Арья так много ерзала и дергалась, что на нее ушло вдвое больше времени. Все это время Али наблюдала, как Санса упражняется в письме, сидя за своим маленьким столом, у нее был самый аккуратный из них всех почерк, и было что-то завораживающее в том, как деликатно она выводила каждую букву, как перо скользило по пергаменту. Арья, несмотря на возраст, превосходила их обеих в счете, но Али все равно намного больше нравилась история. Она ее любила, хотя все их уроки очень удобным образом обрывались на трагедии Летнего Замка.
Если бы она была мальчиком, подумала Али, она молила бы о разрешении поехать учиться в Старомест, чтобы стать мейстером. Было бы так замечательно чудесно знать обо всем, что окружает их в мире. Но женщин не допускали в Цитадель. Она не знала, почему. Вернее знала, но эти объяснения никогда не казались ей достаточными. Дорн позволял женщинам наследовать до их братьев и править. И разве ими не правила королева-регент и ее совет, пусть даже в совете были одни мужчины? Почему женщинам не позволяли учиться и изучать искусство астрономии, целительства и архитектуры? Она знала многих умных женщин, высокородных и из простонародья. В конце концов она сошлась на том, что никогда не выйдет замуж за лорда, у которого не будет библиотеки. Он может быть самым красивым мужчиной Вестероса, но если он не будет любить читать, она будет его презирать. Это было бы такой пустой потерей возможности.
Когда с Арьей наконец закончили, она спрыгнула с стула со вздохом облегчения и опять запрыгнула на кровать. Санса оглянулась и ахнула, капнув чернилами на ее красивые буквы.
– Не лезь в мою кровать своими грязными ногами!
– Мои ноги не грязнее твоих!
– Нет, грязнее, я знаю, что ты все утро проторчала в конюшнях, смотрела как ковали лошадей! Матушка, скажи ей…
– Ты крыса, вечно на меня жалуешься…
– Ты пришла в мою комнату вся в грязи…
Али осторожно пробралась мимо ссорящихся, а Кейтлин встала между своими дочерями: Арья сняла с ноги туфлю, чтобы бросить в Сансу, которая была очень занята одновременно крича на свою сестру и отчищая капли пролитых чернил. Али заняла место рядом с швеей. Ее новое платье было бледно-голубое, чтобы подчеркнуть цвет ее глаз. Она бы запротестовала, но она всегда обычно предпочитала более холодные оттенки. Она терпеливо ждала, пока с ней закончат, и остаток дня провела в уроках танцев с Сансой и Джейн, жалея, что с ними не было Эддары Толхарт, с которой они могли бы друг другу посочувствовать: Али любила музыку, и ей нравилось смотреть, как танцуют другие, но не могла похвастаться собственными талантами.
Наконец день склонился к закату, и они все пошли к воротам замка. Это не был визит каких-то могущественных лордов, так что им не так важно было выглядеть богаче всех, а детям вести себя как можно лучше, но все же в воздухе было ощущение чего-то непонятного. Али не могла сказать, что это было. Любопытство? Она всегда была любопытна, так что это не было чем-то необычным, но она полагала, что это могло быть потому, что Лианна Старк не была здесь с самых похорон отца. И тогда она приехала одна, на позаимствованном жеребце и с мечом за спиной.
Во всех историях Али описывали ее сводную сестру как красавицу, чья красота была ее проклятьем, потому что именно она заворожила Рейгара и побудила Роберта на восстание, но тогда она не была красивой. У нее были темные круги под глазами, лицо было худым, и она оставалась только три дня, чтобы оплакать отца, а потом уехала на рассвете, не попрощавшись. Вернулась к своему лорду из грязей, шептались слуги. Единственный мужчина, который пожелал ее принять после ее позора.
Это была ложь – Али знала, что были предложения, в конце концов – от Мандерли, от Болтона, от Амберов – но когда дикая и распутная Лианна вышла замуж, вышла она за Фенна из Лилифена, брата Жианны, жены Хоуленда Рида.
Когда Лианна Старк наконец вернулась домой, со своим ребенком-бастардом, которого она называла Бен Сноу, несмотря на то, что он родился в Королевских Землях, ее приняли в Дозоре-в-Сероводье, а не Винтерфелле, как будто бы для того, чтобы помогать больной жене лорда Хоуленда, и потому, что ее лорд-отец запретил ей или ее сыну-драконьему семени когда-либо появляться в его замке. Но это были только слухи, как и слухи, будто со временем Лианна отрастила жабры и перепонки между пальцев, и попала под чары Уила Фенна, который, по слухам, был маленьким, как карлик, но его бронзовые ножи были покрыты ядовитыми слезами. Ходили слухи, что у него был раздвоенный язык, и он наполовину был колдуном через свою мать ведьму, и Али всегда в этом сомневалась.
– Я слышал, у нее есть еще один ребенок, – дружелюбно сказал Берон, спускаясь по ступенькам и становясь рядом с ней, пока открывались ворота. – Девочка. Будто их и так уже не достаточно, – он улыбнулся собственной шутке, и Али закатила глаза.
– Я слышала, Риды приедут вслед за ними, – ответила она, – раз уж мы говорим о девочках.
Когда она в последний раз видела Берона в присутствии Миры Рид, он был необычно тих, и красными у него были не только волосы.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотал он под нос, приняв вид надменного лорда, и Теон усмехнулся, явно услышав ее шутку, а Криган беспокойно переминался с ноги на ногу перед ними. Бран пытался разглядеть, что происходит, вытягивая шею, а Арья склонилась перед ним, чтобы он мог видеть из-за нее, хотя она не была намного выше него. Они хихикали и едва не упали прямо на Сансу, которая выглядела недовольной, что они так ведут себя перед гостями, но потом взгляд Али скользнул дальше…
Уил Фенн редко ездил верхом раньше, это было очевидно, по легкой неловкости, с которой он спешился. И наоборот, его жена с легкостью слетела с седла, и когда они встали рядом, стало очевидно, что он и не был карликом, но и слишком высоким для болотника он тоже не был. Лорд Фенн был на дюйм ниже своей жены, но вел он себя не так, он шагнул вперед и опустился на одно колена перед Недом и Кейтлин. Лианна коротко поклонилась, она была одета по-мужски, хотя сейчас не носила меч, насколько видела Али. Вместо того, она держала на руках маленькую девочку – потом она опустила ребенка, которому было лет шесть или семь, и крепко обняла брата.
– Как хорошо увидеть тебя, сестра, – тепло сказал Нед, и Лианна что-то пробормотала в ответ, мягко и настороженно улыбаясь на глазах всех жителей замка.
Фенн что-то сказал маленькой девочке, и Али услышала ее имя – Рая – пока не заметила, что спешился третий всадник. Он был выше Лианны и выше Уила Фенна, и тогда она поняла, к своей неловкости, что это был Бен Сноу. Она даже не была уверена, что они привезут его с собой. Когда люди говорили о бастарде Рейгара Разрушенного, она представляла кого-то со светлыми волосами и глазами, возможно очень утонченного, дорого одетого. Она не представляла, почему – он же не рос при дворе и не был оруженосцем какого-нибудь знатного рыцаря. У него не были светлые волосы, и он не казался утонченным. Он был высоким и худым, с мрачным лицом, с коричневыми, почти черными волосами, которые сейчас убирал от лица рукой в перчатке. Он казался старше четырнадцати лет, старше Берона, и когда он поднял голову и оглядел древние стены Винтерфелла, что-то странное скрутилось в ее животе.
Она не была уверена, беспокойство это, страх или ожидание чего-то. Какое ей было дело до внебрачного сына мертвого короля? Он скорее всего отправится на Стену через несколько лет – что еще ему оставалось? Ему никогда не позволят ни на ком жениться, особенно на ком-то из богатой и могущественной семьи. Но было странно. Он казался странным. Когда он подошел ближе, она поняла, что это было то же чувство, что в крипте. Она боялась, не его, но чего-то другого, и она не была уверена, чего. Он стоял рядом со своей матерью, взяв сестру за руку и кивая чему-то, что говорил ему Фенн, а потом коротко улыбнулся Рае, которая смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Подойдите и поздоровайтесь с Феннами, дети, – сказала Кейтлин, и матушка положила руку ей на плечо, и Алисанна Старк оказалась лицом к лицу с Беном Сноу, и их взгляды встретились, и они оба почти скривились, он при виде ее фиолетовых глаз Таргариенов, она при виде его серых глаз Старков, серых глаз, которые она всегда хотела для себя. Она быстро пришла в себя и вежливо улыбнулась, задаваясь вопросом, не положено ли ей сделать реверанс – он, конечно, бастард, но высокородный – и он коротко поклонился, пробормотав:
