Кёя открывает бардачок и закидывает туда бумажный свёрток.

— И пересчитай выручку.

— Будет сделано, босс.

Тетсуя высаживает их у дома Хибари и прощается, обещая завтра предоставить отчёт о проделанной работе.

Хаято провожает взглядом красные огни удаляющихся в темноте задних фар. В дом Хибари, когда он не в духе, идти не хотелось.

Кёя резко раздвигает сёдзи, будто готов сорвать их одним движением.

— Входи.

Не очень радушный хозяин скидывает обувь, и Хаято, выставив одну ногу вперёд, опускается на корточки, чтобы расшнуровать свои массивные боты. В них он был почти одного роста с Кёей, но из неприятного — жарко и ногам непривычно тяжело после ношения кедов.

— Зачем тебе исследование?

Второй ответ о развлечениях не перечит первому объяснению о причине похода в клуб. Хибари просто называет ту версию, которую хочет.

Разделавшись с обувью, Хаято скрещивает руки на груди и упирается в стенку. С плеча сползает ткань просторного пуловера, оголяя его в добавок к острым ключицам и плетениям многочисленных цепочек.

От распущенных и слегка взлохмаченных волос несёт сигаретным дымом, а на коже осела едкая смесь чужих запахов. Хибари не может вспомнить, когда на Гокудере было столько — не его, не Ямамото или Бьянки — феромонов.

В клубе спёртый воздух, и Хаято пробыл там достаточно долго.

— Часть обучения, — бросает Хаято. — Реборн велел.

Вполне могло сойти за правду — закрыть пробел, потому что опыт посещения таких мест у Хаято скудный и узконаправленный.

Он был в подобных заведениях в Италии, но без активированного сексуального восприятия не помнил ничего, кроме собственных мыслей о работе — там были встречи и обсуждения сделок с заказчиками, и Хаято проводили через служебный вход. Были места, где пиджеями работали малолетние мальчики, и у Хаято не было проблем пройти даже через парадные двери, но в таких дырах он задерживался ещё реже.

Так странно: он любил танцевать, но почти не бывал там, где мог бы дать себе волю.

Хибари подходит к нему вплотную и левой рукой сгребает волосы Хаято вверх, оголяя краснющее ухо.

Серьги на месте, но цвет кожи сдаёт его с потрохами.

— Лжёшь.

От висков и к затылку тянет от грубой хватки, и Хаято непроизвольно склоняет голову набок. Он вцепляется в кисть Кёи и требует:

— Пусти.

— Говори как есть. Я не мамочка-Ямамото, и мне плевать, как ты развлекаешься в свободное время. Если ты именно развлекаешься.

А похоже было, что он развлекался? Гокудеру берёт злость. Просранная ночь как бонус к такому же галимому вечеру. Затея с клубом была бестолковой, бесполезной — он ничего не решил и застрял там, откуда начал.

— Ты несовершеннолетний. Я могу открыть тебе вход в любое заведение в этом городе, но, если будешь врать мне, ни один поддельный паспорт или макияж не помогут тебе пройти даже в самый захолустный бар или клуб в Намимори.

Хибари разжимает кулак и отпускает его волосы.

Он действительно мог так сделать, если бы захотел, и другая причина, помимо прихоти, ему не нужна. Возраст — лишь один из множества поводов.

Хаято касается ноющей кожи головы и сверлит его возмущённым взглядом.

— Если бы мне это было интересно, я бы нашёл способ прогнуть и охранников, и владельцев клубов, и…

«Тебя» он проглатывает. Честное слово, он не планировал ссориться с Хибари, но ещё одна хватка, и он за себя не ручается.

— Возможно. — Кёя еле заметно расслабляет плечи. Неинтересно, значит? Решив, что больше нет смысла топтаться на пороге, он отступает в комнату.

Хаято за его спиной тоже начинает сопеть тише — буря миновала.

— Я не знал, что клубы под твоим контролем. Давно ты наложил на них лапу?

— Не помню. Они всегда были проблемными и требовали внимания. Но стаду травоядных нужны такие места. Без них — намного больше хаоса и неконтролируемых преступлений на улицах города.

Хаято кивает. Точечные контролируемые очаги предпочтительней. А ещё это хороший — и наверняка не единственный — источник прибыли для комитета: за какие шиши они бы покупали оружие и строили отдельную базу?

— Не можешь искоренить — возглавь. Это по-нашему, — усмехается Хаято.

— Кто сказал, не могу? — Гордость и самоуверенность Хибари не дремлют даже в три часа ночи. — Сейчас это нецелесообразно.

Хаято не успевает вставить ни одного ехидного слова в ответ, потому что Хибари поднимает ладонь и жестом показывает ему молчать.

— Продолжим утром. Сейчас иди в душ. — Хаято палец в рот не клади, но завтра вторник, обычный рабочий день, и Кёя не собирается трепаться с ним до рассвета. — У тебя восемнадцать неотработанных часов в этом месяце. Убью, если опоздаешь на первый урок.

Кёя довершает свои слова тяжёлым, не терпящим возражений взглядом и уходит в глубь дома.

Хаято вздыхает. Кто тут с порога сказал, что он не мамочка-Ямамото? Хибари определённо был строгим папочкой. И если первый его кормит и в лобик целует, то последний следит, с кем он и где гуляет по ночам, во сколько ложится спать и ходит ли в школу. Звучит абсурдно, но удивительно похоже на реалии.

Это совсем не те отношения, которые Хаято рассчитывал завести на предпоследнем году обучения в школе. Да и вообще когда-либо.

— Эй, Хибари. — Он бежит следом в коридор. — Ты мне дашь полотенце?

— Бордовое, уже в ванной, — глухо доносится в ответ.

А остальное? Хаято надеется, в тумбочке в его комнате будет всё, что ему нужно. Интересно, найдёт ли он там зубную щётку?

Кёя раздевается и перед тем, как расстелить футон, достаёт мобильный.

ХК, 23:31: «Ты там с ним?»

ЯТ, 23:33: «Где?»

ЯТ, 23:34: «Нет»

ЯТ, 23:38: «Хибари? =(»

Короткая череда сообщений пополняется ещё одним:

ХК, 03:22: «Со мной. Завтра моя очередь»

***

Кёя бесцеремонно будит его до того, как звенит будильник, и у Хаято во рту мгновенно скапливается яд по поводу столь раннего пробуждения. Он оставляет его при себе, потому что Хибари сам выглядит донельзя сонным и широко зевает, прикрывая рукой рот. Хибёрд сидит в нагрудном кармане его угольно-чёрной хлопковой пижамы и прикрывает глазки, когда хозяин почёсывает его по жёлтому пушку на головке.

Ранними пташками в этом доме никто не был, но правила есть правила. Хаято нехотя встаёт с кровати.

Зубная щётка вместе с расчёской нашлись вчера в дорожной косметичке. Он достаёт её из тумбочки и бредёт в ванную, не утруждая себя вежливым вопросом, пропустить ли хозяина дома вперёд. Тяжёлый день предстоит ему, а не Кёе: зуб даёт, тот отоспится на крыше, а Хаято придётся торчать на уроках до последнего.

Пока Кёя делает кофе, Хаято собирается написать смс Ямамото — обещал же с ним встретиться перед школой, — но тот, как и вчера, опережает его и присылает аудиосообщение. Хаято включает его, и в кухне разносится громкое: «Доброе утро! Я встречу Тсуну, поэтому увидимся уже на уроке. Хибари привет!»

Кёя хмыкает. А Хаято, несмотря ни на что, становится легче: Ямамото присмотрит за боссом. Это хорошая новость.

— Знаешь, я всё равно не успею на первый урок. Надо идти домой. — Хаято забирает чашку с бодрящим напитком.

Белая футболка и клетчатые пижамные штаны для него нашлись, но остаётся другой вопрос:

— Подозреваю, у тебя тут полно запасных костюмов для членов ДК, но обувь…

— Не изворачивайся. — Хибари насыпает корм для своей канарейки и проверяет воду. — Выйдем раньше, и наденешь сменную обувь, которая осталась в шкафчике.

— Блин.

Крыть было нечем.

Они с Хибари идут в школу, и на памяти Хаято это в первый раз: чаще Кёя его оттуда выводит.

Ассоциация и недосып дают о себе знать, и больше всего Хаято хочется развернуться и пойти назад — в направлении кровати.

— Хаято, исследование, — напоминает о ночном разговоре Хибари.

Прицепился же. Хаято недовольно поджимает губы, но признаёт:

— Это не связано с Реборном. У меня появились свои вопросы, и я решил найти ответы.