Она ненавидела, что стала такой огромной. Она всегда так много двигалась, всегда была в движении, а теперь была вынуждена ходить так медленно, ее дыхание было быстрым и коротким, застревая в ее горле, ее ноги сводило после каждого шага. Она едва спала по ночам. Она чувствовала себя так, словно ее заперли в чужом теле. В теле какой-то другой, незнакомой ей девушки, бледной, мягкой и беспомощной, вынужденной только сидеть и ждать. Но ожидание и было все, чем она занималась с самого Харренхола, она просто не понимала этого. Она ждала Рейгара, потом ждала его снова, в Башне, потом ждала, когда он ее вызовет, потом ждала здесь, ждала суда Брандона, а теперь она ждала чего-то, чего даже не хотела.
Прошлой ночью ей приснилось, что она родила Рейгару дочь, которую он так хотел, но девочка была покрыта кровавой чешуей, ее глаза были молочно-белыми и слепыми. Бесполезные крылья свисали с ее сгорбленной спины, а между ног висел вялый кожаный хвост. Она завизжала от страха, когда повитуха протянула ей ребенка, но в ее сне Рейгар забрал ее от него и расплакался от счастья, протягивая ребенку палец, который та начала сосать.
– Она прекрасна, Лия, – сказал он ей, и она содрогнулась от ужаса и страха, когда ребенок заплакал. – Наша Висения. Настоящая драконья принцесса.
Она против своей воли начинала дрожать каждый раз, вспоминая это.
Это был просто кошмар. Ребенок будет здоровым и сильным, большим и крепким, как Брандон. В нем ничего не будет от Рейгара, ничего. «И что тогда?» – злобно спросил тот маленький голосок. «Рейгар увидит, что ты родила волчонка, а не змея, и в отвращении отправит тебя домой? Так ты думаешь?» Он может это сделать, упрямо говорила она себе, может. Может быть это так его разозлит, что он отправит ее и ребенка подальше. «Или велит отрубить тебе голову, а ребенка выбросит в Черноводную».
Или он может в кои-то веки сдержать слово, и будет настаивать, чтобы они попытались снова. В ее животе все неуютно поджалось от этой мысли. Она этого не хотела. Не хотела, чтобы он к ней прикасался. Не хотела, чтобы он был рядом, и уж точно она не хотела, чтобы он оказался в ее постели. Ей не было дела даже если он не прикоснется к ней больше никогда, пусть она увянет в тенях, пусть люди будут плевать ей в след, когда она будет проходить мимо, если только она будет свободна от него. Но Рейгар явно дал понять, что в его великом плане значение желаний Лианны значило все меньше и меньше.
Сир Левин придержал для нее дверь в богорощу. Она пробормотала благодарности и пошла дальше, несмотря на боль в ногах и спине, несмотря на усталость. Если она остановится, то не сможет двинуться снова. Теперь ребенок пинался меньше. Рейгар должен был уехать через три дня, повести армию в Королевский Лес и вышвырнуть оттуда повстанцев раз и навсегда. Она надеялась, что Роберт устроит ему долгую погоню, чтобы Рейгара не было здесь, когда родится ребенок. Она не хотела, чтобы он его видел, не хотела, чтобы он его держал, не хотела, чтобы он дал ему имя. Роберт скорее всего скоро умрет, подумала она. Это была ее вина. Она не любила его, верно, но даже в самых черных мыслях, девочка, которой она была, не желала ему зла, кроме хорошей трепки или падения с лошади. Наверное, он ее теперь ненавидел, может быть, желал никогда не слышать ее имени, никогда не видеть ее. Он не знал ее на самом деле, а она не знала его. Он знал достаточно, чтобы поверить, что она изменится, смягчится, научится его любить как, утверждал он, он любил ее. Она знала достаточно, чтобы понять, что он никогда не изменится. Оба были уверены, что другой неправ. Если бы она не сбежала, они были бы уже женаты. Может быть она уже ждала бы его сына.
Это было уже неважно. Она бы слепо желала быть в другом месте, какой бы выбор она не сделала. В сказках, где девушки совершали глупые поступки, уходили слишком далеко от дома, влюблялись в не того человека, в конце всегда был урок, неважно, выживали они или умирали. Некоторых спасали, и они жили долго и счастливо со своими галантными рыцарями, а некоторые красиво умирали в постели из роз и плюща, под поцелуями их несчастных возлюбленных. Но из этого следовало извлечь урок. Никто не пришел спасать ее, и она была уверена, что если умрет, то ее смерть не будет красивой и приятно пахнущей. И она не была уверена, какой урок она извлечет, чего еще она не знала.
Но девушки в тех сказках были ненастоящими, конечно, так что неважно, что с ними происходило, только то, как красиво это рассказывалось, и заставляло ли это тебя ахать, плакать или смеяться. Лианна не знала, как она расскажет свою историю, если выдастся возможность. Это не будет красивая, приятная или героическая история. Может быть она сможет поменять имена, место действия, лица. Но даже тогда все будут понимать, чем все кончится. Она приподняла юбки, перешагивая через упавшую ветку, и вздрогнула, почувствовав, как сверху что-то пролетело. Ворон присел на ближайшее дерево, резко каркая на нее.
– Уходи, – сказала она. Ее волосы стали дыбом. Ворон снова каркнул.
– Миледи? – сир Левин стоял на расстоянии позади нее, но теперь подошел к ней. – Вы что-то сказали?
– Уходи, – сказала Лианна, но ее голос был едва громче шепота. Ее скрутило от боли. Она схватилась за живот.
Ворон закричал и взлетел, устремляясь в покрытое облаками послеполуденное небо.
Между ее ног что-то потекло. Лианна застыла на месте, потом почувствовала, как загорелось ее лицо. Она осторожно двинула руками, приподнимая юбки. Это что… Последовала еще одна волна боли, как давление, на нижней стороны ее спины, и она ахнула и склонилась от боли. Сир Левин уже стоял рядом с ней.
– Как давно вы испытываете боль? – осторожно спросил он, успокаивая ее, подумала она, подавляя стон.
– С самого… утра… но не так… мейстер говорил, что это обычное дело, когда… – она остановилась, чувствуя тошноту.
– У вас воды отошли? – спросил он, с легкостью поднимая ее на руки, не обращая внимания на ее крик.
– Я не… – она сжала пальцами его белую броню. Небо качалось над ней. Она все еще слышала карканье ворона вдалеке. – Слишком рано, – она в панике ухватилась за эту мысль. – Слишком рано, этого не может… мне сказали, что еще недели три до рождения, этого не может быть…
– Дети рождаются, когда пожелают, миледи. Так было с моей сестрой, – он прибавил ходу, почти перейдя на бег.
– Слишком рано, – простонала Лианна, когда снова вернулась боль. – Я… они должны все остановить, скажите мейстеру, чтобы остановили…
– Старайтесь дышать, – предложил он и плечом толкнул дверь.
– Но ребенок…
– Моя племянница родилась на целый месяц раньше, и смотрите, где она теперь. Дышите, – приказал сир Левин, и Лианна вздохнула.
Она отрывисто и рвано дышала, и все вокруг нее помутнело, и она закрыла глаза, пока не поняла, что они вошли внутрь, и ее уложили в постель. Раздавались голоса перепуганных служанок, потом быстрые шаги, и сир Левин пропал, пришел мейстер, который ухаживал за ней, Харис. Ее юбки задрали вверх, и она отчаянно вырывалась из хватки державших ее, пока он осмотривал ее, и потом он наконец обратился к ней, дрожащей, задыхающейся, и его лицо было мрачным.
– Ребенок рождается, – сказал он. – Раньше, чем позже. Вы должны приготовиться, миледи. Ваши бедра уже, чем было бы хорошо, – ее снова ударило болью, и она закричала, прерывая его. Казалось, время замедлилось для нее. Ее раздели и положили в теплую ванну. Запертые окна распахнули по приказу повитухи, которая пришла с двумя помощницами. В какую-то минуту ей показалось, что она слышала голос Рейгара, но он не вошел в комнату, к ее облегчению. Мужчин обычно не пускали в комнаты, где рожают их жены, а она даже женой ему не была.
Она могла быть в ванне или несколько минут, или несколько часов. Ее пальцы все сморщились, когда ее наконец вынули. Ей было жарко, жарче, чем когда-либо в жизни, даже когда у нее была лихорадка в детстве. Повитуха потребовала льда, и требовала, чтобы она ходила по комнате, резко вдыхая с каждой волной боли. Ей хотелось начать тужиться, но ее предупредили не делать этого. Она хотела, чтобы ребенок вышел. Немедленно. Она просто хотела, чтобы все кончилось, неважно, что они сделают, она просто хотела, чтобы он вышел. Что угодно, только не это. Что бы она не делала, это не приносило облегчения. Ей хотелось выпрыгнуть в окно.
