"Привет!"

  "Хм?"

  Фрэнк нащупал ее спереди и склонил голову к ее шее, сжимая ее груди. Какой бы момент он ни отступил, он уже давно прошел. Она коснулась его, и, запрокинув голову, он закрыл глаза.

  "Откровенный?"

  "Ага?"

  «Пойдем спать».

  Вскоре она уже стояла над ним на коленях, целуя его ловкими поцелуями, как у птицы, нежными и острыми. Его брюки были сдвинуты и спущены до щиколоток, рубашка брошена боком на пол; его боксеры были тесны на бедрах.

  Как я, Фрэнк? "

  «Конечно, ты мне нравишься».

  «Я имею в виду себя. Действительно меня».

  "Конечно."

  Ты лжешь, Фрэнк. "

  "Я не."

  "Врущий."

  «Послушай, клянусь Богом…»

  «Кем угодно, Фрэнк. Я могла бы быть любой женщиной во всем огромном гребаном мире.

  Любая женщина, Фрэнк. Любая пизда в шторм. "

  Он попытался откатиться в сторону, и она на удивление сильно оперлась всем своим весом на его руки.

  — В чем дело, Фрэнк? Ты больше не хочешь меня? А? Я тебе не нравлюсь?

  Склонив голову набок под подушку, он не ответил.

  «Тебе не нравится, когда пизда возражает, Фрэнк? В этом проблема?»

  — Нет проблем, — пробормотал он, едва слышно сквозь гул кондиционера.

  "Что?" Ее лицо приблизилось к нему, в голосе звучал смех, дразня.

  — Я сказал, что нет ни хрена проблем.

  «Вспыльчивость», — ругала она.

  "Характер." И, покачиваясь на его бедрах, она протянула руку сзади и между его ног, и он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку.

  «Ты прав, Фрэнк. Никаких проблем».

  Она снова пошевелилась, ее ягодицы опустились ниже на его бедра, передняя часть ее светлых трусиков касалась его яиц. Раскинув руки, выпрямив руки, он поднял к ней лицо, и она поцеловала его, он поцеловал ее, ее пальцы дернули его за волосы.

  Подожди, — сказала она через несколько минут.

  "Ждать."

  "Зачем?" Его дыхание было резким.

  "Что вы думаете?" Сворачивая с него.

  «Конечно, мне нужно в туалет».

  Он смотрел, как она убегает, бледная, уже не стройная, видел мерцание электрического света, прежде чем дверь в ванную закрылась. Медленно вздохнув, он снова лег, положил руку на лицо и снова закрыл глаза.

  Блюзовый клуб в Рэдфорде или Хайсон-Грин не означал непринужденность, узкое место в дельте Миссисипи, такое, которое могло бы украшать телевизионную рекламу пива или джинсов; это даже не имело в виду второе или третье поколение трэша, музыкального блюза, South Side Chicago, T-Bone Walker или Otis Rush. Это означало пьянство в нерабочее время. Red Stripe и ром, сладкий аромат марихуаны, лениво спускающийся по лестнице.

  Конечно, они были незаконны, и полиция знала, где они находились и кто ими руководил, а те, кто ими руководил, знали, что об этом знала полиция, и, если не происходило чего-то исключительного, что расстраивало расовую тележку с яблоками, так оно и оставалось.