Линн представилась, прежде чем заказать капучино и притащить пустой табурет.

  Патриции Фальк было около сорока, но она могла бы сойти за меньшего. Глаза у нее были настороженные и блестящие за простыми круглыми очками в золотой оправе; ее темные волосы были коротко, но стильно подстрижены, а из ушей свисали лазурно-голубые птицы. Когда Линн спросила ее по телефону, чем она занимается, она ответила несколько пренебрежительно: «О, я работаю с волонтерскими группами», как будто этого объяснения было достаточно.

  Несколько минут разговора о путешествии и дне, а затем она погрузилась в разговор. — Это о Джейн, — сказала Патриция. «Убийство Джейн».

  "Да."

  «Я не мог поверить, когда прочитал это. Это было просто… Никогда не думаешь, что когда услышишь об этих вещах, это будет кто-то, кого ты знаешь. Я имею в виду кражи со взломом, да, кто-то потерял велосипед, стереосистему в машине, но это… — Она отпила кофе и поерзала на табурете. «Вы знаете, я проработал с ней всего год. Меньше. Я ушел в середине летнего семестра.

  — Что-то случилось?

  Патрисия улыбнулась. «Я видел, как идут дела. Национальная программа. Тестирование. Дни, когда можно было ожидать творчества в качестве учителя, прошли. И если учителям не разрешено заниматься творчеством, какие шансы есть у детей?»

  Линн неуверенно кивнула; единственные дети, с которыми она регулярно общалась, казалось, не имели проблем с творчеством: на них можно было положиться, они находили новые способы обмана и воровства, а истории, которые они рассказывали, чтобы скрыть то, что они делали, сделали бы Ганса Христиана Андерсен кажется кандидатом на особые потребности.

  — А вы могли бы сказать, что хорошо знали ее?

  «Неплохо, да. Учитывая количество времени, которое мы провели вместе».

  — Ты встречался с ней несколько раз, я думаю. Ее и ее мужа. Четверка».

  Патрисия, чья голова начала вопросительно склонять голову набок, понимающе рассмеялась. — О, вы разговаривали с Прентисс. Я думал, что кто-то усердно просматривал старые записи сотрудников школы. Но нет, теперь я вижу. Что ж, это имя из прошлого, которое я не ожидал услышать снова.

  — Значит, вы не поддерживали связь?

  «На связи и Алан — несовместимые термины. Что странно, учитывая выбранную им профессию. Я сказал ему, что он должен был быть священником, а не остеопатом. Нет необходимости в физическом контакте, кроме религиозного возложения рук».

  «Он был не тем, кого бы вы назвали, — спросила Линн, — особенно страстным человеком?»

  — Может быть, в его голове. Увидев приподнятую бровь Линн, она грустно улыбнулась. — Извини, я звучу горько, не так ли?

  "Да. Да, ты знаешь.

  "Ты женат?"

  Линн покачала головой.

  "Мужчина?"

  "Нет."

  — Значит, женщина?

  "Нет."

  — Может быть, тебе повезло.

  А может, и нет, подумала Линн.

  «Боже, помоги мне, — сказала Патриция, — то, что я сделала с Прентиссом, — это создала из него этот образ. Как будто я взяла его кусочки, все разные кусочки, и соединила их совершенно по-другому. И это то, что я видел, это то, что я хотел, но, конечно, его там не было, он не был таким, только в моей голове. А мне понадобилось - что? — пять месяцев жалких, разочарованных вечеров, прежде чем я наконец осознал. Пять месяцев свиданий с этим… этим призраком. Патрисия рассмеялась. "Ты можешь в это поверить?"

  Даже Линн улыбалась. Как долго она делила свою жизнь с велосипедистом, делила с ним свою квартиру? Зубчатые колеса на ковре и временные диаграммы, приклеенные скотчем к кухонной стене. Кем бы она ни думала, что он окажется? — Да, — сказала она, — боюсь, что смогу.

  — Тогда как Джейн, бедняжка Джейн. Она знала, чего хотела, и добилась этого сполна».

  — Что было?

  «Кто-то сильный, умный, абсолютно преданный ей. Кто-то, кто, несмотря ни на что, нуждался в ней».