Зная, что ему вряд ли удастся снова заснуть, Резник приготовил кофе, выпил половину и налил остаток в фляжку, которую отнес в машину. Верхние фонари освещали пустынную улицу тусклым оранжевым светом. Он пошел прямо через огни в Лесу, держа кладбище справа от себя. Последняя проститутка задержалась у стены возле следующего перекрестка, переминаясь с ноги на ногу, с бледным лицом в свете последней сигареты.

  Когда он начал водить машину, Резник не знал наверняка, куда он едет, но теперь он знал.

  Огромные блоки из кирпича и стекла, днём у больницы не было достаточно характера, чтобы быть уродливой. Ночью большинство его огней гасли, некоторые из них горели тут и там, это было более манящим, загадочным. Резник медленно объехал систему с односторонним движением и припарковался в пятидесяти ярдах от входа в медицинскую школу.

  Несколько глотков черного кофе, и он взял фонарик из отсека рядом с приборной панелью, запер машину и пошел к мосту. Это было на добрый час позже того времени, когда на Флетчера напали, поток машин был спорадическим, больше никого не было пешком. Короткая аллея кустов и деревьев отделяла больницу от дороги. Он включил фонарь и посветил им по металлической спирали, прежде чем начал подниматься. Кто бы ни следовал за домработником, он либо следовал за ним прямо из больницы, либо шел этим путем от дороги. Таким образом, рассуждал Резник, останавливаясь, когда его голова оказалась на уровне стекла наверху. Меньше шансов вызвать подозрение, слоняться без дела; проще дождаться своей жертвы, выковырять ее.

  Дверь наверху могла быть заперта, вероятно, так и было бы, если бы кто-то не снял засов. Интересно, подумал Резник, когда именно это было сделано.

  Он толкнул дверь и шагнул внутрь, повернув налево, так что больница осталась позади, а мост тянулся впереди. Теперь случайный автомобиль, фары которого скользили по стеклу, пока они мчались по кольцевой дороге, то на север, то на юг. Резник стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь к приглушенному гудению двигателей, сосредоточившись на двойных дверях в дальнем конце, на мосту, перекинутом через шесть полос шоссе, и на этих дверях вдали.

  Люди чувствуют себя несчастными только в рабочее время? Черная печать на белой бумаге, приклеенная блютузом к армированному стеклу. Телефон NITELINE с 19:00 до 8:00 . Резник попытался представить себя запертым там, напуганным и отчаянно пытающимся сбежать. Он начал медленно идти к другой стороне, запах резины становился все отчетливее с каждым шагом.

  Кто бы ни видел Флетчера, следил за ним, что определило его выбор? Находясь там сейчас, посреди ночи, Резник с трудом поверил в случайное нападение. Тот, кто преследовал измученного домработника почти по всему мосту, делал это не просто так. Резник должен был поверить, что это было личное. Он помедлил мгновение, глядя вниз. Он должен был верить в это, цепляться за это, зная, что если это неправда, то где-то там, где-то в городе, все еще есть кто-то, кто нанес ужасный ущерб телу Тима Флетчера по причинам, понятным только психологу. И кто может сделать то же самое снова.

  «Городская жизнь» , — читал плакат, стоящий перед Резником, когда он проходил через двойные двери. Велосипед был прикован цепью к перилам широкой платформы, на две трети пути вниз по ступеням. Воздух, касавшийся рук и лица Резника, был на удивление холодным, поднимаясь с эстакады. Что-то привлекло его внимание, низко у стены первого здания, и он поднял факел.

  Это были только коробки, набитые компьютерными распечатками: металлургия, что-то близкое. Резник выключил фонарь и выдержал их, чувствуя адреналин в своем теле. Ищите, и вы найдете. Он перешел обратно через кольцевую дорогу, легко перешагнув металлические барьеры безопасности в центре.

  Сидя в машине, он капнул остатки кофе в пластиковый стаканчик. В голосе его бывшей жены в телефоне нельзя было ошибиться, как и в этих нескольких не совсем связных предложениях смесь негодования и мольбы, о которой он думал, что забыл.

  11

  У него был такой профиль, который мог бы продавать лосьон после бритья; густые волосы, вьющиеся от природы и темные, красавчик в черном жилете и свободных спортивных штанах с завязками на талии. На нем были кроссовки, которые обошлись ему почти в восемьдесят фунтов, но это не означало, что он бегал. Он шел по улице, а теперь встал перед домом номер 27 и позвонил в звонок. Когда, казалось, ничего не произошло, он ударил дверь ладонью так, что она задрожала. Отодвинув клапан с письмом, Ян Кэрью позвал Карен по имени.

  Пара минут, и он увидел ее через пару дюймов двери: лососевые носки, двойной вязки, большие, свободно складывающиеся вниз по икрам; Подол белой футболки подпрыгивал, когда она спускалась по лестнице, достаточно, чтобы дать ему возможность мельком увидеть дорогое нижнее белье, бежевые кружева и английскую вышивку. На передней части рубашки был большой рельефный Снупи. Кэрью позволил откидной створке защелкнуться и отступил.

  Недалеко.

  "Что …?"

  Он вошел, не говоря ни слова, с гневом на лице, заставив ее отступить по изношенному ковру с другой стороны мата.

  Она посмотрела на него и покачала головой, и на мгновение ему показалось, что она собирается прикусить нижнюю губу, как ребенок. Ее волосы были собраны в свободный хвост, а в уголках ее глаз читался сон.