Я родился в доме семьи Дилго у подножья горы в особый день третьего месяца года Железной Собаки (1910), во время благодарственного пиршественного подношения в честь учений по Калачакра-тантре, которые давал Мипам Ринпоче. Это был очень благоприятный день, выпавший на понедельник, третий день месяца. Всеведущий Мипам Ринпоче послал письмо моим родителям, в котором попросил назвать меня Таши Палджор и дать мне съесть растворённый в жидкости мендруб Манджушри сразу же после рождения, даже перед тем, как я попробую молоко матери. Сразу же после того, как я родился на свет, на моём языке нарисовали слог ДХИ тем самым священным мендрубом, который прислал Ринпоче. С тех самых пор до самой своей смерти Мипам Ринпоче давал мне мендруб Манджушри и другие священные субстанции ежедневно.

Вскоре после того, как я родился, родители отвезли меня к Мипаму Ринпоче, который провёл для меня ритуал очищения и даровал благословения долгой жизни. Он сказал, что подобные церемонии проводились в Индии для каждого новорождённого. Он также подарил мне жёлтую шёлковую ленту и сосуд с нектаром. Я родился с длинными волосами, и отец, решив, что такие волосы могут повредить мне глаза, спросил Мипама Ринпоче, можно ли их остричь. Ринпоче ответил:

– Не стриги ему волосы. Существует китайский обычай заплетать ребёнку волосы в пять прядей, чтобы он был похож на Манджушри. Так следует поступить и тебе.

По просьбе матери он написал своей рукой на листке бумаги моё имя – Таши Палджор (Благая Слава). С тех пор мать хранила этот листок в своей книги молитв. Существует индийский обычай отмечать рождение ребёнка пиршеством, поэтому Мипам Ринпоче угостил всех членов нашей семьи сладким картофелем и маслом. Через какое-то время мы снова приехали навестить Ринпоче. Он даровал мне посвящение Манджушри и сказал:

– Я буду заботиться о тебе на протяжении всех твоих последующих жизней.

Я знаю, что это его благословение было главным событием всей моей жизни. Каждый раз, когда я сам изучаю Дхарму или учу ей других, я ощущаю, что если я и достиг некоторого понимания Дхармы, то лишь благодаря доброте Мипама Ринпоче, который являлся воплощением самого Манджушри.

Когда мне исполнился год, нас навестил великий лама Лотер Вангпо, который был главным учеником Джамьянга Кхьенце Вангпо среди адептов школы сакья. В то время в наших краях бушевала эпидемия, и моя семья, опасаясь, что я могу заболеть, отправила нас с матерью в горы, где мы поселились в палатке одной из семей кочевников, арендующих наш скот. Но когда приехал Лотер Вангпо, мать отвела меня обратно вниз, чтобы повидать его.

Ринпоче даровал мне своё благословение, прочитал несколько молитв-призываний и сказал матери:

– Этот ребёнок не похож на других. Я хочу взглянуть на линии на его ладонях.

Он с трудом приподнялся (поскольку был довольно грузным человеком) и подвёл меня к входу в храм. Внимательно рассмотрев мои руки при дневном свете, он сказал:

– Это и правда особый ребёнок.

Мы вернулись в его комнату, и он подарил мне бусину из чёток Джамьянга Кхьенце, которые носил на шее в маленьком мешочке из красной парчи. Он также сделал охранный браслет из шёлка и попросил своего помощника принести особый белый хадак, на котором были вышиты слова благих пожеланий. Его помощник был довольно бережливым человеком, и, видимо, поэтому принёс обычный хадак. Лотер Ринпоче рассердился и послал его искать тот особый хадак. Тогда помощник принёс другой хадак, который оказался при ближайшем рассмотрении старым и засаленным. Тогда Ринпоче рассердился ещё сильнее и отправил помощника купить новый особый хадак.

Моя мать была очень скромной женщиной и поэтому всё это время повторяла:

– Да не нужно так беспокоиться! Этот хадак вполне хорош для нас.

Но Лотер Вангпо настаивал:

– Нет, тут нужен особый хадак. Когда я был в монастыре Дзонгсар, Кхьенце Чокьи Лодро попросил меня найти реинкарнацию Кхьенце Тулку. И ваш сын как раз является перерождением моего учителя Джамьянга Кхьенце Вангпо. На протяжении последних трёх дней я видел сны и видения о Джамьянге Кхьенце Вангпо, и когда я сегодня увидел вашего мальчика, у меня не осталось сомнений.

Если дело было достаточно важным, отец всегда советовался с Мипамом Ринпоче, и в этот раз ответ был таким: «Сейчас слишком рано объявлять о том, что этот мальчик является реинкарнацией Кхьенце, поскольку это может привести к возникновению препятствий».

Таким образом, в тот год отец решил не отдавать меня ни Лотеру Вангпо, ни монастырю Дзонгсар.

Когда мне было два года, Мипам Ринпоче умер, и на его похороны прибыл учитель, которого звали Шечен Гьялцаб Ринпоче. Пока он оставался у нас, я часто навещал его. Он сказал моему отцу, что позже тот должен привезти меня в монастырь Шечен, поскольку там я смогу приносить максимальную пользу учению Будды и всем живым существам. Тогда отец спросил его, по каким признакам он всё это определил. На это Шечен Гьялцаб Ринпоче, который обычно не распространялся на такие темы, ответил, что в ночь перед нашей встречей у него был сон, что изображение защитницы долгой жизни Церингмы в нашем храме обернулось самой богиней и она попросила его позаботиться о ребёнке, который послужит сохранению и распространению учения Будды. Мой отец был очень прямым человеком и ответил, что если про «сохранение учения и пользу для существ» – это всё правда, то он, конечно же, отправит меня в монастырь Шечен, но если речь идёт лишь о том, чтобы я занял трон и погряз в политических играх официального духовенства, то ни о каком монастыре и речи быть не может. Однако Ринпоче уверил его, что всё, что он говорит, истинная правда, и отец согласился отправить меня в монастырь. Однако на тот момент я был ещё слишком мал, чтобы ехать туда безотлагательно.

Перед самой смертью Мипам Ринпоче сказал Ламе Осэлу, своему давнишнему другу и помощнику:

– Когда я умру, ты почувствуешь сильную боль, но это будет ненадолго.

Когда Мипам Ринпоче умер, Ламе Осэлу было так плохо, что он чуть не сошёл с ума. Он ничего не ел и только метался по своей комнате. Прошло сто дней со дня смерти Ринпоче, и у Ламы Осэла было видение, в котором Мипам Ринпоче летел в небе. На нём была шапка пандита, и он записывал какой-то текст. Заканчивая очередную страницу, он каждый раз бросал её Ламе Осэлу. Он писал буквы не чёрными чернилами, а сверкающим, как бриллиант, золотистым светом. Лама Осэл посмотрел на одну из этих страниц и смог прочесть несколько слов: «Осэл… Джалу… Дордже… Струящийся свет… радужное тело… неразрушимый…». Затем Мипам Ринпоче указал рукой на небо и повторил три раза: «Осэл Джалу Дордже!». С тех пор Лама Осэл больше не испытывал боль из-за кончины учителя.

Прошло совсем немного времени после ухода Мипама Ринпоче, когда я встретил другого великого мастера – Кунсанга Дечена Дордже. Он сказал:

– Мы с этим мальчиком были знакомы и раньше.

Затем он спросил меня:

– Ты ведь меня помнишь?

– Ты помнишь этого человека? – повторил его вопрос отец.

– Да, я помню, – ответил я и почувствовал, что мне из-за этого даже немного страшно.

Кунсанг Дечен Дордже сказал:

– Наша связь продолжается уже в течение множества жизней. Я хочу сделать мальчику особый подарок.

У него была коллекция редких чаш. Золото и серебро как таковые его не интересовали, но свою коллекцию чаш он очень ценил. Он сказал своей жене:

– Принеси ящик с чашами.

Так я стал обладателем редкой и драгоценной чаши, которую вдобавок к этому до краёв наполнили сладким изюмом.

Отец рассказал Кунсангу Дечену Дордже, что мы отправляемся в паломничество в Лхасу, и попросил его благословить нас и оберегать во время путешествия.

– Я буду молиться за вас, – пообещал Кунсанг Дечен Дордже. – Обычно я начисто забываю имена тех, за кого пообещал помолиться, и тогда я вынужден просить жену напомнить их мне, но имя этого мальчика я никогда не забуду.

Итак, мы отправились в Лхасу. Когда мы добрались до города, то встретились там с другим известным ламой, Таглунгом Матрулом. Он сказал моему отцу: