— Разве я не говорил тебе, что это будут я и ты?
Без того, чтобы Шейн сделал что-либо еще, одна из ног Дивайна подогнулась под ним, и он растянулся на полу, крича, когда его раненая рука упала на основание кровати.
Шейн схватил его за другую руку, за воротник пальто и рубашку и поднял его, снова бросив на кучу простыней.
Дивайн хотел крикнуть, но почему-то не мог сообразить, как это сделать. Шейн встал на одно колено на кровати рядом с ним, потянулся под ним, нащупывая ремень. О, Христос!
— Разве я не говорил, что приму тебя?
Гаечный ключ и ноги Дивайна рванули вверх, когда его брюки были сдернуты у него на коленях, затем боксеры, Дивайн изо всех сил пытался дать отпор, использовать локти, руки, затылок, что угодно, но когда он сделал боль, которая обожгла было достаточно, чтобы заставить его закричать, и это было до того, как Шейн обвил одной рукой шею Дивайна и начал сжимать ее, его другая рука чувствовала между ног Дивайна, пальцы начали нажимать на сжатый сфинктер, все время повторяя слова Дивайн. едва мог слышать.
"Шлюха. Шлюха. Пизда. Вот оно, это то, чего ты хочешь, ты знаешь, что это так».
Шейн потянул свои джинсы, освобождая себя, а затем опустился на колени над Дивайном, одна рука все еще так сильно сжимала его шею, что Дивайн была близка к обмороку, желая, чтобы он упал в обморок, молясь об этом, раскачиваясь назад, пытаясь сбросить его, пытаясь… О, Боже! Боль была внезапной, как нож, и острой, а затем Шейн толкнул его и снова выкрикивал все громче и громче этот длинный список слов.
«Шлюха! Пизда! Вот чего ты хочешь, ублюдок! Ты гребаная пизда!» Шейн бросился на Дивайн, когда кончил, впиваясь зубами в плоть на задней части плеча и прокалывая кожу.
Звук хлопнувшей двери внизу, должно быть, был зарегистрирован через несколько секунд после того, как это произошло. Шейн отстранился и схватился за верх джинсов, безуспешно пытаясь прикрыться и в то же время потянувшись за бейсбольной битой, которая застряла между матрасом и изножьем кровати, прежде чем Карл Винсент ворвался в дверь.
Винсент ныряет на Шейна сломя голову, верхняя часть его черепа ударяет Шейна в грудину, когда бита вылетает из руки Шейна, и он падает спиной на стену под окном. Винсент ударил его раз, другой, затем сильно ударил острием локтя в центр лица Шейна, прежде чем схватить его за руку и повернуть, одно колено упирается ему в поясницу, наручники Винсента теперь в его руке, одна из они застегивались на запястье Шейна, а другая половина замыкалась на трубе от радиатора.
— Тебе не нужно ничего говорить. Винсент начало. — Ты не обязан ничего говорить… — но остановившись, желая, чтобы Шейн, пожалуйста, повернул голову и посмотрел на него, посмотрел на него так, чтобы Винсент снова ударил его, чтобы у него был повод.
Винсент встал и оставил его прикованным к батарее, подошел к тому месту, где Дивайн лежал, рыдая на кровати, рыдая от смущения и боли, и бережно накрыл его одной из простыней, так бережно, как никогда в жизни.
Сорок семь
"Как он?" — спросила Ханна.
Они были в ее маленьком палисаднике, с видом на парк. Это было через два дня. Сквозь деревья свет, падавший низко на траву, начал меркнуть. Несколько пожилых мужчин стояли и болтали, останавливаясь на повороте тропы, пока выгуливали своих собак. Последние крики детей раздавались и срывались с детской площадки в дальнем конце. Некоторые машины, направлявшиеся в город по Дерби-роуд, включили фары.
Ханна сидела в дверном проеме, когда появился Резник, с подушками, сложенными под ней, и прислонилась спиной к раме. Стопка папок рядом с ней, ручка в руке. Бокал вина рядом с ней. Когда она услышала стук ворот и увидела, как он приближается по дорожке, она улыбнулась. «Просто дай мне закончить это…», но он жестом велел ей оставаться на месте и обошел ее, идя внутрь дома. Открытая бутылка вина, семильонного шардоне, стояла в дверце холодильника, и он вынул ее, позволив дверце захлопнуться, и повернулся, чтобы достать с полки стакан.
К стопке синих и желтых чаш была прислонена открытка, репродукция, как он предположил, картины: городской дом из красноватого камня, довольно высокие ступеньки, ведущие к парадной двери, и пара, стоящая там, он в жилет, белая рубашка и галстук, на ней синее платье, она прислоняется спиной к изгибу перил у ступеней. За домом, справа от картины, в полутени, простирается почти невозможно гладкая трава, а за ней вдруг возвышается стена — это стена? — и густая группа зеленых деревьев, самое высокое из которых ловит последние лучи солнца. Резник понял, что тусклое оранжевое свечение на камне вызвано заходящим солнцем. Вечер, и эта пара, они оба смотрят на свет.
Резник перевернул карточку, чтобы посмотреть, чьей была картина, и, прежде чем он успел это сделать или положить ее обратно, вместо этого прочитал лиловыми чернилами и буквами, которые были суетливыми и не слишком четкими: « Рад снова тебя видеть , и скучал по тебе , и название. Джим. Почтовый штемпель был неразборчив, смазан по штемпелю.
"Чарли! Ты заблудился или что?