– Все уже упаковано, – прошептала она ему в плечо. – М-мне нечего надеть.

– Все это поправимо, – произнес с облегчением Рейф. Он воспринял слова Шаан как согласие.

Еще какое-то мгновение он сжимал ее в своих объятиях, потом повел девушку обратно в спальню, остановился перед чемоданами, составленными у двери.

– Какой открыть? – спросил он.

«Мое приданое», – тоскливо подумала Шаан. Одежда, которую она выбирала неделями, чтобы угодить вкусам Пирса.

Не глядя, девушка махнула рукой в сторону одного из чемоданов и резко отвернулась, содрогаясь от ужаса при мысли, что ей придется надевать что-то из этих вещей.

Рейф бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал, только его лицо еще больше помрачнело, когда он поднял небольшой чемоданчик и поставил его на постель, собираясь открыть.

Шаан, стоя у Рейфа за спиной, заглянула внутрь чемодана. Там оказались разнообразные женские украшения, принадлежности дамского туалета и шелковое нижнее белье. Напряжение между ними вновь достигло самой высокой точки при виде этих интимных вещиц, отобранных Шаан для первой брачной ночи.

Она сжала зубы, выудила белые шелковые трусики и бюстгальтер, достала немнущийся жаккардовый нежно-зеленый костюмчик, который приготовила, чтобы надеть по приезде в Париж. Оттуда они с Пирсом собирались лететь на Сейшельские острова, чтобы провести там медовый месяц. Взяв одежду, Шаан направилась в ванную.

Дверь за ней закрылась, а Рейф еще долго стоял, задумчиво глядя в одну точку. Затем медленно повернулся к чемоданчику и вдруг, охваченный такой злобой, что девушка испугалась бы, будь она здесь, схватил его и с силой швырнул на пол. Ворох женского белья упал к его ногам.

Когда одетая Шаан, с волосами, собранными в простой пучок на затылке, вернулась в комнату, там царил прежний порядок.

Рейф стоял у окна. Его фигура казалась огромной, лицо – потемневшим и мрачным. Но все же он хмуро улыбнулся при ее появлении.

– Все в порядке? – спросил он, подходя к девушке.

Шаан кивнула, смутно чувствуя, что не должна делать этого.

Рейф был прав. Он оказался единственным человеком, с которым она могла разделить свое горе, потому что не кто иной, как он, стал причиной трагедии ее жизни.

– Предоставь объясняться мне, – сказал он, слегка подтолкнув девушку к двери спальни.

Шаан ничего не ответила. Она не смогла бы заговорить, если бы даже и попыталась, и только молча кивнула. Придется довериться ему. В конце концов, то, что он предлагал, было не лишено здравого смысла и обещало ей какой-то выход из кошмара сегодняшнего дня.

Они вошли в гостиную.

Ее тетя, такая сияющая, счастливая и радостно-взволнованная всего несколько часов назад, когда она отправлялась в церковь, сейчас казалась измученной и несчастной. Ее лицо опухло и покраснело от слез. На ней уже не было роскошного платья цвета гиацинтов и легкомысленной шляпки с широкими полями, над которой Шаан и ее дядя посмеивались, когда тетя принесла ее из магазина.

Она поднялась на ноги, когда вошли Шаан с Рейфом, мужу пришлось поддерживать ее. Они оба показались сейчас Шаан какими-то постаревшими и осунувшимися. Ужас, который внезапно обрушился на них, оказался слишком тяжелым испытанием.

Девять лет своей жизни они любили Шаан и заботились об осиротевшем в результате несчастного случая ребенке Тарика и Мэри Сакета. И хотя им обоим шел уже пятый десяток, эта бездетная пара искренне полюбила Шаан и с радостью делала для девочки все, что было в их силах.

Замужество Шаан освобождало их от обязательств перед девушкой. И поэтому, в то время как Шаан была занята приготовлениями к свадьбе, эти двое славных людей тоже восторженно предвкушали кругосветный круиз, радуясь, словно два подростка, которые наконец вырвались из-под родительской опеки.

Да, Рейф был прав, она не имеет права испортить им эту радость.

– Шаан… – Тетя бросилась к ней и прижала девушку к себе. В ее дрожащем голосе звучала такая неприкрытая боль, что Шаан почувствовала, как на ее глаза снова наворачиваются слезы.

– Со мной все в порядке, – уверяла она, прикрыв глаза, страдая от того, сколько горя принесла этим самым близким ей людям. – Простите меня, – прошептала она, глядя на дядю поверх головы рыдающей женщины.

Рейф подошел сзади и обхватил Шаан за талию.

– Мистер Лестер…

– Хочется верить, что ваш брат, хотя бы в душе, стыдится того, что он натворил сегодня, – натянуто пробормотал дядя Ральф.

– Я уважаю ваши чувства, сэр, – вежливо начал Рейф, – но мой брат был волен изменить свое решение вплоть до последнего момента, так же, как и Шаан обладала правом на это, – сухо добавил он.

– О, мое бедное дитя, – всхлипнула тетя Шаан, и девушка, чувствуя, что силы женщины на исходе, помогла ей добраться до кресла. Шаан и сама еле стояла на ногах, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

Рейф отпустил ее и смотрел, как девушка усаживала плачущую тетку в кресло, а потом и сама опустилась с нею рядом, обнимая и пытаясь успокоить.

– Тем не менее, – продолжал дядя Ральф, – он должен отвечать за свои поступки. Кто дал ему право так поступить с моей племянницей? Разве можно придумать более жестокое предательство, чем ждать до последней секунды, когда уже настало время отправляться в церковь?

– В данном случае это простительно, – невозмутимо ответил Рейф. – Видите ли, мой брат отказался от брака с вашей племянницей, потому что узнал, что мы с Шаан любим друг Друга.

Шаан опустила голову на мягкий кожаный подголовник и устало закрыла глаза. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя столь измученной и опустошенной.

Теперь, когда закончилось самое худшее, Рейф вел машину молча и сосредоточенно, замкнувшись в себе. О, как же умно и предусмотрительно он вел себя во время этой пытки. Он ни на секунду не оставил ее наедине с родственниками, даже не позволил дяде задать девушке хотя бы один вопрос по поводу его заявления.

И как ни странно, дядя, похоже, испытал уважение к Рейфу за то, что тот намеревался защищать ее теперь, считая отныне своей.

Рейф просто и четко объяснил им, что они с Шаан влюбились друг в друга с момента их первой встречи, но поначалу пытались задушить в себе свои чувства; что Шаан – дядя в этом не усомнился ни на минуту – отказалась прервать помолвку, потому что считала себя уже связанной обязательствами с Пирсом. Однако в конце концов Рейф в приступе отчаяния открыл брату всю правду и умолял его от их с Шаан имени отказаться от свадьбы.

Рейф еще сказал, что Пирс, конечно, не захотел жениться на женщине, которая влюблена, причем взаимно, в его собственного брата. Он выразил сожаление по поводу причиненных неприятностей родственникам Шаан и гостям, приглашенным на торжество. Рейф сказал, что понимает: все это результат его откровенного объяснения с Пирсом, но тем не менее он доволен, что удержал брата от опрометчивого шага.

В заключение Рейф сообщил, что теперь намерен увезти Шаан куда-нибудь и тихо на ней жениться, а потом на время покинуть страну. Он надеется, что за время их медового месяца уляжется шумиха вокруг этого дела.

И теперь вот они ехали – куда, Шаан не имела представления, да и знать не хотела. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что Рейфу удалось убедить ее дядю и тетю: все, что случилось, произошло вовремя, и это только к лучшему. И еще она испытывала некое облегчение оттого, что все-таки не успела выйти замуж за Пирса, а то неизвестно, чем бы обернулся для нее такой брак.

Она покинула дом своих родственников, зная, что они осуществят свой долгожданный круиз в твердой уверенности, что их племянница, в которой они, как подозревала Шаан, едва не разочаровались, осталась в любящих и надежных руках.

Но, хотя Рейф, возможно, и спас ее от клейма отвергнутой невесты, он ошибался, думая, что его замысел восстановит ее уязвленное достоинство. Сейчас она сама выглядела предательницей. А что хуже – быть отвергнутой или отвергающей, – еще неизвестно.