В задней части холодильника осталась одна банка лагера, и он открыл ее, отбросил кольцо в сторону и унес банку в гостиную. Если бы мать Дебби была там, она бы тявкнула, Кевин, ты ведь не собираешься пить это без стакана? Но ее там не было, не так ли? Снова в своем маленьком полуприцепе в Басфорде, трейлер за окном, а его проклятый ребенок спит в ее комнате для гостей.

  Он взял с кресла пульт дистанционного управления и нажал на третий канал. С таким же успехом можно было бы, чтобы вся улица смотрела вместе, синхронно, черт возьми. Он ничего не хотел, кроме футбола в половине одиннадцатого, немного бокса.

  Думал перебраться через борт , сказала Линн в столовой. Может быть, подумал он, за борт и никогда не вернуться.

  Когда Тим Флетчер проснулся, он увидел розы, а затем увидел Сару Леонард и понял, что что-то не так. Она стояла под углом к ​​кровати; ее униформа медсестры была заменена на длинное бежевое хлопчатобумажное пальто с широким ремнем, свободно завязанным, и высокими эполетами. Возможно, на ней все еще была форма под ним, но он так не думал.

  — Карен… — сказал он.

  — Она давно ушла.

  Флетчер кивнул.

  «Девочки ее возраста, — сказала Сара, — становятся беспокойными. Не хватает терпения.

  Ей было сколько, подумал Флетчер, всего двадцать семь, двадцать восемь лет.

  — Я просто заглянула, — сказала она, — посмотреть, как у тебя дела.

  "Как я?"

  Она улыбнулась. — Ты доктор.

  Он посмотрел на свои подушки. — Ты не мог…

  «Поддержать тебя немного? Я ожидаю этого.

  Она прислонила его к своему плечу, взбивая и похлопывая подушки, внутренняя часть его руки прижималась к ее груди. «Сверхурочные, это». Ее лицо было близко, и он чувствовал ее дыхание. Сара откинула его на подушки и отступила.

  "Спасибо."

  — Больше ничего не нужно?

  Теперь, когда он полностью проснулся, его нога вернулась к боли, не острой, как он мог себе представить, а тупой, постоянной, пульсирующей. Нерв внезапно дернулся в его руке, и он дважды вздрогнул, прикусив нижнюю губу. По крайней мере, там все еще был нерв, чтобы дернуться. — Нет, — сказал он. "Все хорошо."

  Она подняла голову. — Я загляну завтра. Она была почти вне пределов слышимости, когда его голос вернул ее.

  — Ты сейчас не дома?

  "Скоро."

  "Гулять пешком?"

  "Да."

  "Будь осторожен."

  Резник вернулся домой и обнаружил, что входная дверь открыта на задвижке, и Майлз прижался к ней носом, а Пеппер нервно наблюдала. Его первой мыслью было, что дом ограбили, но быстрая проверка показала, что это не так. Бад лежал на верхней ступеньке лестницы, готовый к бегству. Диззи и Эда Сильвера никто из них не видел, они занимались своими делами глубокой ночью.

  Записка Эда была прислонена к краю сковороды: «Ушел за одним, скоро вернусь» . Он вымыл тарелку, но не нож и вилку, ополоснул чашку и оставил чай кипеть темным и холодным в чайнике. Три чайных пакетика. Бекон и сосиски, которые он нашел в холодильнике Резника, чипсы, которые он должен был купить в бакалейной лавке на главной дороге. А еще полбутылки дешевого греческого бренди, пустые между кошачьими мисками.

  Резник взял Бада и ткнулся в него носом, ощущая ребра животного, словно сделанные из набора, пробкового дерева и клея. Он бросил свое пальто на спинку стула и, неся с собой кота, достал с полки альбом Эллингтона. «Медведь Джек», «Садись на поезд», «КоКо». Его друг Бен Райли, проработавший двенадцать лет до отъезда в Америку, прислал ему открытку из Нью-Йорка. Чарли-Наконец-то сел на поезд «А». С ног до головы граффити внутри и снаружи, и любой белый выходит ниже 110-й улицы. Остаться дома. Придерживайтесь музыки . Бен, он остался там: Резник не слышал о нем больше двух, четырех лет.

  Эд Сильвер презирал чешский «Будвайзер», и Резник открыл бутылку и медленно выпил ее, аккуратно нарезав небольшую луковицу кружочками и наложив их на два ломтика темного ржаного хлеба. Он покрыл их польской ветчиной, затем нарезал кусочки сыра Ярлсберг. Вернувшись к холодильнику, он нашел один-единственный соленый огурец, положил его на ветчину и добавил сыр.