— Не факт.

— Время покажет, любвеобильный ты альфа, — поддевает Хаято.

— Хибари Кёя — грозный ловелас Намимори. — Такеши разряжается смехом. Звонким, неприкрытым, и тот не смолкает, даже когда он уворачивается от со свистом летящей в челюсть тонфы.

— Нарываешься?

Хаято прыскает от смеха, наблюдая за их быстро мелькающими в короткой борьбе силуэтами. В груди ослабевает туго скатанный клубок тревог и как по ниточкам отпускает натяжение в ногах и напряжение в лице. Он разглаживает брови, ступает чуть более лёгкой поступью с бордюра на одну из перекрёстных дорог и… нога проваливается в никуда.

Он падает, перед глазами растекается чернь. Руки взмахивают в стороны — зацепиться хоть за кого-то, — но ловят лишь воздух.

— Привет.

К горлу подкатывает тошнота, оседает горькой жёлчью на корне языка. Сердце испуганно бьётся за рёбрами, и он ощупывает холодный пол. Удара не было, и Хаято теряется: почему поверхность сухая и не шершавая, как асфальт? Откуда в небе горят лампы — белым, слепяще ярким после темноты ночи, окружающей его секунды назад?

Слева и откуда-то сверху раздаётся щелчок пальцами. Хаято инстинктивно вскидывает голову на звук, выбрасывая руку в защитном жесте.

Её резко отбрасывают в сторону.

— Держи культяшки при себе.

В ушах знакомые — не очень приятные на его вкус — протяжные интонации. И он отказывается от мысли откатиться и зажечь кольца.

— Что такое, пропустил нашу вечеринку и расстроился? — Хаято промаргивается, но всё ещё не может поймать в фокус чужое лицо.

— Ты про посиделки у псевдо-Тсунаёши? Или в целом про весь ваш двухнедельный залёт?

Хаято опускает гудящую голову и снова протягивает руку вперёд, мол, отойди. Носки чёрных, натёртых до блеска сапог прорисовываются чётче. Мукуро, словно назло, садится на корточки, придвигаясь ближе.

— Не особо люблю хозяев таких вечеринок. Ну, знаешь, их гостеприимство и развлекательная программа оставляют желать лучшего.

— Какого чёрта тебе надо?

— Мне? — Лицо Мукуро всё такое же тонкое, острое и высокомерное. Рассматривает его с холодным весельем в глазах.

Непрошенной мыслью проносится, что он пахнет совсем не так, как Хром.

— Твоя же иллюзия?

Мукуро растягивает губы.

— Нет.

Хаято оборачивается и вздрагивает: над правым плечом нависает одна из потрескавшихся кукол Дэкима. Облупившаяся краска и отвисшая челюсть производят жутковатое впечатление. Он бегает взглядом по ней, затем по паре других манекенов, что стеной выстроились рядом.

— Мы на базе?

— Добро пожаловать.

— И это ты мне говоришь, засранец? Кто тебя сюда приглашал?

— Савада Тсунаёши. И Хром, — искренне отвечает Мукуро.

Хаято теряется.

— Подожди. Ты сказал «ваш» двухнедельный залёт? — Он запускает руку в волосы и дёргает, чтобы сосредоточиться. — Ямамото и Хибари…

Мукуро слабо кивает.

— До сих пор на испытании Вендиче.

Смысл слов не доходит. Хаято наконец-то встаёт на ноги и смотрит на Мукуро, гадая, в чём соль его странной, как всегда несмешной шутки. Но лукавство в чужих глазах блеклое, как тень, загнанная в круг из ламп базы. Словно он только проснулся и не успел войти в раж, финальная колкость смутная, неотёсанная, вертится на кончике языка, но так там и умирает.

Он не любит шутить о Вендиче.

— Я вытянул только тебя, — даёт новую подсказку Мукуро.

— Почему? — всё ещё ничего не понимая, спрашивает Хаято. Это самый первый, самый простой вопрос, который он может вытянуть из себя, потому что понятия не имеет, с чего начать.

— Потому что тебя они оправдали и готовы были отпустить. Видимо, за хорошее поведение и отказ работать с дьяволом. Ты вроде бы несколько раз чётко произносил это и лишь тянул резину. — Теперь изгиб губ больше похож на улыбку. Не чтобы приободрить или похвалить. Да и предназначена она словно не Хаято. — Или ты изначально не был главным испытуемым, а Хибари больше не мог тянуть вас двоих. Суд затянулся.

Лицо Хаято полыхает от злости:

— Оправдали? Меня? Я уже провалился и отплатил! Давным-давно! Какого чёрта опять?!

— Ты будешь мне рассказывать по каким правилам им работать? — не впечатлённый его вспышкой, сухо спрашивает Мукуро.

— Выкладывай, что знаешь. Этот цирк для Ямамото?

Рокудо смотрит на него несколько секунд из-под приспущенных ресниц.

— Точно я знаю только то, что ты, сколько бы раз ни судили, счастливчик. Не так уж сильно они тебя потрепали. Всё остальное — лишь смутные обрывки иллюзий и разговоров, которые получилось соскрести по краям мира для испытаний. У меня нет всевидящего ока, Гокудера. Впрочем, может, я его ещё получу, — более самодовольно и легко заканчивает он, прокрутив монокль на фаланге пальца.

Мукуро отходит к небольшому старому дивану, которого точно не должно было быть в тренировочном зале. По салфеткам, коробкам из-под еды на вынос и одноразовым стаканчикам на полу Гокудере приходит в голову, что…

— Долго ты тут сидел?

Или взламывал иллюзию. Или сторожил. Его. Их. Или… какого чёрта он тут делал? У Хаято раскалывается башка от наплыва предположений.

— Насколько могу судить, тут и там время течёт с одинаковой скоростью. — Не отвечая на вопрос, говорит Мукуро и падает на потрёпанный диван, как король на вылитый из золота трон. — Начало испытания все дружно прогавили. Знаешь, легко поверить рыжему очкарику, который утверждает, что ты ему помогаешь в каких-то разработках для базы. А Ямамото, мол, увязался за тобой, потому что у вас там «весело». До поры до времени это казалось правдоподобным.

Но про Хибари, скорее всего, Шоичи не знал, понимает Хаято. А Кусакабе не из тех, кто, потеряв босса дольше, чем на день, не забьёт тревогу.

— Я не особо вникал, как и когда Реборн таки унюхал подвох. — Он откидывает голову на спинку дивана и смотрит в потолок, пока продолжает. — Мне сказали прийти — я здесь. Спасибо опыту взаимодействия с Вендиче. А может, я просто сам по себе настолько велик, чтобы…

— А может, тебя просто не жалко кинуть разбираться с Вендиче, когда Ламбо или газон-башку Реборн не подверг бы риску заключения в Вендикаре.

— Сечёшь.

Он не кажется обиженным. А Хаято не делает вид, что хоть сколько-нибудь ему сочувствует или не согласен с действиями Реборна.

— Твоей марионетки здесь нет, — вместо этого роняет Хаято, обхватывая себя руками в попытке унять дрожь. После прыжка тело немного знобит, но мозги работают, жадно цепляются за каждую деталь. — А Сасагавы — есть.

В этом был смысл. Дэким не дурак, чтобы втягивать в свою иллюзию одного из сильнейших иллюзионистов в современном мире мафии — или не мафии, к чему бы там Мукуро себя ни причислял, — да ещё того, кто точит ядовитый зуб на всю их судейскую систему.

— Куклы милой Хром тут тоже нет.

Хаято расслабляет плечи и отводит взгляд. Нет смысла спорить, кто бы рисковал меньше и кто должен был вмешаться. При равном раскладе из них двоих…

— Дело — моё, — надавливает Мукуро, словно его забирают. И, вероятно, так и было. Хром бы попыталась. Хаято покусывает губу. Наверняка бы попыталась.

— Итак, ты здесь. Удобно устроился. — Он указывает рукой на мусор.

— И вот я здесь. — Мукуро не обращает внимания на последнее замечание. — М-м-м… изучаю новые техники Вендиче?

— С какого момента ты всё видел?

— Кто знает? — загадочно тянет Мукуро. — Главное: компромата на Хибари Кёю мне хватит до конца жизни. — Из его груди вырывается довольный смешок.

— Вытяни Ямамото.

— С ним не закончили.

— Вытяни Хибари.

Мукуро молчит, медленно опуская уголки губ к привычному «вздёрнутому» углу, который кажется невесёлым по сравнению с предыдущей гримасой.

— Даже если бы с ним и закончили… Его куклы тут нет. Я не вижу нить, за которую тянуть сознание. Он вернётся не в этот зал.

— И какой тогда от тебя толк, говнюк? — Хаято пинает одну из пустых жестянок — та отлетает в стену, и он, пошатываясь, идёт на нетвёрдых ногах к выходу. Надо задавать вопросы другому хмырю. Напрямую.