Тем не менее долгая работа над собой смогла привести к положительным изменениям.  В какой-то момент я заметила, что стала более спокойной, а сильные эмоции не заставляли задыхаться. Может, сыграл свою роль университет, который забирал всё время. Я перестала чувствовать, как внутри меня затягивалась очередная ранка, а на ней образовывалась корочка, которая ранее сразу оказывалась сорванной. Больше на моих руках или бёдрах не появлялось тонких красных линий. И я гордилась собой: отравляющая меня годами тьма осталась в прошлом. Так или иначе мне искренне хотелось в это верить.

Из раздумий меня вырвала грубый голос:

– Что здесь делает такая красавица? – повернувшись на звук, я столкнулась с неприятной усмешкой на лице человека, который не внушал ни капли доверия. Мои глаза принялись искать знакомые лица. – О нет, не говори, что ты знаешь Жана. Или ты его подружка? – он открыто насмехался надо мной, а я так глупо растерялась, не ожидая подобных выпадов.

Я продолжила всматриваться в лица присутствующих, и в итоге мой взгляд зацепился за Алексея Викторовича. Понимание, что он был не один, пришло не сразу. По-видимому, мозг просто отказывался верить в реальность происходящего. Рядом со вчерашним знакомым шёл человек, о котором я запретила себе вспоминать после выпуска из университета.

Это происходило опять; перед глазами сама собой возникла картина четырёхлетней давности. И не было никакого смысла списывать всё на игры разума. Слишком долго этот человек был в моей жизни, чтобы я его перепутала с кем-то. Воронцов. Кто бы могу подумать, что они не просто однофамильцы.

Это проклятие. 

– Ку-ку! Я ещё здесь. Или ищешь своего принца, без которого поговорить со мной большая честь? – будто издалека, послышалась французская речь, которая звучала крайне резко.

– Извините, я просто не хочу говорить с вами.

– А, значит, вот как, – всё это время я продолжала смотреть, как Воронцовы – отец и сын – приближались к нам. Первый заметил меня и приветливо махнул рукой, второй – выражал полную незаинтересованность окружающей обстановкой. Но когда последний всё-таки увидел меня, я вернула своё внимание к французу, который уходить не собирался.

– Твоё право, красавица. В любом случае я зашёл поздравить Жана. Думаю, я правильно выбрал место, чтобы его дождаться, – он отпил из своего бокала, а у меня возникло желание закатить глаза из-за его манер.

– Добрый вечер, Валерия, – рядом прозвучала русская речь.

Они подошли слишком быстро; я не успела ни сбежать, ни решить, что делать. Его спутник остановился чуть поодаль и выражал незаинтересованность в беседе.

– О Боже! Похоже, я не прав насчёт Жана. Вот, кого ты ждала? – брови этого идиота картинно взлетели вверх. За что мне это?

В следующее мгновение произошло одновременно несколько вещей: к нашей компании буквально подлетел Жан, которого с заметным усилием пытался притормозить Поль, а на лице Станислава Алексеевича пронеслось множество эмоций – от неприязни до плохо скрываемого гнева. Казалось, он всеми силами сдерживался, чтобы остаться стоять на месте. Алексей Викторович выглядел растерянным от непонимания происходящего, и я полностью разделяла его чувства.

– Что ты здесь делаешь? – Жан говорил практически шёпотом, пропитанным отвращением.

– Зашёл поздравить. Ты не рад меня видеть? – в его голосе звенела невозможная самоуверенность. – Ох, я тут познакомился с такой красавицей. Но она занята и даже не тобой, – он метнул насмешливый взгляд на Воронцова старшего.

– Исчезни, пока я прошу по-хорошему, – внезапно я испугалась, что ещё немного и Жан сорвётся. Поль сжимал плечо своего друга, чтобы не допустить лишних порывов, и с таким же отвращением смотрел на незваного гостя.

– Я уже ухожу. Дела не ждут, знаешь ли, – он с намеренной небрежностью оглядел каждого. – Что ж, развлекайтесь! – остановив свой взгляд на мне, он подмигнул и направился к выходу.

– Всё в порядке? – ко мне обратился обеспокоенный Алексей Викторович.

– Сейчас, думаю, должно быть, – когда я осторожно посмотрела на Жана, у меня возникло чувство, что тот хотел что-нибудь или кого-нибудь хорошо приложить об стену или пол.

– Скажи месье Воронцову, что нам очень жаль и мы просим прощения за эту сцену. Проводи наших гостей к столику, где ты сидела. Мы отойдём ненадолго и вернёмся, – Поль ободряюще кивнул мне, и они оставили нас одних.

– Несомненно, это была не самая приятная встреча, – понимающе заключил Воронцов старший, когда мы сели за стол. За всё это время его сын не проронил ни слова. – Теперь же давайте о хорошем, – он хлопнул ладонями о колени. – Это мой сын – Станислав. А это Валерия – очень милая девушка, которая к тому же прекрасно говорит на французском. К сожалению, у нас не было времени пообщаться больше, но она хороший человек.

– Приятно познакомиться, – я с подозрением глянула на Станислава Алексеевича. Неужели он решил сделать вид, что мы незнакомы?

– Мне тоже, – как жаль, что это не было правдой.

– Хотел вас познакомить, – продолжил Алексей Викторович. – Станислав не видит ничего, кроме работы и моей внучки. Я подумал, вы могли бы попробовать найти общий язык.

Удивление скрыть не получилось. Казалось, это искреннее беспокойство о сыне, но разве о таком говорят на второй встрече? Да и сама идея была до смешного абсурдной. Пока я подбирала правильные слова, за меня всё решили.

– Мы можем встретиться, например, завтра днём, – мужчина посмотрел мне в глаза, а я окончательно перестала понимать, что сейчас происходило. – Скажите, как вам будет удобно. Я свободен целый день.

– Лучше утром, часов в десять.

Возможно, стоило отказаться, ведь эта встреча была неуместной. Однако некстати вспомнилась нездоровая привычка: неспособность нормально отказываться от его предложений. Мы обменялись номерами, а Алексей Викторович хлопнул сына по плечу и, казалось, расслабился. Я же теперь сидела словно оглушённая, пытаясь переварить произошедшее.

Совсем скоро к нам присоединились хозяева вечера, которые ещё раз извинились за неприятную ситуацию. Поль пытался поддержать меня улыбкой, скорее всего, считая, что причиной моего состояния являлся недавний конфликт. Настроение Жана тоже не было таким радостным как ранее. Переводил всё это время Станислав Алексеевич; сквозь окутавший меня шум его французский звучал всё так же прекрасно, как я помнила.

4,5 года назад

Где-то там есть жизнь.

Где-то там люди искренне улыбались друг другу.

А я здесь, в моей безопасной коробке. Не то чтобы она в самом деле являлась безопасной, да и не коробка вовсе, но чувствовалось это именно так. Не было и речи о шаге в сторону с намеченного пути, одни и те же действия повторялись изо дня в день. Один месяц сменял другой, а я топталась на месте, и не всегда успевала сделать рваный вдох. Но если на пару мгновений прикрыть глаза, то получится снова улыбнуться. Всё в порядке.

Люди вокруг меня смеялись, и я смеялась вместе с ними. Звуки вырывались сами, мне не было понятно, по какой причине: желание не выделяться, рефлекс или же нервы совсем ни к чёрту? Никто не видел, как во мне рушилось всё что можно и нельзя, а осколки больно резали изнутри. Они продолжали шутить, а я отсчитывала минуты до момента, когда окажусь в одиночестве.

Сегодня был первый учебный день после зимних каникул. Через полгода одиннадцатый класс останется позади, пройдут экзамены. Меня ждали поступление в университет и смена сложившегося распорядка жизни. Однако у меня были сильные сомнения, что это приведёт к каким-то изменениям.

А сейчас у меня вновь появилась возможность сидеть у гардероба и думать о том, как не хотелось идти домой. Там ждали лишь непрорешенные варианты по обществу и французскому. Родители были всегда заняты работой, а мной они интересовались постольку-поскольку: мои оценки не должны были «отрицательно сказываться на образе нашей идеальной семьи». За исключением школы и еженедельных отчётов об успеваемости, я была предоставлена самой себе.