Лада не стала долго мудрить, налила в кастрюлю воды, чтобы сварить гречку и застыла:

– А на чем готовить?

– На плите.

– И где ж она?

– Вот это плита, – указал Кеф на толстое прямоугольное стекло в виде трехслойного желе, снизу белого, потом кораллового, а сверху цвета молока, сильно разбавленого водой, с вырезаными кругами. – Берешь вот так, сдвигаешь изолирующий камень – и готовишь.

Кеф ловко сдвинул белым крючком круг, и на Ладу пахнуло жаром – обнажилась красная прослойка ″желе″.

– Если нужен жар посильнее, можно снять еще один слой изокамня.

Кеф продемонстрировал, как это делается, забрал кастрюлю из её рук, поставил на пышущий жаром красный круг.

– Алогорский хрусталь добывают в Красных горах, он бывает разных цветов и мощностей. На красном готовят, зимой с его помощью обогревают дома. Хорошая штука, но очень дорогая. Когда закончишь готовить, просто закроешь изокамнем. – Кеф опять лёг на диван, закинул ноги на поручни.

Лада прикоснулась к плите: прохладная. А кастрюля с водой нагревалась. Да, хорошая штука.

– А это, я так понимаю – духовка?

– Это печка.

Внизу просто на деревянной полке стоял нетронутый белый ящик с изокамня и алогорского хрусталя. Похоже, хозяйка дома им ни разу не пользовалась.

– Кеф, а вы здесь раньше гостили? – спросила, пересматривая крупу.

– Да, и не раз. Жехарду надо было.

– Дейра всегда такая приветливая?

– Всегда. Но раньше хоть можно было магией пользоваться. А сейчас придётся посуду вручную мыть.

– Подумаешь, проблема. – Лада повернула винт бронзового крана. – Главное, вода горячая течет.

– Ну-ну, приступай, а я посмотрю, может, вспомню как это делается, – поднялся с дивана Кеф.

Лада закатала рукава, но потом посмотрела на скомканную в углу тряпочку, подняла её за кончик и боевой настрой погас.

– Фуу… Постирать, что ли? – спросила сама себя. – Вроде новая, но слизкая, блин.

– Выбросить… – послышался из-за плеча тихий шёпот Кефа.

– Постирать, – приняла решение и огляделась в поисках хозяйственного мыла.

– Вы-бро-сить, – ещё настойчивее, но уже еле слышно прошептал Кеф, легонько обнимая её за талию.

– С таким шёпотом надо подходить из-за левого плеча, – обернувшись, спугнула паренька тряпочкой, и он тут же отскочил в сторону.

– Что, страшно? Недоделки пугают, да.

– Страшно. А почему с левого?

– Потому что на левом сидит чертик, а на правом – ангелочек, вот он прошептал бы: "по-сти-рать", – скопировала тон Кефа, нашла мыло.

– Чертик – существо вроде нашего штюха, а ангелочек – как блистр, слуга Сияющего? – догадался Кеф. Ты могла бы оторвать кусок вон той чистой ткани. В чем, собственно, разница между подсказками вашего ангелоча и чертика, если результат будет одинаковым?

– Может, в запахе, ощущении чистоты? В настроени, что потянется шлейфом от твоего выбора? – Лада в который раз намыливала ветошь и смывала водой.

– О, я слышу, как ангелочек шепчет мне…

"Вымой пол," – прошептала Лада, чуть приблизившись к его правому плечу и добавила вслух:

– А ты сообразительный. Приступай.

Кеф вздохнул и начал уборку. Лада отжала выстиранную ткань, встряхнула, Кеф, оказавшийся рядом, даже не подумал отшатнуться.

– Уже не страшно?

– Нет. Понятно, почему ангелочки побеждают, – улыбнулся снизу, надраивая пол.

Лада все же сделала ветошь из чистой ткани и принялась мыть посуду.

Вымыв, начала вытирать пыль, попутно исследуя содержимое шкафчиков. Приятным сюрпризом оказалось наличие специй, порошка какао, сахара, соли, муки, множества приятно пахнущих трав и различных сухофруктов. Кеф тут же без стеснения пополнил последними свои свои запасы. Гречка сварилась, пол был вымыт и окна тоже, когда явились охотники с уже освежёванной и выпотрошеной тушкой непонятного зверька.

– Ноги вытирайте, – указал Кеф на расстеленную у порога мокрую тряпку. – Не для того я тут горбатился, чтобы вы натоптали заново.

– Ты горбатился? Шутишь! – Равд подчёркнуто старательно вытер подошвы ботинок. – Лада, ты волшебница.

– Королева, – поправил Жехард, подошёл совсем близко, высыпал на тарелку горку спелых, немного помятых ягод земляники, поймал взгляд Лады.

"…ягодка – красная, сладкая," – вспомнила и почувствовала, что лицо начинает заливать краска; тут же взяла нож и начала энергично разрезать тушку на мелкие кусочки, искоса взглянув на наблюдающего за ней парня. Он поднял брови и отошёл.

Лада поставила тушить мясо в самой большой сковороде на маленьком огне, а сама вышла через заднюю дверь в поисках огорода.

Он нашёлся за домом, засохший, заросший бурьянами, но все же можно было распознать грядки морковки, лука и петрушки; чуть дальше розовели бока переросшей, но всё ещё пригодной для употребления редиски, которую Лада с радостью набрала в захваченную с собой глубокую никелированную миску с рисунком двух грибочков в траве – кажется, серонцы не только людей с Земли подворовывают.

С трудом вырвав несколько луковиц и нащипав зелени, оглянулась на Буйный, окружавший поляну с домом. Лес казался таинственным, живым и опасным.

Вспомнила себя в детстве, то, как верила в сказки. На ночь папа и мама всегда занавешивали окна. Как-то маленькая Лада рассматривала свое отражение в тёмном стекле, а отец увидел и запретил это делать. На вопрос ″почему? ″ ответил, что ночью из лесу выходят волки, медведи, лисицы и бродят под окнами.

Ладе тогда сразу представились восхитительные звери, похожие на ожившие цветные иллюстрации с книги сказок. Некоторое время она все равно украдкой посматривала в окно, отчаянно мечтая увидеть хоть кого-то, хоть мельком, но так никого и не увидела. Какими яркими были детские фантазии!

Лада как сейчас увидела отца, оторвавшего взгляд от книги, чтобы взглянуть поверх очков и очень серьезно ответить дочке на её вопрос… Она вспомнила и тот страх из-за бродящих под окнами ночных зверей, и детскую радость из-за того, что у неё есть сильный папа, стены дома толстые, а дверь закрывается на ключ.

И вот, пожалуйста: она реально в месте, где из лесу может выйти кто угодно и что угодно.

И ведь не обвинишь родителей в том, что зря пугали ребенка. Отец, пока был жив, формировал ей особенное восприятие мира, окружая отобраными мультфильмами и книгами. Даже в детский сад Лада пошла только перед школой. Папа по возврасту годился в дедушки, его не стало, когда Ладе было тринадцать. Некоторое время после его смерти Лада и мама плакали и грустили, обнявшись, а потом грусть посветлела, преобразовалась в светлую память. Именно тогда по настоянию бабушки Лада выучила несколько молитв, одна из которых, самая красивая, стала её любимой.

Солнце садилось, закатное небо горело алым, лес отбрасывал длинную тень, полностью погрузив в неё дом и крохотную поляну огорода. Легкий порыв ветра обдал холодком, сопровождающимся более громким и тревожным шелестом леса. Лада поспешила в дом, из окна которого уже доносится аромат тушеного мяса.

Испекла пресные лепёшки, сделала салат. Показалось, что этого мало, сварила ещё бабушкин кисель из найденных сухофруктов и принесённых Жехардом свежих ягод, используя вместо крахмала муку и добавив щепотку мускатного ореха. Попав в блекло-бурое варево, ягоды земляники пускали яркие красные шлейфы, закрашивая неприхотливый десерт в более красивый цвет и насыщая свежим ароматом, но сами поблекли. Лада добавила сахара и начала накрывать на стол.

Кеф и Равд, уже переодевшись и освежившись, гладили Бусика на крыльце, когда Лада выглянула из двери и беззаботно сообщила:

– Близнецы, ужин готов!

В шею кольнуло чьим-то взглядом, оглянулась: на неё смотрела Дейра, разговаривавшая с Жехардом на углу дома.

– Дина Дейра, Жехард, вы идёте?

– Идём, Земляничка.

– Я не голодна! – Дейра крутанулась и широким шагом исчезла за домом.

Хорошо приправленное специями и зеленью, присыпанное тертым сыром, мясо имело неимоверный вкус. Проголодавшаяся компания проглотила все до последнего кусочка; к большой радости Лады гречка тоже пользовалась успехом, была вкусной, и в достаточном количестве. Мысленно похвалила себя за то, что заведомо отложила на завтра парням в дорогу мяса и лепёшек, а так же порцию ужина для хозяйки дома.