Быстрая настройка зеркала, и они вырулили в поток машин, направляясь вниз к центру города, по дороге на юг к мосту.

  — Его жена, — спросила Линн, — Билла Астона, какая она?

  Резник описал ее: невысокую женщину, не особенно живую, но умеющую слушать. В тех случаях, когда он встречался с ней на светских мероприятиях, в полицейских службах, она почти всегда оставалась в тени своего мужа, но всякий раз, когда он приходил домой, более расслабленный, говорила только она, Билл исчезал на заднем плане, убирая посуду, убедившись, что напитки были заполнены.

  «Хорошая женщина, — сказал Резник. «Прямая, разумная».

  "Дети?"

  — Два, я думаю. Нет, три. Повзрослел и ушел из дома. Один где-то вроде Канады, Австралии». Казалось, он припоминал, что один из них был женат, но не мог вспомнить, на ком именно. — Знаешь, я не так уж хорошо его знал. Семья. Последние несколько лет у нас было мало контактов».

  Линн слегка кивнула головой, сосредоточившись на водителе впереди, который никак не мог решить, в какой полосе ему ехать. Трент Бридж был всего в нескольких сотнях ярдов впереди. Вы могли видеть место, где было найдено тело Астона, все еще оцепленное и оцепленное.

  — Мы не придумали никакого оружия?

  — Пока нет.

  Там внизу было много воды, которая текла довольно быстро под мостом.

  Молодой человек, подошедший к двери, был достаточно похож на своего отца, чтобы Резник не задавался вопросом, кто он такой. Терри Астон унаследовал от Билла выражение лица, цвет глаз, ту же самую завивку волос; у него было достаточно материнских генов, чтобы быть ниже ростом, коренастее, коренастее. Он приехал вместе с женой и полуторагодовалым сыном из того места, где они жили недалеко от Бедфорда: Терри, программист, занимавшийся домашним пивоварением и орнитологией; его жена, Мойра, секретарь по правовым вопросам, которая по-прежнему зарабатывала десять фунтов в час, по утрам, когда Стивен был с няней.

  Терри Астон пожал руку Резнику, принимая его соболезнования, слегка неловко кивнул Линн Келлогг и провел двух офицеров через дом в гостиную.

  — Я скажу маме, что ты здесь.

  Резник подумал, что Маргарет Астон, возможно, лежала в постели, отдыхая, где-то вдали от света, наедине со своими мыслями. Но через французские окна он мог видеть, как она склонилась над одной из ранних роз, а ее внук позади нее бежал и падал, подбоченившись, на усыпанную гравием дорожку. Подавив его визг слез, Маргарет подхватила его на руки и крепко прижала к себе, шш-шшшш в его светлые волосы, пока его мать не прибежала и не взяла его у себя, высоко подняв в воздух и превратив слезы в смех. Белые лепестки розы, прижатые к груди Маргарет, бесцельно падали на землю.

  — Инспектор Резник?

  Девушке, подошедшей к нему из дверного проема, было лет девятнадцать, может, двадцать, но она выглядела моложе, ее светлые волосы были небрежно стянуты назад, в кремовой рубашке под полинявшим комбинезоном; глаза, которыми она смотрела на Резника, были настороженными и полузабавными; рука, которую она протянула, была гладкой и тонкокостной внутри его.

  — Ты меня не помнишь, да?

  Резник снова посмотрел на нее. — Вы Стефани?

  «Неплохая попытка. На самом деле это Стелла. Но я все еще не думаю, что ты действительно помнишь.

  Резник покачал головой.

  — Ты пришел сюда с папой. Кажется, мне было одиннадцать, что-то около того. Может двенадцать. Я помню, как приставал к тебе о том, как ты стала женщиной-полицейским. Снова и снова. Это все, чем я хотел быть в то время, все, о чем я мог думать, и папа, ну, он не хотел говорить об этом. Сказал, что это последнее, что я должен сделать. Нет работы для девушки, я помню, как он говорил, это не работа для девушки». Она посмотрела на Линн. — Как вы думаете, он был прав?

  "По-разному."

  — Что?

  Линн поняла, что не уверена. Если и существовал простой ответ, она не могла его вспомнить. — Я полагаю, это зависит от того, какая ты женщина. Но тогда у всех нас разные идеи, не так ли? О том, какой должна быть работа».

  — И женщины, — сказала Стелла.

  Линн оглянулась на нее, ничего не говоря. В уголках рта Стеллы, в уголках ее глаз играла явная улыбка.

  — Но тебе это нравится? — спросила Стелла. — Тебе нравится то, что ты делаешь?