Сержант надзирателя вступил в жаркий спор с одним из задержанных о точных размерах камеры мужчины и о том, противоречат ли они Женевской конвенции. Кто-то плакал. Кто-то еще пел Красный Флаг . Нет, предположил Резник, кто-то из Силы. — Ты, блядь, не поверишь, — говорил Марк Дивайн, спускаясь по лестнице. «Все место покрыто коричневым соусом. Не только на кухне, в гостиной, везде. Прежде чем уйти, они высыпали в ванну полдюжины банок печеных бобов. Молодой констебль, с которым он был, не знал, быть скептичным или впечатленным. «Пакетный суп в одной из тех штук, на которых ты сидишь».

  "Туалет?" предложил ДК.

  "Нет! Одна из тех женских штучек с кранами.

  — Биде, — сказал Резник, проходя мимо.

  "Наверное. Да сэр. Спасибо."

  — Там, наверху, — сказал Резник Кэрью, указывая вперед.

  «Какого хрена им нужен один из них?» — сказала Дивайн контролеру, когда они уходили. — Не то чтобы у них не было ванны.

  — Мы можем поговорить здесь, — сказал Резник, проводя Кэрью в свой кабинет и предлагая ему стул. "Чай? Кофе?"

  Кэрью покачал головой. — Надеюсь, это не займет много времени.

  — Не стоит так думать, — сказал Резник. — Если вы подождете, я приготовлю себе чаю.

  Он закрыл за Кэрью дверь и скрылся из виду, взяв ближайший неиспользуемый телефон и набрав номер женщины-офицера, ответственной за рассмотрение заявлений об изнасиловании.

  Морин Мэдден сдала сержантский экзамен почти за год до того, как получила нашивки. Двадцатидевятилетняя, замужем, хочет ребенка, не то чтобы страстно к нему стремится, но подозревает, наполовину знает, что чем дальше ей будет за тридцать, тем насущнее будет становиться эта потребность. «Позвольте мне получить повышение, — твердила она мужу, — проработайте год после меня, а там посмотрим». Они продолжали предлагать ей то, чего она не хотела, — трафик, связи с общественностью. Затем сюита об изнасиловании. Женские вещи. Мягкие проблемы. Когда она приходила в паб, драка затихала, бутылки летели, держись здесь, говорили ее коллеги-мужчины, нет смысла идти туда, жди снаружи.

  Как будто она боялась. Как будто она не могла справиться с собой. Однажды она зашла одна, на Алфретон-роуд, чуть не до закрытия, на всякий случай. Парень вышел на четвереньках, большая часть уха осталась внутри. Она встала между тремя этими парнями, сражавшимися, двое против одного, с разбитыми пивными стаканами в руках. Будь она мужчиной, они бы на нее напали, многие из них, она была уверена. Как бы то ни было, они ухмылялись, как большие дети, много хлопали по спине и немного ругались, и они помогли пострадавшему искать его ухо, в то время как Морин вызвала по рации скорую помощь.

  Она знала, что ей повезло.

  До вечера она сбегала в азиатский магазин, смотрела видео с мужем и внезапно захотелось заварного крема. Консервированный заварной крем. Двое юношей схватили ее сзади и через несколько секунд повалили на пол, прямо на тротуар. Еще нет половины одиннадцатого. Она боролась и боролась, пиналась и кричала, и все же они порвали ее колготки, били ногами по лицу, оставив у одного из них синяк размером с кулак под ее грудью. Один белый, один черный, Морин не смогла их опознать, их так и не поймали.

  Хорошо, сказала Морин, я возьму отдел по изнасилованию. Хорошо.

  «Здравствуйте, — сказала она Карен, когда Линн Келлог привела ее. — Я Морин. Морин Мэдден. Вы, должно быть, Карен. Иди сюда и садись. Доктор скоро задержится.

  — Я могу уйти в любое время, когда захочу? — спросил Кэрью, ища подтверждения.

  — Абсолютно, — сказал Резник.

  — Встать и выйти из кабинета?

  Резник кивнул.

  «Прямо со станции, и никто и пальцем не пошевелит, чтобы попытаться остановить меня?»

  «Ни пальца».

  — Верно, — сказал Кэрью, не пытаясь пошевелиться.

  «А теперь, — сказал доктор, поправляя ей очки, — еще один мазок, и все кончено».

  «Я бы подумал, — сказал Резник, — что это может быть немного преуменьшено, я очень разозлился. Бросить тебя вот так.

  Кэрью пожал округлыми плечами. — Бывает, не так ли?

  "Имеет ли это?"