Мягко прижавшись к ней, Питер пошевелился, и она погладила его по голове, то немногое, что осталось от его волос, было мягким, как волосы младенца. Не позволяй мне думать о Ники, молилась Норма, не позволяй мне думать о нем. Ни Майкла, ее прекрасного маленького сына.

  Не позволяй мне думать об этом.

  Ничего из этого.

  Она осторожно повернулась на бок и провела другой рукой по боку Питера, его тощей ягодице, выступам позвоночника, венчающим изогнутую спину. Она склонила голову к нему и закрыла глаза, пытаясь уснуть.

  24

  Юноша с подозрением посмотрел на содержимое тарелки. Початок колбасы, немножко помятый при транспортировке, коричневый соус прилипал к скудной бумажной салфетке, в которую он был завернут.

  "Что?" — сказала Дивайн, не более чем намек на агрессию. Подтолкни его, сказал Резник, подтолкни его немного.

  "Что?" — ответил юноша. Ему могло быть сколько угодно лет от семнадцати до двадцати пяти, а он уже признался, что ему и двадцать один, и девятнадцать. Его лицо обрамляла густая дымка бороды, несколько краснеющих пустул ниже правой скулы, над носом и над бровями скопились белые точки. В верхней части его левого уха было маленькое золотое кольцо. На нем была армейская куртка, серые хлопчатобумажные брюки, несколько футболок, одна поверх другой, на самой верхней из которых было написано: «Взорвать китов!»

  Рядом с Дивайном, в расстегнутом пиджаке, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки над узлом шерстяного галстука, Миллингтон держал свой совет и ничего не говорил.

  — Это то, о чем вы просили, не так ли? — спросил Дивайн. «Колбасный початок».

  "Не таким образом."

  «Тебе не нравится соус или что? Не нравится соус, соскребите его».

  «Это не имеет отношения к соусу, с соусом все в порядке».

  "Что тогда?"

  «Лук».

  — Какой лук?

  "Точно."

  Наклонившись вперед, осторожно используя средний и большой пальцы, Дивайн откинула назад верхнюю половину рулона. «Без лука».

  "Это то, что я имею в виду."

  — Как вы думаете, — сказал Миллингтон, возбужденно действуя, постукивая концом «Ламберт энд Батлер» по поверхности стола, — когда все эти кулинарные дискуссии закончатся, мы сможем начать?

  — Ты собираешься это есть? Божественный, указывая на початок. "Или нет?"

  Юноша покачал головой.

  Пододвинув к нему тарелку, Дивайн вновь развернул рулет, взял свернутую сосиску, обмакнул ее в коричневом соусе и с вызывающим блеском в глазах поднес ко рту. "Последний шанс?" Слишком поздно колбаса исчезла у него во рту, два, три укуса и она исчезла, все, кроме узелка хрящей, который он деликатно вытащил из-под зубов и положил обратно в початок, целиком, включая салфетку, он с тарелки в металлическую корзину рядом со стулом, где он приземлился с мягким, но приятным стуком.

  — Это интервью, — сказал Миллингтон, только что включив пленку, — назначено на два двадцать три. Присутствуют детектив-сержант Миллингтон, детектив-констебль Дивайн и мистер Сент-Джон.

  Из вежливости Дивайн подавил отрыжку.

  Миллингтон чуть больше склонялся к юноше. «Назовите свое полное имя».

  "Вы знаете мое имя."

  О Боже, подумала Божественная, он будет одним из них. Как и лук, насквозь.

  — Полное имя, — повторил Миллингтон.

  «Джон Энтони Лоуренс Сент-Джон».

  Дивайн подавила фырканье.