— Думаешь, тренировки больше не нужны?

— Тебе — нет. Гокудере — да, но уже другие. — Реборн прыгает на плечо манекена Тсуны и, как по любимой подушке, хлопает по её шевелюре перед тем, как улечься.

Такеши задаёт тревожный для него вопрос:

— Мне тоже придётся пройти с Гокудерой через такие тренировки, как у Хибари?

Аркобалено болтает маленькими ножками и усмехается:

— Тебе это ни к чему, Ямамото.

— Почему?

— Чтобы защитить от других, тебе не нужно искусственно внушать себе, что ты альфа Гокудеры. Также учиться не набрасываться на него самому тебе не настолько принципиально важно, как для Хибари, у которого нет успокаивающего пламени дождя. — Реборн смотрит на мрачного хранителя облака. — И которому сдержаться — жизненно необходимо. По его собственному мнению.

— В чём вообще проблема, если на нас обоих подавители действуют? — Такеши обращается к Кёе, который уже накидывает длинный школьный пиджак и собирается уходить.

— Есть ряд причин для нас и ряд причин пройти через тренировки Гокудере. Для Гокудеры это его собственный контроль и инстинктивное доверие к нам. Для нас — список подлиннее. — Кёя стоит вполоборота к нему. — Первое: с нашим разумом будут играть иллюзионисты. Всё равно, сколько обезболивающих таблеток ты примешь в реальности, если в иллюзии тебе будут отрывать ноги — ты будешь орать в агонии и крушить всё вокруг в реальном мире.

У Такеши взмок лоб. Если отбросить метафоры, в их случае перспективы были куда более неприятными, чем крушение предметов обстановки.

— Второе: есть лекарства, ослабляющие эффект подавителей. И они могут быть в твоём вине на любом важном приёме. Будут семьи, которые пожелают завлечь тебя в мужья к их омеге и тем самым сродниться с Вонголой для собственной выгоды.

Реборн кивает, поощряя продолжать список.

— Третье: после ран нам будут переливать кровь. Я сомневаюсь, что они будут переливать её сразу с разбавленными подавителями.

— И Гокудера будет в больнице с вами. Как минимум, умение прикручивать собственный запах и порывы поможет ему, — разжёвывает Реборн.

— А что, раненым и обескровленным сильно хочется секса? — недоверчиво переспрашивает Такеши.

— После нескольких горячих битв в паре с омегой… ты удивишься, — обещает Реборн.

Такеши неловко чешет затылок. Всего этого слишком много. Он не представлял их будущее с этой стороны настолько детально.

— Ладно, вы меня убедили.

Кёя взмахивает полами пиджака и с чувством выполненного долга исчезает, оставляя Реборна и Такеши вдвоём между куклами-двойниками.

— Убедили, что полагаться на таблетки нельзя. Но и полагаться лишь на пламя дождя — вариант не лучше. — Такеши многого не понимает даже после разъяснений. Даже после показательных выступлений. Даже после полугода рядом с новым Хаято. И что с этим всем делать?

— Всё в голове? — неуверенно произносит он.

— Да, — отзывается Реборн.

— Значит, моей голове таки тренировка нужна?

— И тут мы возвращаемся к началу. — Впрочем, Реборн выглядит очень довольным проявленным интересом. — Есть ещё одна причина, которую при Хибари произносить не хотелось.

Такеши подходит ближе к малышу. Кукла Тсуны немного ниже Такеши, поэтому их с Реборном головы оказываются почти на одном уровне.

— Хибари — самый сильный хранитель. Он бы победил Гокудеру и взял силой.

Такеши нервно сглатывает. Во рту всё пересохло.

— С тобой же Гокудера сможет справиться, если ты будешь сопротивляться инстинктам, а Гокудера — искренне тебя отвергать. — Реборн протягивает маленькую ручку и касается лба Такеши. — И чего именно, по твоему мнению, не хватает этой голове?

«Мозгов», — с грустью думает Такеши. Он полагался на таблетки, свои чувства и веру в каждого из них. Реборн и Хибари — нет. И правы были они.

***

— Это было сильно, — доносится голос Джи в тишине безликой комнаты.

Она не пуста предметами, но в ней нет отпечатка владельца и чьего-либо присутствия. Даже запахов людей нет — лишь немного пахнет краской. Новое место неприятно беспокоит омежью сущность, и Хаято мысленно показывает ей фак.

— Премного благодарен. — Хаято берёт с кровати сложенное вдвое махровое полотенце и идёт тестировать душевую систему. Если с сантехникой всё плохо, ещё не поздно сбежать домой — попросит Хибари подвезти его на мотоцикле, например.

— Если ты испачкаешь мотоцикл смазкой, Хибари тебе этого не простит.

— Ты специально так говоришь? Чтобы в эту течку у меня появилась новая сексуальная фантазия?

Джи смеётся:

— Почему бы и нет. За фетиш на стального коня не стыдно.

Хаято угрюмо насупливается, откручивая кран и осторожно подставляя ладонь под струи холодной воды.

— На самом деле, до твоего полёта в Нирвану я хотел напомнить о нескольких важных вещах.

Хаято дожидается момента, пока прохладная вода стечёт и можно будет подставить спину и плечи под горячие струи.

Джи продолжает:

— Итак, наш прекрасный план-капкан стал известен Ямамото. Если он будет втянут в выплату долга Бьякурану, то внимание судей вернётся уже не только к нам двоим. — В стеклянной поверхности душевой кабины отражается размытый силуэт красноволосого мужчины.

Хаято раздражённо вздыхает. С Джи всегда так. Он появляется не тогда, когда нужен, а после того, как Хаято выпускает пламя, и оно ещё не успевает затихнуть после конца битв и тренировок. Именно пламя подпитывает дух предшественника, поэтому многие слова Джи запаздывают на дни и даже недели.

Специально Хаято, конечно, его не подкармливает. Кому нужна критика по поводу и без.

— Его тоже будут судить. И повторная судимость для тебя будет жёстче предыдущей.

— Да, я думал об этом. — Возбуждение немного притупляется. Некоторые приятные личности и их слова прекрасно сбивают температуру.

— И?

— Есть шанс, что Бьякуран не придёт за платой никогда.

— Шикарный план — надеяться на авось. — Джи неприятно шокирован подобным безалаберным отношением.

— И Ямамото можно обмануть и не втягивать. — Хаято начинает намыливать шею и постепенно спускается мочалкой к груди.

— Нельзя, — отрезает Джи. — Он достаточно прямо и чётко тебе разъяснил, почему так делать не стоит.

— Я не в восторге от этого, но что ты предлагаешь? Сейчас рано и бессмысленно бить тревогу.

Хаято жмякает мочалку, выдавливая больше густой белой пены. Она проступает между пальцами и падает на кафель под босыми ногами.

— Просто будь настороже.

— Хорошо. — Хаято делает напор воды сильнее, чтобы смыть с себя гель для душа.

— Что хорошо? Ты начинку кукол через сканер проверил? Там нет камер и жучков?

— Их проверил Реборн. Надеюсь, в его внимательности ты не сомневаешься?

— Тебе пора взрослеть и начинать делать это самому, а не полагаться на старших.

Хаято привычно пропускает его наставления мимо ушей. Он и сам это знает, но сейчас его занимает другое. Вообще-то — течка.

— Джи?

— М? — Тот мелькает в зеркале, рядом с фигурой Хаято, которая заматывается в широкое полотенце.

— А ты был омегой? Или ты тут следишь за мной и охреневаешь спустя сотку лет после смерти?

— Ты мне предлагаешь закрыть глаза и выйти?

— Ты этого всё равно не можешь сделать. Но осознавать твоё присутствие в такие моменты… Да, у меня есть вопросы.

— Я был альфой.

Не врёт? Хаято прищуривается, глядя на полуматериализовавшийся дух.

— Твои физиологические особенности меня не смущают, потому что у меня была омега во времена, когда подавители ещё не изобрели.

— А остальные хранители Джотто? Среди них были омеги?

Джи молчит.

— Знаешь, за нарушение чужих интимных границ стоит расплачиваться и некоторыми своими личными тайнами. — Хаято шлёпает влажными ногами в комнату, стараясь не показывать, насколько сильно его съедает любопытство.

— Асари, — еле слышно отзываются за спиной. — Но ему помогали духовные практики, музыка и всякие травки-муравки из японских садов.