— Ты оставишь меня в своей команде?

  Резник думал дольше, чем следовало бы. "Да, почему бы и нет?"

  Винсент улыбнулся, довольный, как сбитый с толку ребенок, которому вручили приз; он соединил руки и откинулся на спинку стула. — Не знаю… — На этот раз он откровенно рассмеялся. «Ты думаешь, что это не так уж сложно — быть чернокожим на работе и при этом не защищаться от того, что ты гей?»

  Скелтон провел не лучшие двадцать четыре часа. Его дочь позвонила ему посреди обеда и сказала, что подумывает бросить учебу в университете, чтобы стать частью медицинской группы в Заире; его жена, которая в последнее время общалась с ним посредством ворчания или записок, приклеенных к дверце холодильника, разразилась резкой критикой по поводу установления нового режима, который, казалось, начнется с того, что Скелтон будет стирать собственные трусы; а потом был звонок из-за того педика, которого изнасиловали на Лентонской реке.

  Теперь это.

  «Господи, Чарли! Они повсюду».

  Резник не дал никаких комментариев.

  «Вы не можете включить телевизор в наше время без того, чтобы какой-нибудь умный маленький ублюдок не лгал о равных правах для геев. Мне кажется, что скоро нам понадобятся дополнительные права. Парни с Ист-Энда , держащиеся за руки и умирающие от СПИДа; лесбиянки все вверх и вниз по Бруксайду. И Би-би-си, заметьте, не 4-й канал, затеяли это, что это такое? Веселое телевидение. Как будто все это было большим смехом. Что случилось с нормальным, а, Чарли? Нормальные парни с нормальными семьями, вот что я хотел бы знать.

  Что произошло, подумал Резник, так это то, что они превратились в Билла и Маргарет Астон; или они превратились в вас.

  — А я считал его порядочным парнем, Винсент, — сказал Скелтон.

  — Так и есть, — сказал Резник, заработав на себе старомодный вид.

  Скелтон возился с бумагами на своем столе, уже не так тщательно упорядоченными, как раньше. — Ты действительно думаешь, Чарли, что это радикально меняет дело?

  «Я думаю, что то, что он делает, может быть, помогает лучше понять вещи, которые до сих пор никогда не казались совершенно правильными. Убийство Астона как ограбление. Во-первых, как бы вы ни были пьяны, если вы ищете легкую жертву, зачем выбирать кого-то крепкого телосложения, ростом около шести футов? И еще есть степень силы. Гораздо больше, чем необходимо, даже если предположить, что Билл сопротивлялся. Эти удары по лицу и голове, это не жадность, даже не обычная злость, это ярость».

  — Значит, избиение? Вот где мы находимся».

  Резник вздохнул. «Это выглядит вероятным, учитывая то, что мы теперь знаем. Если бы Билл не возражал против того, чтобы изредка посидеть на даче, все могло бы так и начаться. Надо сказать, если бы он был так склонен, у него было бы множество возможностей. Все это время он выходил со своими собаками в последнюю очередь; таких маленьких собачек можно оставить в машине».

  — Да ладно, Чарли, это догадка, не более того.

  «Мы знаем, что он ездил в Лестер, общался, знакомился с мужчинами. Может быть, и в других местах тоже». Выражение лица Скелтона, слушающего, было таким, как у человека, который только что надкусил персик и обнаружил, что внутри он гнилой и кислый. — Но ближе к дому — если бы ему захотелось, куда бы он пошел? Не в один из пабов или клубов здесь, слишком большой риск. Но где-то более анонимно, в темноте? Он просто мог бы. Туалеты на кольцевой развязке Оллертона, Титчфилд-парк в Мэнсфилде, может быть, Шервудская библиотека. Где тогда?"

  «Ничего дерьмового в наши дни!»

  «Ближе всего к тому месту, где он живет, «Мужчины на Набережной». Может быть, кто-то из напавших на него видел его там, внутри или просто слоняющимся поблизости».

  — Даже если бы это было правдой — а я ни на минуту не соглашусь с этим, я не знаю, что я думаю о воздушном змее, которого вы запускаете здесь, — это не доказывает связи с прошлой ночью. То, что случилось с Биллом, слава богу, было другим».

  «Гнев был, — сказал Резник. "Ярость. То, что случилось с ними обоими, было карательным. Помимо сексуальности, речь шла об одном и том же: силе и боли».

  Скелтон поднялся на ноги и полуобернулся к окну: те же здания, те же машины, те же люди, идущие по улицам, но мир под ними перевернулся. «Как только об этом узнает пресса, Чарли…»

  "Я знаю."

  «Его бедная жена и семья…»

  "Да."

  «Господи, Чарли! Однажды я пошел в церковь, когда он проповедовал, Билли Астон сидел там за кафедрой и болтал о возмездии за грех».