«Дура и потому, что признала свою слабость, – уныло подумала Шаан. – Непостоянная, слепая, доверчивая дура».

– Вот. – Перед Шаан снова возник бокал с бренди. – Выпей еще.

Ее опять всю трясло, и Шаан заметила это по тому, как сильно стучали зубы о края бокала, когда она пыталась сделать глоток.

– И что ты собираешься теперь делать? – тихо спросила Джемма.

«Я не знаю, я ничего не знаю», – подумала Шаан и закрыла глаза. Но вскоре пожалела об этом, потому что перед ней тут же предстал образ Рейфа. Его взгляд, когда он наклонился, чтобы поцеловать Мэдлин.

Это было больно. Боль, злость, абсолютная беспомощность и полнейшее разочарование – все это разрывало сердце Шаан, потому что взгляд Рейфа в тот момент был взглядом человека, который понял, что на его любовь не отвечают.

Шаан узнала этот взгляд, потому что сама испытывала сейчас то же чувство, и ей было больно, нестерпимо больно…

Но с какой стати она сидит здесь, обвиняя его в предательстве, если она и раньше знала, кого любит Рейф? Ведь он не виноват, что она дошла до такого безумия: позволила себе влюбиться в него.

Ведь он не ждал и не просил ее любви!

«Но это он настаивал на том, чтобы Пирс и Мэдлин – они оба – исчезли из нашей памяти», – мрачно напомнила себе Шаан. И то, что он встречался с Мэдлин, было предательством по отношению к Шаан.

– Ты уйдешь от него?

Уйти?

При этой мысли Шаан мгновенно охватила паника. Страшная, непреодолимая, она наполнила ее душу ужасом и сковала тело ледяным холодом.

«О Господи, помоги мне!» – молилась Шаан, осознав всю глубину своей потери.

– Я не могу сейчас думать, – прошептала она, поднося дрожащие пальцы к глазам. – Мне нужно какое-то время… какое-то место, чтобы…

– Все, что тебе нужно, Шаан… – нетерпеливо перебила ее Джемма, – так это открыть наконец глаза! Неужели тебе мало, что тебя постоянно ослеплял Пирс? Зачем тебе нужно было повторять все это с его неблагодарным братцем?

Шаан подняла голову.

– Ч-что ты имеешь в виду? Джемма взглянула на нее, и в ее глазах Шаан прочла горькое презрение.

– Пирс разыгрывал представление из отношений с тобой фактически с самого первого дня, – произнесла наконец Джемма. – Все это замечали… Видели, что его чарующие улыбочки и обольстительные манеры всего лишь часть игры. Но ты, ты попалась на эту удочку, потому что ты доверчивая дура. За это и поплатилась! Но так ничему и не научилась! И стала заниматься абсолютно тем же самым с его братом! – раздраженно заявила Джемма. – Поэтому пожалей себя, Шаан, – закончила она, – и освободись от проклятых братьев Дэнверс навсегда, пока они не разорвали тебя на части!

«Слишком поздно, – подумала Шаан. – Они уже разорвали меня на части».

– Как ты думаешь, что они делали в этой гостинице, раз выходили оттуда вместе? – внезапно спросила Джемма.

О Господи! Шаан вскочила со своего места, не в силах смириться с очевидным ответом на этот вопрос.

– Мне н-нужно уйти, – дрожащим голосом пробормотала она.

– Нет, Шаан! – Джемма быстро схватила ее за руку, не давая сдвинуться с места, а в ее глазах светилась неприкрытая боль от сознания того, что она так жестоко ранила сердце подруги. – Прости, что я сказала об этом. Пожалуйста! – умоляла она. – Сядь, и мы еще подумаем, что тебе теперь делать! Ты сейчас не в том состоянии, чтобы идти куда-то!

Не в том состоянии.

Шаан так и не пришла в «то» состояние, когда час спустя входила в дом Рейфа.

Нужно было возвращаться на работу, но она не могла. Да и какой был бы в этом смысл, если она едва могла думать, едва могла передвигать ноги, едва могла делать что-то осмысленное. Ей казалось, что все внутри нее заледенело.

Но и в этом доме она не могла находиться одна. Шаан поняла это, как только переступила порог. За последние несколько счастливых недель она уже начала считать его своим домом; сейчас же он казался ей чужим и враждебным.

И пока она стояла среди его отполированной деревянной роскоши, в ее сознании возник образ настоящего дома, а не созданного слепой иллюзией.

Единственного дома, в котором она смогла бы сейчас дышать…

Когда вечером, около восьми часов, раздался звонок в дверь, Шаан, хоть и ждала его, все-таки с трудом заставила себя подняться с кресла, в котором сидела, бездумно уставившись на мерцающий экран телевизора.

Ощущая болезненную сухость во рту, спокойная, но очень бледная, Шаан заставила себя выйти из гостиной и прошла через холл к двери. Она увидела высокую темную фигуру. Ощутила его раздражение, которое буквально проникло через преграду, когда он в очередной раз нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Шаан зачем-то провела дрожащими пальцами по бокам своих поношенных джинсов.

Она не надевала их с тех пор, как покинула этот дом – дом ее дяди и тети – около двух месяцев назад. Не надевала и простенького вязаного свитерка, длиной до талии, который был на ней сейчас. Эти вещи принадлежали к тем, что она оставила здесь, да так и не забрала.

Другая ее одежда осталась висеть в шкафу в доме Рейфа. Она не взяла оттуда ничего. Ей просто невыносима была сама мысль о том, чтобы войти в их спальню и взять свои вещи.

Она только зашла в кабинет Рейфа и написала ему записку, которую вложила в конверт вместе с обручальным кольцом. Не с тем, что Рейф надел на ее палец в момент бракосочетания – Шаан считала, что как жена Рейфа она обязана носить его, – а с другим… Ключи и конверт она оставила на столике в холле, чтобы Рейф увидел их сразу, как войдет в дом.

Записка получилась очень короткой. Шаан хотела сохранить хоть какие-то остатки гордости и самоуважения, поэтому не могла написать, что уходит лишь из-за того, что обнаружила предательство Рейфа.

«Я больше не могу жить в этой лжи» – вот все, что значилось в ее немногословном послании.

И вот он пришел сюда, как она и ожидала, чтобы обрушить на нее свои «почему», на которые Шаан, решившая утаить правду, не знала, что ответить.

«Ты дура, Шаан, – говорила она сама себе, пока ее трясущиеся пальцы пытались справиться с замком и медленно распахивали дверь. – Тупая, доверчивая дура».

Потом ее сердце дрогнуло, что случалось с ней всякий раз, стоило ей взглянуть на этого мужчину.

Рейф стоял перед ней в той же самой одежде, в которой она видела его с Мэдлин. Тот же серо-стальной костюм, который прикасался к другой женщине, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Та же белая рубашка, тот же синий галстук в полосочку, только узел ослаблен на напряженной загорелой шее. Да три верхние пуговицы рубашки расстегнуты…

Его лицо казалось мрачной маской. Шаан не хотела думать о том моменте, когда оно приобрело такой вид. Серые глаза ничего не выражали, пока он какое-то мгновение смотрел ей в лицо, словно пытаясь найти в нем признаки того, что все случившееся – лишь неудачная шутка.

Но он не обнаружил таких признаков и, похоже, принял это.

– Можно мне войти? – тихо спросил он.

Шаан опустила ресницы, боясь, что глаза выдадут ее, и отступила на шаг назад, молча разрешая ему войти.

Он остановился прямо перед ней, отчего сердце Шаан едва не перестало биться. Ее побелевшие пальцы отчаянно сжимали дверную ручку. Какое-то время они так и стояли молча, ощущая лишь невероятное напряжение, возникшее между ними. А магнетическая сила его присутствия терроризировала сознание Шаан, пробуждая мысль о том, что она не должна была этого делать.

Потом он протянул руку, и Шаан вся напряглась. Ей показалось, будто он хочет прикоснуться к ней. А она знала, что не сможет вынести этого прикосновения, что все ее взбудораженные чувства сразу выйдут из-под контроля и она не сможет сдержаться…

Но он только осторожно снял ее онемевшую руку с дверной ручки и тихо закрыл дверь. Потом двинулся в направлении гостиной, а она осталась на месте, дрожащая от волнения, пытаясь выкроить несколько секунд, чтобы обрести прежнее «спокойствие» и найти в себе силы приблизиться к нему.

Рейф стоял посреди комнаты. Пиджак его был расстегнут, а руки уперлись в бока, и этот жест говорил яснее ясного, насколько Рейф раздражен.