«В ту ночь, когда ты был с Сарой; в ту ночь, когда ты нашел Глорию.
— Закона против этого нет.
— О, Рэймонд, вот тут ты ошибаешься. Ношение наступательного оружия, намерение нанести злонамеренный ущерб, получить не того магистрата, вы смотрите на время внутри».
Теперь в машине было жарко, жарко и становилось жарче: Раймонд чувствовал теплый запах плоти, своей и чужих, собственного пота. — Я иду, — рука тянется к дверному замку. "Я хочу пойти."
— Вы никогда не использовали его, чтобы кому-то угрожать, Рэймонд? Заставлять их делать что-то против их воли?
Рэймонд неуклюже потянул, и дверь распахнулась наружу, выпустив его на улицу. Сначала он подумал, что за ним придет полицейский и оттащит его обратно. Но все, что он делал, это сидел, скрестив руки на руле, и, ухмыляясь, смотрел на Раймонда, а тот пятился назад, наполовину бегом, через улицу.
Всю дорогу по Лондон-роуд, проезжая мимо станции, мчась по буксирной дорожке у канала, Раймонд то и дело оглядывался, все время ожидая увидеть Дивину внезапно там, позади него и закрывающейся. К тому времени, когда он нащупал ключ в замке и упал на кровать, Рэймонда так сильно трясло, что ему пришлось сильно сжать руки в боках, не двигаясь, пока рубашка под его курткой не стала жесткой и холодной.
Четырнадцать
Конечно, это не должно было быть так просто. День, который имел значение, день, о котором идет речь, оказался субботой, а не вторником, независимо от того, сколько раз Марк Дивайн брал числа месяца, дни недели и встряхивал их, рассыпая по столу в надежде, что бинго. Всегда получалось одно и то же: суббота. Между часом и часом пятнадцатью. Дивайн проверила, и не было ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что Рэймонд пропал в тот день, разве что на пару часов. К тому времени, когда он выписался, самое раннее, Глория Саммерс отсутствовала по крайней мере четыре часа.
Помимо этого, что еще было?
Пятнистый пацан, нервный нрав и БО.
Большое дело.
Юноша, который сильно потел и носил клинок.
Что раздражало Дивина, так это уверенность в том, что, если он пойдет к Резнику, руководствуясь не более чем интуитивным чувством, инспектор быстро с ним расправится. В то время как Линн Келлог, даже Патель, пользовались вниманием босса. Но Дивайн… что касается Резника, даже Миллингтона, он был набором мускулов с проблемой поведения, и не более того. Приведи себя в порядок, или ты вылетишь: это подразумевалось не раз; заявил прямо, когда его заключенный был найден в камерах с кровью на лице.
Он пришел в ярость, сэр. Эти травмы; они были нанесены самому себе.
Просить Резника поверить в это было все равно, что убеждать архиепископа Кентерберийского в том, что Мать Тереза подрабатывала на стороне.
«Успокойся, Марк, — сказал Миллингтон, несомненно, передав слово свыше. — Мы знаем, где твой Рэймонд. Как только что-нибудь еще укажет на него, мы схватим его так быстро, что он подумает, что у него выросли крылья.
Итак, Дивайн вернулся к тому, чтобы помочь остальным сделать что-то для улучшения их раскрываемости преступлений, теперь колеблющейся около тридцатипроцентной отметки, несмотря на нытье в Министерстве внутренних дел, которые продолжали объявлять миру, что это были единичные цифры. То есть он снова стал тратить более шестидесяти процентов своего времени на ненужную бумажную работу; кто бы ни придумал PACE, подумала Дивайн, он был фанатиком канцелярских товаров, чьей фантазией была пятидесятифутовая форма, которую нужно было заполнить в трех экземплярах. А что касается блестящей идеи записывать интервью на пленку, вместо того, чтобы иметь какого-то бедолагу с больным запястьем и грязного Бика, пытающегося записать каждое слово — здорово! Потрясающий! Бесконечная экономия времени во время интервью, сохранение потока, конечно же, так оно и было. Снизил вероятность того, что какой-нибудь лживый ублюдок получит свое дело, чтобы обвинить вас в том, что вы его подставили, конечно, так и было. О чем, казалось, никто не думал, так это о том, сколько времени ушло на расшифровку вещей, каждого сопящего кашля, каждого гребаного слова. Прохожу второй раз, проверяя ошибки. Ходили слухи, что для помощи в борьбе наняли больше штатского персонала, но слухи, Дивайн знала, ни хрена не сделали.
В то утро в офисе Патель болтал в наушниках, Линн Келлогг писала сводку для суда, где Нейлор пинал каблуки, ожидая дачи показаний против парня, который занимался автозапчастями и даже не уверен, что ему позвонят. Скорее всего, сержант прижался к зеркалу в джентльменском костюме, подстригая усы, а Резник сидел за своим столом и боролся с огромным бутербродом с ветчиной. Так кто там был, чтобы сделать это?
Если бы у него было время еще раз, подумала Дивайн, он бы использовал свою голову: занялся бы регби профессионально, либо этим, либо нейрохирургом.
Резник доел свой бутерброд и снова просмотрел окончательный отчет судебно-медицинской экспертизы. То, что было найдено на железнодорожных путях, было в таком состоянии, что потребовались дни, а не часы, чтобы разобрать и изолировать все, что соприкасалось с телом Глории. Большая часть ткани, которая была кропотливо извлечена из пластиковых вкладышей для мусорных ведер, была заражена плесенью и вряд ли могла дать что-то полезное. Однако из-под ногтей Глории лаборатория путей извлекла несколько крошечных волокон тканого материала, красного и зеленого. Ковер? Ковер? Хотя никто не делал ставок, разумные шансы были на последнее.
