку, бросил какой-то уж слишком внимательный взгляд по сторонам. Вокруг шумела вечерняя Москва. Девушки в лёгких платьицах стайками сновали по аллее Цветного бульвара, в сени деревьев группками кучковались по скамейкам старики, сосредоточившись на своих шахматных партиях, разыгрываемых, наверное, годами, со времён ещё довоенных.
Ватага мальчишек весело гнала перед собой облезлый обод велосипедного колеса без шины, он отчаянно гремел по галечнику дорожки и норовил время от времени шмыгнуть в придорожные акации, но умелые погонщики ловко направляли его веткой в нужном направлении.
Столица отходила от кошмара войны. Мужчины в потёртых гимнастёрках со следами нашивок за ранение встречались всё реже, город заполнили толпы рабочих, стремящихся занять свои места за станками, по которым трудовые ладони так соскучились за четыре страшных года.
Заработали практически все предприятия. Дымила «Трёхгорка», гремел «Серп и Молот», утренними гудками будили засонь ЗиС и МЗМА[18], поутру толпы рабочих стремились к заводским проходным, а вечерами, уставших, но довольных очередным прожитым мирным днём, из развозили сияющие свежим лаком поезда метрополитена.
Строились сталинские высотки. Новый корпус МГУ должен был вот-вот стать украшением Ленинских гор, одновременно стремились в небо этажи домов-гигантов на Кутузовском, Котельнической набережной, на Смоленской площади достраивалось новое здание Министерства иностранных дел… Москва росла и ширилась, сбрасывала с себя вместе со светомаскировкой последние следы недавних боёв.
Андрей заметил минутное замешательство нового знакомого, но расценил его несколько по-своему.
– Что, товарищ? Давно не были в столице?
Мужчина повернулся к собеседнику, рассмеялся.
– Глазастый какой, смотри-ка… Да нет, товарищ Фоменко, я, напротив, давно отсюда не выезжал. Дела, понимаешь… Просто не могу нарадоваться на мирную Москву… Как всё здесь переменилось… К лучшему, Андрюша, к лучшему, конечно… Где вся эта серость, постоянный страх бомбёжек, аэростаты в затянутом тучами небе…
Андрей засмеялся.
– Так когда это было! Пять лет, почитай, прошло с тех пор, а то и больше. Если вспомнить, когда немца с околиц прочь погнали…
– Вот и я о том же, – засмеялся мужчина. – Но перед глазами стоит всё ещё ТА Москва, несломленная, воинственная… Да, прочем, о чём это я? Перейдём лучше к делам нашим скорбным… Так, говоришь, товарищ Курчатов вам лекции читал. И как, понравилось?
Андрей аж задохнулся, вспомнив негромкий говорок никому не знакомого тогда лектора. Это впоследствии они были просто очарованы безвестным докладчиком, а в первый момент на фоне именитых профессоров скромный мужчина с взъерошенной шевелюрой показался им доцентом-неудачником, случайно вышедшим на подмену одному из их маститых педагогов. Но так было точно до того момента, когда он произнёс первую фразу первой лекции: «Друзья мои, запомните: жизнь человека не вечна, но наука и знания переступают пороги столетий!». А дальше началось путешествие в фантастическую страну, где царствует атом…
– Да, он был неподражаем!
– А нет желания поработать именно в этом научном направлении? – Кот внимательно посмотрел Андрею прямо в глаза, отчего у последнего по спине пробежали мурашки, но не от страха, а скорее от ожидания удивительных перемен.
– Конечно, – юноша поперхнулся, вдруг замер. – Кто вы, товарищ? Мы сейчас должны распрощаться и, желательно, вам больше никогда не попадаться на моём пути, иначе я сдав вас первому попавшемуся постовому милиционеру, и пусть там с вами разбираются те, кому это по службе положено…
Кот предостерегающе поднял ладонь:
– Но-но, юноша, вы хочите песен – их есть у меня, как говорят в Одессе…Органы уже рядом…
Он вытащил из внутреннего кармана красную книжечку, взгляд Андрея резанули тиснёные золотом на красном сафьяне буквы – «Министерство государственной безопасности СССР». Он медленно поднял голову и посмотрел в глаза собеседнику.
– И к чему весь этот спектакль? Нельзя было сразу вот так представиться, а то какие-то подозрительные разговоры, намёки… И вообще, чем я так успел заинтересовать ваше заведение? Не был, не имел, ни привлекался до сих пор, как говорится…
Кот расхохотался:
– А ты что ж, милок, думаешь, что мы только шпиёнов по крышам гоняем, как в том фильме? Не помню уж названия, да видно – дермецо картина, раз не отложилась… Ан нет, дорогой, у нас полным-полно дел и в других областях. Для начала представлюсь по форме: майор государственной безопасности Котов, Сергей Владимирович. Про тебя, дружок, мне известно всё колена эдак до седьмого, не меньше, так что можешь не представляться.
– Я уже понял, – буркнул Андрей. – А, всё-таки, я-то тут каким боком?
Котов окинул окружающее пространство цепким взглядом и кивнул в сторону пустой скамейки:
– Присядем? И поговорим?
Андрей пожал плечами и направился в указанном направлении.
Когда оба устроились в тени развесистой ивы, майор делано-заговорщическим тоном предложил:
– Не желаешь поработать на благо социалистической Родины?
Андрей рассмеялся, и смех его Котову явно понравился: чистый такой смех, без поддевки, открытый.
– А я и так буду на её благо работать по распределению. Вот только диплом получу на руки. Отправлюсь на какой-нибудь завод-гигант, их много сейчас строят, буду вкалывать от сих и до сих и максимально приносить пользу обществу.
Котов хмыкнул:
– Дерзко… Дерзко, юноша, учитывая, с кем вы сейчас ведёте столь философскую беседу.
– Отчего ж, я прекрасно осознаю, с кем говорю, товарищ майор. Да вот только чист ч перед советским законом, и потому бояться мне нечего.
Котов рассеянно посмотрел на небо: в высокой июньской синеве лениво ползли перистые облака, слегка подкрашенные предзакатным солнцем. Снял с головы картуз, помял его в руках, положил рядом с собой.
– А вам прикид мастерового идёт, – неожиданно сказал Андрей. Котов удивлённо приподнял бровь:
– Точно?
– Верняк. Уж если даже Наум повёлся на этот маскарад… А у него глаз намётанный.